Жалела я, что Алексейка остался вне праздника — не вернется он к четырнадцатому сентября. Ладно, одарю позже.
С погодой на праздник повезло — солнышко пробилось из-за туч к полудню. А в разгар веселья пожаловал нежданный гость.
Глава 14
— Эмма Марковна, из полиции к вам приехали, — крикнул дворовый мальчишка.
Я автоматически отметила — как налажена охрана! Пусть Лизонька рядом, ворота все равно под присмотром, а Ванька не стал бросать пост и послал гонца.
Еще подумала: надо бы его сменить, пусть полакомится, хлебнет наливки — в его возрасте водку рановато.
…И тут осознала услышанное. «Из полиции» — значит, это не Миша. Не смог приехать сам? Новость от него? О нем? Какая⁈
Ноги сами понесли к воротам. Что бы ни случилось, скорее, скорее! Ничто не может быть хуже страшных мыслей, наполнивших голову!
Навстречу шел урядник. Тут ошибки быть не могло, я видела его на ярмарке рядом с начальником.
— Здравствуйте, Эмма Марковна. Письмо вам от Михаила Федоровича.
Я разорвала ненадписанный конверт, вытащила лист. Принялась читать, удивляясь с каждой минутой.
«Эмма Марковна, очень грустно вышло. Опечалил меня ваш человек, тот, что таким хорошим артистом оказался в „Бристоле“. Мне за державу обидно, и что перед этим… А вот самому давать пришлось, да и не только давать, лишь бы выручить. Говорит, что сам до такого додумался, удавиться хотел, да я не позволил. А я же говорил — осторожней надо с этим! Твое счастье, что я заглянул в Нижний про Комарика узнать. Петр все расскажет, ему верить можно».
Уж не помнила, какими словами взмолилась-поблагодарила, что не сбылось самое страшное предположение. А потом сосредоточилась на проблеме.
Петру верить можно, как и письму. Благодаря не почерку, а цитатам-намекам, которые ни один злыдень прошлого века знать не мог.
— Отойдемте, сударыня, от лишних ушей, — сказал Петр. — По правде говоря, Михаилу Федоровичу очень постараться пришлось, чтобы вашему человеку помочь в такой оказии…
И мы пошли искать тихий угол среди общего веселья. А я без особых трудов расшифровала намеки письма. С Комариком — понятно. «Хороший артист» — конечно же, Алексейка. «Я мзду не беру, мне за державу обидно» — так Миша говорил не раз. Это что же, ему самому мзду давать пришлось?
Да, пришлось. «Оказия» оказалась следующей: Алексей Иванович привез спирт, или вино по тогдашней коммерческой терминологии, в Нижний Новгород. По пути выяснил в трактирах, что розничные цены повысились, ведь они в прямой зависимости от стоимости зерна. А на казенном заводе скупали по прежней цене. Вот мой управляющий и проявил творческий подход: стал обходить питейные заведения, предлагать продегустировать мою продукцию и продавать, да так, что каждая четверть приносила ему почти половину дохода от заводской цены.
Вот только много таких умников, и знал об этом в первую очередь откупщик. Все закончилось предсказуемо: в очередной раз Алексейка был взят с поличным, когда продавал очередной бочонок.
— Да еще и бумагу сразу отобрали с вашей подписью: продаю по воле и приказу барыни, а что барыня приказала на завод везти — в бумаге не сказано. Повезло вашему человеку, что Михаил Федорович в Нижний заглянул, а ваш возчик его на улице увидел. Тамошний-то винный жук — откупщик всю полицию в кулаке держит. Изничтожает тех, кто ему монополию портит. Так-то, конечно, Михаил Федорович с губернской полицией договорился, чтобы ваш управитель поскорей вино сдал на завод. Вот договорился — недешево. Чтобы протоколы изъять, будто и не приезжал в Нижний ваш человек…
…Есть такое понятие «испанский стыд», когда стыдно за другого. Наверное, есть такая же боль — горят щеки, дрожат пальцы, стучит сердце. Когда понимаешь, как больно было любимому человеку. Как пришлось Мише делать то, что ему противнее всего, — договариваться. Смотреть в масленые хитрые глазки, слушать намеки, обещать, платить.
