Впрочем, со всех сторон более удобным для размещения крепости является возвышающаяся прямо над бродом Кошкина гора. Почему именно «Кошкина» никто в двадцать первом веке не знал, но во времена Куликовской битвы и разорения Тамерланом град стоял именно на этой высоте. А позже, в конце шестнадцатого столетия, на ней же возведут гораздо более мощное укрепление, долгое время бывшее самым сильным в системе южной засечной черты… Ну, а с девятнадцатого века на вершине горы будет возвышаться уже Вознесенский собор, этакая визитная карточка города! Ныне же здесь также дежурит дозорный пост, а за бродом начинается хорошо протоптанная грунтовая дорога от реки к Каменной горе.
Блин, можно подумать, что мы не на границе лесостепной зоны живет, а где-нибудь в предгорьях Кавказа! А уж если вспомнить еще и о находящихся совсем рядом Воргольских скалах…
Еще пятнадцать минут равномерного, спокойного лошадиного шага, и мы оказываемся, наконец, у стен древнего Ельца, построенного выходцами из Черниговского княжества — то бишь северянами, а не вятичами. М-да… Ожидал я, конечно, большего. И ожидания мои не оправдались от слова совсем!
Самое главное, в воспоминаниях Егора вся доступная информация о детинце имелась, вот только пользоваться ими как своими я, видно, еще не научился. В итоге она всплыла только тогда, когда я уже воочию узрел маленькую и плохо защищенную крепостцу.
Впрочем, ведь очевидно, что главной причиной моего разочарования стал сон, в коем я увидел рубленные тарасами стены Пронска. Да и по археологическим данным в тринадцатом веке русские крепости были защищены именно венчатыми стенами уже в подавляющем большинстве. А потому как-то само собой разумеющимся ожидал увидеть подобное укрепление и здесь, однако… Однако моему взору открылся лишь небольшой деревянный острог формой вытянутого овала, возвышающийся на вершине горы. С солидным земным покровом, кстати, эта гора — прозвище «каменная», как я понимаю, она получила за эпизодически пробивающиеся наружу все те же известняковые плиты.
Место для обороны, на мой взгляд, опять-таки выбрано не очень удачно. Водная преграда — река Ельчик (тьфу ты, Елец!), огибает гору лишь с запада, и протекает на некотором удалении от высоты. Правда, сам частокол вкопан в землю считай, у самого обрыва — и хоть Каменная гора имеет высоту всего-то метров пятнадцать навскидку, все же подняться по довольно крутым склонам с востока и запада довольно сложно. Дорога же вьется именно по западному склону, вдоль стены, так что следующий по ней враг гарантированно окажется под обстрелом лучников… Да и не развернуться с запада большой массе людей все из-за той же речки. Это хорошая новость.
Плохая заключается в том, что небольшой детинец имеет всего две башни — дозорную на юго-западной оконечности стены, откуда открывается неплохой вид на брод и прилегающую степь в целом, да воротную башню с севера. Короче говоря, укреплений минимум. А покопавшись в воспоминаниях Егора, я вычленил для себя тот факт, что тын у Ельца однорядный. То есть второго, внутреннего ряда бревен, пространство между которым и внешним частоколом обычно засыпается землей или камнем, здесь нет. Ну, хорошо хоть, боевую площадку для стрелков поверху срубили, и то хлеб…
Впрочем, о чем я? Что такое сотня елецких дружинников против монгольской орды?! Ну, пусть хотя бы и тысячи степняков? Числом враг задавит, даже если защитники проявят чудеса храбрости и стойкости! И это опять же, «оптимистичный» вариант. Ведь судя по моему сну, в Ельце к моменту выхода Батыя в степь и вовсе не останется опытных ратников — все сгинут в сечи на льду Вороножа. Лишь редкие везунчики протянут до штурма Пронска или, в крайнем случае, Рязани…
— Микула, ты со мной и половцем в детинец, боярину полоняника покажем. А все остальные по домам, к семье. До утра вряд ли будут нам какие поручения.
