Короля-повара? Ему-то это зачем?
— Не советую употреблять это прозвище в Шнееланде. Оно считается… неуважительным.
Странно, но, несмотря на то, что король Леопольд Седьмой и впрямь был больше известен своими кулинарными пристрастиями, чем чем бы то ни было другим, и его и впрямь называли «Король-Повар», однако это прозвище, услышанное от иностранца, почему-то было… неприятным. Видимо, по старой пословице: «Кто лезет в чужую ссору — тот получит по голове». Это наш король и только мы можем его ругать!
Ксавье и сам не заметил, что уже давно считает короля Шнееланда, со всеми его недостатками, СВОИМ королем.
Капитан Северус беззлобно выставил ладони вперед:
— Я не настаиваю. Просто в наших газетах про него что только не пишут…
— Я знаю, — усмехнулся Ксавье, — что о нас пишут в ваших газетах.
— Откуда? — искренне удивился капитан, — В наших пишут, что у вас запрещено все, что наши политики говорят о Белых землях. Мол, у вас разрешена только критика Ренча.
— Поверьте, то, что ваши политики о нас говорят — лучше любой критики. Как правило, это либо смешной бред, очевидный любому белоземельцу, либо оскорбления.
Северус на несколько секунд задумался.
— Ну и бог с ней, с этой политикой. В конце концов, мы с вами собираемся добраться до Северного полюса, а не участвовать в каких-нибудь интригах.
— Совершенно верно, — кивнул Ксавье.
— Тогда не объясните ли мне — зачем вашему королю все же нужна эта экспедиция?
— Хм, — произнес юноша, — Если подумать… То я вам только что соврал. Наша экспедиция как раз и является этакой интригой. Белые земли слишком давно не заявляли о себе. Нас привыкли считать этакими смешными варварами-колбасоедами, неспособными ни на что, кроме как пить пиво. Мол, мы не настолько технически развитые, как Брумос, не настолько культурные, как Ренч, не настолько… чем там славится Лесс?
Северус задумался:
— Воинственностью? Ну, здесь вы его все же переплюнули — после вашего захвата фюнмаркских земель… нет-нет-нет, я не осуждаю!
— Ну, образ агрессивных варваров-колбасоедов ничуть не лучше образа вечно пьяных.
Оба собеседника расхохотались.
— … поэтому, — продолжил Ксавье, — мы и хотим устроить эту экспедицию. Чтобы показать, что Белые земли достаточно технически развиты.
Да это было одной из целей экспедиции, но далеко не основной. Об основной капитану знать незачем.
— Да уж. Не могу дождаться момента, чтобы увидеть эту вашу машину. Говорите, она уже готова?
— Ждет только вас.
— Поразительно. И ведь никому раньше не приходила в голову мысль добраться до полюса по суше. Все, к моему стыду — и я тоже, рвались к нему через вековые льды, терпя одну неудачу за другой.
— Учитывая, что полюс находится на суше, если так можно назвать то, что покрыто ледяным щитом — подплыть к нему напрямую все равно было бы невозможно. А если часть пути все равно придется добираться по льдам — так почему бы и не весь путь?
— По всем расчетам выходило, что экспедиция не сможет везти необходимый запас топлива и продовольствия.
— Потому что планировали поход на лыжах или собачьих упряжках. Тут действительно — никаких сил не хватит, чтобы утащить все необходимое. У нас же будет целый ледяной поезд. В котором хватит места для всего.
— А я смотрю — вы разбираетесь в вопросе.
— Разумеется. В конце концов — глупо планировать экспедицию, не изучив опыт предшественников. Как говорится: «Через ошибки становишься умнее».
— Даже если это чужие ошибки.
Он снова рассмеялись.
— И все же, — произнес капитан, отсмеявшись, — Когда я увижу мой поезд к полюсу?
— Всему свое время. Нам ведь еще нужно представиться журналистам. Ведь в наше время ничто не является важным, если об этом не написали в газетах.
— Журналистам? Но ведь я не говорю по-белоземельски.
— Совсем?
— Ну, разве что «Но энтендо».
— Это же по-лесски.
— Вот видите, как мало я знаю о белоземельском.
Ксавье улыбнулся:
— Я говорю и на белоземельском и на ренчском. Я буду переводить. В конце концов — я тоже буду участником экспедиции.
— Не слишком ли вы молоды для этого.
Восемнадцатилетний юноша посмотрел на капитана.
— Не слишком, — он решил, что упоминание о своем первом «крестнике» будет несколько неуместным.
— Тогда последний вопрос: в качестве кого вы будете участвовать?
— В качестве самого себя. Настоящего самого себя.
— А вы, господин «айн Петерман», на самом деле — кто?
Ксавье поднялся из кресла одним изящным движением:
— В данный момент я — сотник Ксавье, из Черной Сотни короля Шнееланда. Но это, как вы, возможно, понимаете, не мое настоящее имя. Чтобы выступить под настоящим — мне нужно получить разрешение.
— От короля Леопольда?
— Не совсем.
Шнееланд
Бранд. Королевский дворец
17 число месяца Короля 1855 года
Ксавье
1
Быть черным сотником — интересно, но сложно. Или наоборот — сложно, но интересно. Утром ты можешь быть на балу в королевском дворце, а вечером отстреливаться от иностранных шпионов на ночных улицах. Утром ты едешь в поезде по важному государственному поручению, а вечером тебя вылавливают из реки морские пехотинцы. Утром ты в гостинице, разговариваешь с морским капитаном, одержимым идеей Северного полюса, а вечером ты шагаешь по коридорам королевского дворца.
Идеальная осанка, прямая, как клинок шпаги, спина, черный мундир, облегающий фигуру, без единой морщинки. Мундир, разумеется, до морщинистой фигуры Ксавье еще не один десяток лет… если он сможет их прожить, конечно.
Подобные пессимистические мысли внушали как опыт гвардейца Черной сотни, так и несколько нервировавшие королевские гвардейцы, шагавшие за спиной. От сравнения с конвоем, каковое тащило за собой ассоциации с арестом, тюрьмой, казнью и могилой, удерживала только гвардейская форма. Вернее — ее цвет. Гвардейцы его величества короля Леопольда обязаны были носить цвета королевского флага. Который, по причине, сокрытой туманом веков — об этом даже в школе на улице Серых крыс не рассказывали, а это о многом говорит — носил два цвета.
Белый и розовый.
Сложно всерьез воспринимать людей, чьи мундиры напоминают торты в кремовых розочках.
Даже если этот человек — король.
2
К некоторому облегчению Ксавье его привели — доставили! — не в тронный зал, а всего лишь в кабинет короля. Он и так нервничал перед тем, что ему предстоит, а
