— Цени акт милосердия!
Вряд ли мой друг мог сейчас оценить что-либо. Он ракетой пролетел к унитазу, склонился над ним, и…
— … извини, брат, — с трудом проговорил он минут через пять, — так припекло, мать его! Не донес бы.
— Ладно, что там, — лениво откликнулся я, лежа в ванной с закрытыми глазами. — Это ты извини, я побалдею еще малость, а уж потом ты заходи, ополоснись…
— Да не вопрос, брат!
И он поспешил удалиться.
Я еще повалялся, окончательно приходя в себя, потом тщательно, докрасна растерся махровым полотенцем, после чего уступил ванную Танку. Он справился с омовением гораздо быстрее меня, да и вообще похмелье перенес намного легче. Мы сидели в кухне, пили горячий крепкий чай, и я, хотя восстановился, чувствовал еще легкое головокружение и муть внутри, а Танку все было нипочем, он уже азартно лопал бутерброды, жизнерадостно ржал, а затем, как бы вспомнив что-то, обратился ко мне:
— Да! В Москву-то когда поедем?
Я чуть не поперхнулся чаем:
— В Москву? Мы с тобой? — я приподнял бровь, пытаясь припомнить разговор.
— Ну да! Да ты чо, забыл? Вчера же говорил!
— Хм, — я поставил чашку. — Не помню, хоть убей. Освежи воспоминания.
Танк загоготал:
— Не, ну ты даешь, брат!.. Ну еще мы сидели: я, ты, Юрка, еще кто-то, песню орали: «Белая ночь!..», вспомнил.
— Белая ночь?.. Шатунов что ли? — уточнил я, не назову себя фанатом «Ласкового мая»
— Не, как Шатунов! Белая ночь, опустилась как облако! Ветер гадает на юной листве!.. — заголосил Танк, быстро проникшись куплетом.
Мысленно ужаснувшись этой картине, я машинально пробормотал, ну а что песня действительно здоровская:
— Слышу знакомую речь, вижу облик твой… Нет! Не помню.
Танк заржал пуще прежнего. Даже Степаныч заухмылялся:
— Как в анекдоте, знаешь?.. Приходит мужик к врачу и говорит: «Вы знаете, у меня провалы в памяти». Ну доктор ему: «Ладно, будем разбираться. Давно это у вас?» Мужик глаза вылупил: «Что давно?» Врач: «Ну, провалы ваши». А тот: «Какие провалы⁈»
Танк чуть не лопнул от смеха, настроение у него было великолепное. Да и я улыбнулся:
— Ну, до этого, надеюсь, не дойдет, но реально не помню… Слушай, — обратился я к Танку, — а ты, между нами говоря, с девчонками вчера того… вступил в интим?
— А то! — продолжал хохотать Танк. — Одной присунул так, что мама-не горюй! Пусть знает донских казаков.
Я напряг память изо всех сил, но то умильное переглядывание с симпатичной потаскушкой было последним рубежом, за которым наступила терра инкогнита.
— Слушайте, мужики. Я, конечно, дико извиняюсь, но я-то сам вчера не того? Никому ничего не присунул по бухому делу?
— А ты не помнишь⁈
— Нет. Как шаром покати.
Ну, тут, конечно, снова адский ржач, после которого выяснилось, что вряд ли теперь я смогу восстановить события этих часов. Танк сам находился «на форсаже» и помнил происходящее сильно фрагментарно, а Степаныч с Ракитиным удалились совсем рано…
— Мы сюда пришли, дома ему не хотелось при жене… Так что уж извини, без твоего разрешения.
Я отмахнулся:
— Ну что ты, Степаныч! Какое разрешение⁈
— Ну да. Конечное дело, бутылочку раздавили на двоих, но так аккуратно, без проблем. А потом…
Здесь вдруг Степаныч осекся и странно посмотрел на меня.
Я уловил неладное.
— Ты что, Степаныч?
— Да… Ладно! Все равно ведь узнаешь, лучше раньше, чем позже.
— Вот это верно. Степаныч, я тебя прошу, не тяни, говори, что там⁈
— Ладно, — он решился.
Короче говоря, когда они с Ракитиным солидно выпивали и беседовали, вдруг раздался звонок в дверь, причем звонили так отчаянно, как будто Страшный Суд на носу. Степаныч, малость обомлев, ринулся открывать — оказалась Лида, такая взбудораженная, по глазам видно, что плакала, стала стремительно собирать свое барахло, а на изумленные вопросы сквозь зубы отвечала, что она все сделала, турнирные протоколы подписала, расчет за работу получила, и теперь мчится на вокзал, и первым же поездом — домой, в Ростов. Ошеломленный Степаныч упрашивал ее подождать, мол, вместе и поедем, но она огрызнулась: «Некогда!» — и кое-как побросав вещи в сумку, вылетела прочь.