Голос Кречета оторвал меня от размышлений и заставил внутренне напрячься — я-то вознамерился с боярином поговорить, да по-хорошему бы с глазу на глаз! А тут, выходит, меня могут даже в детинец не пустить! Бросив случайный взгляд на Микулу, на лице которого прям вот крупными буквами написано желание повидаться с семьей и совершенно определенное нежелание видеться с боярином, я чуть поддал пятками в лошадиные бока, посылая Буяна вперед и одновременно с тем быстро воскликнув:
— Позволь мне с тобой пойти, дядя! Микула-то жену приласкать желает, с детишками понянчиться, а я…
Продолжить, однако, мне не удалось — абсолютно ледяной, прямо-таки обжигающий недовольством (если не сказать сильнее!) взгляд Кречета к разговору совершенно не располагает. И только сейчас предательская память Егора дала подсказку: «дядя» совсем не любит, когда к нему так обращаются! Мол, хоть я и кровный родич, однако же в стороже его все вои равны и выделяются по заслугам! Напряженно замер и быстро покрасневший Микула: пусть он действительно успел соскучиться по семье, но говорить вслух, что взрослый мужик, воин, княжеский дружинник (!) собирается нянчиться с детьми — то есть заниматься совершенно не мужским делом! — здесь как-то не принято…
Однако же и отступать мне некуда — разговор с боярином Евпатием Коловратом мой единственный шанс хоть что-то изменить, хоть на что-то повлиять. Ибо нет здесь и сейчас никого более титулованного и наделенного полномочиями: воргольский князь отправился с дружиной к Юрию Ингваревичу, равно, как и елецкий воевода. А именно елецкий удельный князь в настоящее время отсутствует как подвид — город вошел в вотчину одного из многочисленных Рюриковичей, так или иначе родственного правителю Рязани. Были у нас ранее собственные удельные князья вроде Андрея Ростиславича Елецкого, да все вышли… Но мы, дружинники, состоим именно что на княжеской службе!
Так вот, понимая, что выбора у меня нет, я лишь скрипнул зубами, после чего упрямо повторил:
— Позволь Кречет, мне с боярином переговорить! Это важно!
Окинув меня еще одним холодным взглядом, впрочем, уже чуть теплее предыдущего, родственничек неожиданно спокойно ответил вопросом на вопрос:
— Что, хочешь к Коловрату в дружину его ближнюю попроситься? В Чернигов с ним поехать в посольство, а после и в Рязань отправиться, град стольный?
Я промедлил мгновение, потому как встречный вопрос меня явственно озадачил — а когда открыл рот, чтобы начать возмущенно все отрицать, «дядя» уже отвернулся, бросив напоследок:
— Коли желаешь с боярином пойти, да тот с собой возьмет, держать силком не стану. Завтра половиной сторожи отправимся вместе с его людьми, проводим до границы княжества. Возьму тебя с собой — вот в пути с ним все и обговоришь. Коли слушать станет…
Я только удивленно качнул головой — а отвернувшись от удаляющихся командиров, поймал на себе не особо-то и одобрительные, а скорее даже недовольные (если не сказать обвиняющие!) взгляды оставшихся рядом соратников.
И ведь есть у них веская причина меня обвинять и осуждать! Покопавшись в памяти Егора, я со стремительно заливающимися краской щеками узнал, что наша сторожа также должна была направиться в Воронож. Да задержали ее из-за боярина — и для того, чтобы совершить поиск в степи, и для того, чтобы сопроводить его до рубежей Черниговского княжества.
Однако, как только наше почетное «сопровождение» завершится, мы без замедления отправимся к точке сбора рязанской рати. В свете чего мое желание уйти вместе с боярином в Чернигов может рассматривается именно как желание покинуть соратников перед самой битвой! И тот факт, что Коловрат будет просить Михаила Всеволодовича, князя Черниговского, о помощи в грядущем сражение, не меняет сути — сторожа уйдет навстречу врагу, я же последую в противоположную от Батыя сторону!
Впрочем, никто при этом ничего вслух не сказал (может, меня осудили просто за непослушание старшим!) — и я, открывши было рот, чтобы объяснить ситуацию, благополучно его захлопнул. Что я смогу сказать, что смогу объяснить? Что собираюсь убедить боярина оказать мне посильную помощь в спасении Руси?! Что я «попаданец» из двадцать первого века, что мне известно будущее и даже то, как все они умрут?! Да за такие откровения могут и в бесноватые определить… А иных адекватных объяснений моего стремления переговорить с Коловратом, кроме как попроситься в боярский отряд, выходит, что и нет вовсе.