— Недешевым вышло винцо, — вздохнул гонец. — По правде говоря, Эмма Марковна, так может статься, что пришлось Михаилу Федоровичу в долги влезать. Вы же знать должны, он много денег с собой никогда не возит.
Не просто вздохнул — взглянул на меня с укоризной. Такими начальниками, как Миша, дорожат. Спрашивает строго, но уважает, никогда злость не сорвет и не подставит. Это в любую эпоху дорогого стоит, а уж в эту, полную самодурства, тем паче.
— Плохо вышло, Петр, — искренне сказала я. — Не дала своему человеку наказа — ни капли не продать мимо казны. Что же он?
— Возвращается, — сказал полицейский. — Михаил Федорович вас просил известить заранее, вдруг слух раньше дойдет. И чтобы вам известно стало все как было. А то мало ли…
Еще вчера я ответила бы взглядом драконьего гнева: что «мало ли»⁈ Мой человек мне солжет? Мои люди мне не лгут!
А теперь просто опустила взгляд. Могла ли сама ожидать такую каверзу от самого надежного сотрудника? Который в первый день нашего знакомства проявил маленькую, но такую приятную инициативу, а потом оказался едва ли не лучшим помощником. За год вырос из мальчика на побегушках в управляющие.
И вот… Обменял доверие на махинацию, пусть даже и не мелкую. Бес попутал? Раньше я считала это шуткой или эвфемизмом. Сейчас стоит отнестись как к одной из гипотез, другой под рукой нет.
Ладно. Вернется — разберемся. А пока я пригласила гонца угоститься и переночевать перед дальней дорогой. Теперь спешить ему не к кому.
Сама же вернулась к веселой толпе. Выпила рюмку легкой наливки, потом еще… успела остановиться, понять, что принялась утолять тревогу и обиду самым опасным способом. Мужики и бабы радовались от души, плясали, почти не ссорились. Я на них поглядывала и гадала: кто же еще способен отколоть такую недобрую шутку?
Если не Алексейке, то кому верить?
* * *
Алексей Иванович вернулся через три дня. Я применила жесткий педагогический прием. Встретила у ворот, оглядела материальную часть, мгновенно сосчитала повозки и лошадей, отметила, что все вернулось, но промолчала. Только сухо кивнула в ответ на приветствие и коротко велела:
— Ступай в контору.
Заранее убедилась, что лишних ушей не будет. Не знаю, что скажу, да и не знаю, что услышу.
Алексей Иваныч выглядел исхудавшим — не ел, что ли, на обратном пути? Сюртук и жилет висели на нем как на неправильно выбранном пугале.
Вошел, вывернул карманы. Вынул несколько мятых ассигнаций, кучку металлических монет.
— На завод бесплатно отдать пришлось, — сказал он с непривычной хрипотцой.
— А что продал в кабаки? — бесцветно спросила я.
Алексей молча указал на стол. Тихо произнес:
— Взятки давать пришлось. Мне и Михаилу Федоровичу. Я — совсем мелким крючкам, он ходил куда-то. Сколько сам отдал — не сказал.
Вдохнул воздух, добавил:
— Все, что в бутылях было, настойки духмяные, все раздарить пришлось. Откупщик оценил. Сказал, что мягко и вкус во рту. Если бы, говорит, не качество такое, не стал бы миловать.
— Казнил бы, — так же сухо заметила я.
А потом взглянула ему в глаза и сказала:
— Алексей, вот зачем это? Мой доход приумножить хотел? Но я же тебе сказала — только на завод. Так ты не о моих доходах думал?
Алексейка кивнул.
— Зачем тебе это, Алеша? — устало спросила я. — Хотел накопить и сбежать, в купцы податься? Девица тебе на ярмарке приглянулась, на приданое собирал? Что ты такое задумал, что у меня не попросить?
Глава 15
А ведь и вправду. Я вспомнила, как Алексейка изображал непутевого сынка купца первой гильдии. Как гулял по ярмарке и его принимали за дворянчика. Тогда-то, небось, и встретил свою любовь, скорее всего первую. Дочку какого-нибудь купца или мещанина. А то и из дворян…
Понятно, не признался, что хоть в фаворе у барыни, но все же подневольный он человек. Пообещал, наверное, вернуться и решил получить волю любой ценой… ценой обмана. Уж что бы дальше делал — сбежал, купил поддельные документы, — не знаю, но это возможно.