— Я и подумал, у вас что-то расклеилось…
— Да, — я кивнул, помолчал. — Да, Степаныч. Расклеилось, и теперь не знаю, склеится ли…
Он, кажется, хотел сказать что-то утешительное, но тут грянул телефон, и я поторопился к нему.
Это оказался, естественно, шеф.
— Живой? — спросил он, не здороваясь.
— В норме.
— Ну-ну. Если так, то через час жду у себя, — и отключился.
Вчерашний демократизм из его голоса исчез начисто. В нем была только властность.
— Начальство, — объяснил я землякам. — Слушай, Танк! Так ты говоришь, я тебе предлагал с собой в Москву поехать?
— Ну! А что?
Я навскидку прикинул расклады. А почему бы и нет?..
— А ты сам-то как? Не против?
— Я? Да я только за! Столица как-никак!
— Ладно. Я к начальству, наверное, как раз этот вопрос решать и будем.
— А, ну тогда ни пуха, ни пера!
— К черту!
Глава 6
И в этот момент мне в голову пришла неожиданная мысль:
— Степаныч! Слушай, а давай тоже с нами в Москву⁈ Я думаю, шефа крутану на три командировки, не откажет. Конечно, надо будет с ним перетереть, не без этого, но, думаю, смогу убедить.
Танк, услыхав это, так и подскочил:
— Точно! Степаныч, айда с нами, мы там всю Москву на уши поставим!..
— Ну, вот этого как раз не надо, но втроем будет надежнее, это точно, — я усмехнулся. — Так что думай.
— А что? — вдруг отважился Степаныч. — Если получится пробить поездку на троих, я не откажусь.
— Ну и отлично! Тогда вы пока отдыхайте, балдейте, а я к шефу.
И я быстро собрался и направился пешком. Идти было совсем недалеко, да и по правде сказать, похмелье еще сказывалось, потому я решил пройтись. На свежем воздухе последствия вчерашней веселухи с неизвестным окончанием еще давали о себе знать, но я старался идти быстрым шагом, дышать глубже, и последствия быстро выветрились. К Дому профсоюзов я подходил уже вполне в форме.
Секретарь Инна встретила меня прямо как старого приятеля, сияющими взглядом и улыбкой:
— Здравствуйте! Вадим Антонович ждет вас!..
— Спасибо, — я шагнул в кабинет.
Шеф сидел за столом, дымил сигарой, сосредоточенно изучал какие-то бумаги, судя по всему, накладные, счет-фактуры и подобную требуху.
— Проходи, — не глядя на меня, сказал он. — Подожди минут пять.
Он вновь насупленно погрузился в бумаги, я скромно присел поодаль.
— Лечение не нужно после вчерашнего? — внезапно спросил он.
— Нет, — я улыбнулся. — Уже вылечился. Хотя было непросто.
— Ладно, — он чуть дернул углом рта. — Расслабиться тоже нужно… Ну, вот и все! — он сунул бумаги в стол. — Значит, не будешь?
— Нет.
— А я буду. Самую малость. А может, и чуть поболее… — он скуповато улыбнулся и достал из сейфа бокал и початую бутылку виски. На сей раз — «Джим Бим». — Как раз под разговор.
— Тема серьезная, — согласился я.
Он с удовольствием замахнул грамм пятьдесят и серьезный разговор начался.
— Ну что, Боец? — сказал босс. — Я понял так, что мимо тебя не прошли странности последних дней? Что хотел обсудить?
Я был уверен, что он прекрасно понимает, о чем речь, но в силу устоявшейся тактики общения предпочтет загадки-угадайки, игру в экзамен. Не скажу, что мне это сильно нравилось, но успел привыкнуть.
И беседу начал в нужном русле:
— Я своим глазам верю. И я видел, как Варианта с этим… как его… Аркадием! Да. Так вот, я же видел, как этих двух персонажей принял ОМОН. А потом узнаю, что они бесследно растворяются в пространстве. И как это объяснить⁈
Шеф отреагировал в своем духе:
— А ты сам как это объясняешь? — вопросом на вопрос.
— Никак, — отрезал я. — Только от вас жду объяснения.
— Не верю, — ухмыльнулся он и налил себе еще.