не афиширует свою истинную роль.
— Разумно. Всегда может найтись свой дядюшка Грегор, но нельзя убить того, кого не знаешь. Так почему ты не хочешь, чтобы Драккен стал частью империи? Тебя лишат власти?
— Нет.
— У драккенцев отберут земли?
— Нет.
— Их заставят говорить на чужом языке?
— Нет.
— Им увеличат налоги?
— Нет.
— Их лишат титулов?
— Нет.
— Их заставят отказаться от своей истории?
— Нет.
— От своей культуры?
— Нет.
— От своих героев?
— Нет.
Ксавье вздохнул:
— Вернер, помнишь, я сказал, что нет ничего важнее семьи? Тебя зовут не в кабалу. Тебя зовут в семью.
— В семью… — буркнул Вернер, — В семьях бывает по-разному… Вспомни хотя бы нашу.
— В семьях бывает по-разному. А в кабале все однозначно. В конце концов — помнишь, как мы всегда заступались друг за друга в детстве?
— Ага, помню. И помню, как братья Зигхардинги разбили мне нос, когда ты связался с их сестренкой. Я не хочу, чтобы дракенские горные егеря, вместо того, чтобы защищать свою родину, гибли где-то за интересы империи.
Вернер закатил глаза, потому что получившаяся фраза, вместо того, чтобы быть осуждающей, прозвучала торжественно и пафосно.
— Наша родина просто станет больше. И наши новые братья придут к нам на помощь, как ты пришел ко мне тогда.
— Не придут, — буркнул Вернер, — Маршал сказал, что не хочет ссориться с берендианами.
Оба брата синхронно и одинаково поморщились:
— Берендиане…
Они помолчали. Потом Ксавье спросил:
— А в чем именно он не поможет?
— В том, чтобы отбить наши родовые земли.
— Это понятно, это понятно… Шнееланд и Беренд сейчас — союзники, ссориться они не захотят… Но…
— Что «но»?
— Подожди, у меня какая-то мысль… Нам не помогут отвоевать наши земли… А что, если попросту договориться с Берендом?
— Договориться с Берендом? — для молодого герцога, как и для любого драккенца мысль о том, что с берендианами можно просто договориться, была абсурдной.
— Сколько раз мы это пробовали… — начал старший брат.
— Мы, — перебил его младший, — Мы, — он обвел себя и герцога рукой, — Драккен. А что, если с Берендом будет договариваться уже Империя?
Осознание потенциального могущества будущей империи Белых земель, несравнимого с силами маленького графства, мешалось на лице Вернера с опасением того, что его могут обмануть при Объединении, сменяемого пониманием, что с такими вещами не шутят. Грядущее Объединение скрепляло государства не столько железом клинков и стволов, сколько бумагой договоров. А в этом случае много зависит от такой вещи, как доверие. Обманешь одного — и лишишься других.
— Все ж таки умный в Шнееланде король… — покачал головой молодой герцог, явно прикидывая в голове условия, на которых он присоединится к Империи.
— Король? — Леопольд для Ксавье был каким угодно: добрым, мягким, веселым, безвольным, слабым, бросившим все управление страной на своих военных и чиновников, вспоминались слухи о том, что его дети на самом деле — не его, слухи о том, что король и Первый Маршал состоят в связи, осуждаемой богом и людьми… Про Леопольда говорили много, но умным его до сих пор не называл никто.
— Да, это же он предложил тебя позвать. Мол, я знаю, что в моей Черной сотне служит ваш младший брат, он показался мне умным мальчиком, возможно, он сможет тебя переубедить. И не прогадал. Ты смог.
Герцог помолчал. Пощелкал замочком сигарницы, стоявшей перед ним на низком столике.
— Спасибо тебе, Оливер. Чем больше я думаю, тем больше мысль об Объединении кажется мне верной. Но если бы не ты — я бы даже рассматривать ее не стал.
— Стал бы. Просто чуть попозже.
— Не знаю, не знаю… Кстати, о том, чего я не знаю — откуда у тебя этот шрам?
— Не поверишь — берендианин.
— Настоящий вервольф — даже в Шнееланде найдет берендианина, чтобы с ним сцепиться.
Братья рассмеялись.
— Какие у тебя планы на будущее, Оливер? Все так и будешь прозябать в этой вашей Сотне?
— О! Совсем забыл! Я ведь, когда узнал, что ты прибыл в Бранд, сам хотел с тобой встретиться.
— Зачем? Какое-то подозрительно хитрое у тебя лицо, что это ты там удумал?
— Ты скажешь, что я сошел с ума.
— Я это и так знаю. Ну, говори!
— Мне нужно твое разрешение, чтобы я мог под своим настоящим именем, как Оливер айн Драккен, отправиться в экспедицию.
— Куда, в Трансморанию?
— На Северный полюс.
— Ты сошел с ума.
Леденберг
Ромса. Железнодорожный вокзал
22 число месяца Короля 1855 года
Ксавье
1
Вокзал был совсем новым. Настолько новым, что поезда к нему еще не приходили. Сегодня, ровно в полдень, ожидалось прибытие первого.
Ксавье и капитан Северус находились в толпе празднично одетых жителей города, ожидающих поезда. Синий мундир ренчского флота и черный фрак несколько выделялись из общей массы: последнее время в Леденберге распространились тенденции возрождения национального достоинства и леденбергцы в большинстве своем нарядились в праздничные народные костюмы-бунады — высокие черные цилиндры, только не шелковые, как у Ксавье, а шерстяные, черные сюртуки, просто усыпанные оловянными — и серебряными у тех, кто побогаче — пуговицами, красно-желтые жилеты с кричащими узорами, высокие белые чулки, давным-давно вышедшие из моды везде, кроме Леденберга.
Юноша иногда ловил на себе недовольные взгляды искоса, но, хотя и поговаривали о том, что местные жители недолюбливают остальных обитателей Белых Земель, скорее всего, все дело было в том, что его принимают как раз таки за местного, пренебрегшего традициями и вырядившегося в новомодный костюм.
Ничего — Ксавье достал часы из кармана и щелкнул крышкой — осталось всего-то четверть часа, и их мнение о нем изменится. В какую сторону — пока неизвестно, но что изменится, это точно.
— Я бывал в Ромсе, — произнес капитан по-ренчски. На него, кстати, смотрели разве что с легким недоумением — мундир и язык никак не давали заподозрить его в нарушении местных старинных традиций.
— Что здесь интересного? — без особого интереса спросил Ксавье. Большую часть информации о городе он знал и так.
Порт, самый северный порт Леденберга, Белых земель, да и вообще, скорее всего, всего мира. Именно поэтому капитан вызывает только легкое удивление —
