Возвращаться в Марсель Алиса не спешила. У нее сильно притупилось острое желание получить высшее образование. Когда подавала документы в Марсельский университет, поговаривала, что хотела бы стать, как я, доктором философии. После первого же семестра мечта сократилась до полного высшего образования и разговоров о том, что может хватить и общего, как у мамы.
Не спешил и я, ждал ответ на деловое предложение компании «Доу кэмикал». Я написал и президенту Лиланду Доану, и Боре Штейну, чтобы сообщил внутреннюю информацию по этому вопросу. Мы с ним переписываемся, хотя и не часто. Бывший командир авиационного полка отлично справляется со своими обязанностями и ждет пополнение в семействе. С такой зарплатой, как у него, можно позволить даже двух детей. Когда будет еще богаче, придется поставить на этом крест, потому что многодетность — удел голодранцев и причина их неприличного статуса.
154
Мишелю Гарнье, директору завода «Французской нефтяной компании» в Ла Мед, пятьдесят четыре года. Он окончил Высшую политехническую школу — ведущий технический вуз страны — по специальности инженер-химик. Среднего роста, склонен к полноте, но еще не растекся. Густая волнистая черная с сединой шевелюра зачесана назад, открывая высокий морщинистый лоб. Нос мощный, а под ним широкие усы. Выпирающий прямоугольный подбородок выбрит, как и щеки, до синевы. Он слушает меня внимательно, потому что заранее проинформирован, что я доктор философии по химии, обладатель нескольких патентов, бывший его коллега и миноритарный акционер компании «Доу кэмикал», однако меня не покидает чувство, что параллельно анализирует или просчитывает еще что-то.
— Вы отдаете мне в аренду эти пруды-отстойники на двадцать пять лет с условием, что они будут осушены. При этом я буду забирать у вас бесплатно весь кислый гудрон. В итоге вы избавитесь от большой проблемы, не потратив ни франка, — заканчиваю я свою речь.
— Что будет на месте этих прудов? — задал он вопрос.
— Новые цеха по переработке кислого гудрона, или склады, или цистерны для хранения нефти, нефтепродуктов, которые буду сдавать вам в аренду. Пока еще не знаю точно, вариантов много, — подробно отвечаю я.
— Как бы там не появилось что-нибудь опасное для моего завода, — сказал он.
— Это можно прописать в договоре. У меня нет желания зарезать корову, которую буду доить, — шутливо произнес я.
— Вы не сомневаетесь, что ваше изобретения поможет получать прибыль при переработке кислого гудрона. Я правильно понял? — сказал Мишель Гарнье.
— Совершенно верно, — подтвердил я. — У меня уже есть опыт внедрения своего предыдущего изобретения в жизнь, который сделал меня богатым. Иначе бы я не стал рисковать своими деньгами.
— Почему вы расстались с «Доу кэмикал»? — поинтересовался он.
— Мы не расстались, поддерживаем отношения. Я пригласил их стать акционерами в этом предприятии, ждут вашего ответа, — сообщил я. — Просто мне неинтересно заниматься бизнесом только ради денег. Наверное, я не стопроцентный американец, потому что не готов умереть на скучной работе.
— Судя по великолепному французскому языку, вы ближе к нам! — улыбнувшись, сделал комплимент директор завода.
Я сказал ему, что моя мама была француженкой.
— Сколько вы и «Доу кэмикал» готовы вложить в это дело? — спросил он.
— Акционерный капитал будет двести тысяч долларов, из которых они внесут сто тысяч наличными, а я шестьдесят тысяч и патент. В итоге у меня будет пятьдесят процентов плюс одна акция. На случай непредвиденных расходов предусмотрена их кредитная линия до полумиллиона долларов под семь с половиной процентов, — проинформировал я.
— Серьезные предприниматели, — сделал вывод Мишель Гарнье и поинтересовался: — Возможен вариант вхождения «Французской нефтяной компании» в акционерный капитал, но не деньгами, с этим у нас проблемы, а землями, не только теми, что занимают пруды, но и теми, что дальше, пока чистые? Нам было бы интересно, чтобы там построили новые резервуары, которые будем арендовать, а со временем выкупим. Заводу надо расширяться, но в другие стороны уже некуда. Надо выкупать сельскохозяйственные поля или жилье у горожан, а это дорого.
— В принципе возможен, дело только, как обычно, в деталях, в цене участков. Как не трудно догадаться, я не юрист, не оценщик и даже не специалист по заключению договоров, так что придется решать этот вопрос с «Доу кэмикал». Я могу сообщить им ваше предложение. Если заинтересуются, свяжутся с вами, — предложил я.
— Сделайте это, а я пока обсужу вопрос с генеральным директором нашей компании Виктором де Мецем. Без его согласия нам все равно не обойтись, — попросил Мишель Гарнье.
Мне спешить было некуда, потому что патент еще не получил, а без этого начать тратить деньги было рискованно. Черт его знает, может, какой-нибудь пиндос уже додумался до того же, что и я⁈
К моему удивлению, обычно тормозные французы на этот раз проявили рвение. Возможность приподняться за счет американского капитала заставила их действовать быстро. Вскоре во Францию прилетела делегация специалистов разного профиля из компании «Доу кэмикал». Одни провели переговоры в Париже с президентом «Французской нефтяной компании», другие посетили Ла Мер, осмотрели земли, которые французы собиралась внести в уставной капитал, выслушав мои замечания о местных ценах и условиях жизни. Затем было второго совещание, на котором выработали основные пункты соглашения. Дальше за дело взялись юристы. Как написал мне Боря Штейн, согласование через океан шло почти по каждому пункту. За это время я стал обладателем американского патента на линию по переработке кислого гудрона. В итоге французы получили девять целых две десятых процента акций за счет уменьшения долей остальных акционеров. Как догадываюсь, для них важна была не только и не столько финансовая часть сделки, сколько возможность изнутри контролировать деятельность компании «Химический завод Ла Мед». Я лишился контрольного пакета, что было не очень важно для меня, потому что с «Доу кэмикал» мне, как акционеру ее, будет договориться легче, чем французам. Зато новая компания получила несколько гектаров земли, что освобождало от неопределенности по окончанию срока аренды ее. Договор подписали тридцатого мая в штаб-квартире «Французской нефтяной компании» в Курбевуа, небольшом городке у северо-западной окраины Парижа.
Я смотался туда один на машине, потому что Алиса готовилась и сдавала экзамены. Учиться в университете оказалось тяжелее, чем продавать галстуки. После официальной части, довольно короткой, я бы даже сказал, будничной, был довольно таки праздничный обед в банкетном зале местного ресторана. Начали с устриц и шампанского, плавно перейдя к петуху в вине и закончив яблочным пирогом тарт-татеном. Судя по меню, хозяева остались довольны договором.
155
В июне Алиса сдавала сессию, а я занимался строительством нового завода. Пока на приобретенной, не загаженной части территории возводили корпуса, я разместил заказы на оборудование и трубы, часть которых подсоединим к тем, по которым сливали кислый гудрон в отстойники. Когда запустим завод, эти отходы будут напрямую поступать в перегонные кубы на переработку, а по другим будем отправлять в обратную сторону восстановленную серную кислоту для вторичного использования. Она ничем, кроме более темного цвета, не отличается от новой, но при одинаковой цене большая экономия на логистике: перекачивать будем бесплатно, не придется гонять вагоны-цистерны через полстраны. Точнее, со временем небольшую часть концентрированной серной кислоты все-таки будут закупать, потому что потери неизбежны.
Разобравшись с главными задачами, решил, что на стройку можно наведываться один-два раза в неделю, без меня отлично справляются, и вместе с женой перебрался в наш дом в Монако. Там и кондиционеры, и нет такой суеты, как в Марселе, и море прямо у дома, только спустись по лестнице. У пирса стоит двухвесельный ял. Рыбачу с него или путешествуем с женой вдоль берега рано утро или сразу после захода солнца, когда не очень жарко. Решил не рисковать, не отплывать далеко, чтобы не переместиться. Мне здесь понравилось, я остаюсь. Понимаю, что пробуду в этой эпохе не более восьми лет, потому что приближается день, когда появлюсь на свет далеко отсюда. Мне даже интересно, как я туда попаду, и случится ли это вообще, замкнется ли круг, или замысловатая кривая наконец-то закончится? Перестал уже верить, что могу умереть. Прямо таки детская инфантильность: буду жить вечно!
