А потом из камышей показался Даниил. Он нёс мальчишку на руках, кажется, тот был без сознания.
Знаешь, мам, я себе язык прокусил, когда подумал, что будет, если сейчас окажется, что ребёнок мёртв, а я увижу глаза Светланы.
Никогда, больше никогда и ни за что не хочу переживать подобное.
Даниил положил мальчишку на деревянный помост и начал делать искусственное дыхание. Через несколько секунд ребёнок закашлялся и сел, опираясь на руки.
Потом я увидел, как по помосту метнулась какая-то стремительная тень. Я раньше и не думал, что человек может перемещаться настолько быстро. Это была Светлана.
Она не кричала, не плакала, не причитала — просто мгновенным рывком преодолела пространство, разделяющее её и сына. И прижала его к себе.
Когда я подошёл ближе, то успел услышать, как ребёнок сдавленно говорил: «Мам… мам… мне дышать тяжело, не так сильно, пожалуйста».
Уже потом, когда все поисковики собрались вместе, Даниил сказал, что нашёл мальчишку связанным в наглухо заколоченном ящике, спрятанном под дальним помостом на берегу озера. И что тот мог бы погибнуть от удушья, если бы он опоздал на час-другой.
Народ начал обсуждать это обстоятельство, и большинство сошлось на том, что они имели дело с сумасшедшим сектантом, который решил принести жертву озеру с какой-то извращенной и одной ему ведомой целью.
Наверно, я бы тоже так подумал. Но позже, уже вечером, я услышал, как мальчишка (его звали Андреем) говорил с Даниилом. И это был очень странный разговор.
Мама в это время была рядом, она разговаривала с полицейским, который брал показания у всех, кто участвовал в поиске.
Пацан наотрез отказывался отходить от Даниила.
— Он может вернуться? — прошептал мальчишка своему спасителю на ухо, видимо, думая, что никто не слышит.
— Да, — кивнул Даниил и так же шёпотом ответил: — он может вернуться, если я не сделаю то, ради чего пришёл сюда.
— Почему ты не можешь просто долететь?
— Я тебе говорил уже: мы летели очень низко. Самолёты не могут летать так долго. Это опасно. Кроме того, есть вещи, которые я должен сделать по дороге.
— Ясно… — вздохнул мальчишка, — а ты точно не сможет потом остаться? Совсем-совсем?
— Не смогу, — ответил Даниил, — хотя и хотел бы.
Потом мне пришло в голову, что подслушивать чужие разговоры, тем более разговоры друзей — не хорошо. Я громко зевнул. Мальчишка посмотрел в мою сторону тревожно, и отстранился от Даниила. Тот тоже посмотрел на меня и лишь слегка улыбнулся.
Наверно, мне стоило поговорить с ним тогда. Объяснить, что слышал часть их разговора с мальчишкой. Спросить, что он означал.
Но тогда я не решился это сделать.
Из книги Андрея Тобольского «Покоряя пространство»
…в детстве мы видим мир иначе. Реальность ребёнка — она более гибкая, пластичная.
Постепенно, с возрастом, мы перестаём воспринимать вещи такими, какие они есть на самом деле. Мы впитываем стереотипы, которые цементируют наше мировоззрение. Многое из того, что существует в реальном мире, мы просто не видим и не воспринимаем. Потому что иначе нам бы пришлось пересматривать всю нашу комфортную и целостную картину мира, а это ой как не хочется делать.
Думать — тяжело. Переосмысливать фундаментальные вещи во взрослом возрасте — почти невыполнимая задача.
Для ребёнка не так сложно поверить, что старый самолёт на заброшенной рулёжке вдруг может полететь.
Мне просто не были известны детали всех процедур, которые проходит техника до того, как пилот получит разрешение на взлёт. В конце концов, взрослые — такие формалисты. Я тогда прекрасно понимал, что многие вещи работают и без сложных процедур, вроде проверки билетов или внешнего осмотра.
В тот вечер я сидел на берегу озера в центре города и пытался представить, как изменится моя жизнь, если родители всё-таки разведутся. Я думал, что будет, если со мной что-то случиться. Например, я исчезну на пару дней. Перестанут ли они ругаться? Может, мама испугается настолько, что будет прижиматься к папе, совсем как тогда, когда она в первый раз попала в аварию в городе?..
Мне хотелось в это верить. Я даже начал строить планы, каким образом можно прожить пару дней, не заходя домой.
У меня было немного денег, и их точно должно было хватить на пару обедов в кафе быстрого питания, а больше мне и не надо было.
Чёрного Человека я должен был испугаться. Но он умудрился как-то так естественно вписаться в ход моих чёрных мыслей, что я даже не попытался убежать.
Мне не было страшно.
— Скажи, тебе хотелось бы помочь мне в одном большом и важном деле? — произнёс он, усаживаясь рядом.
Я посмотрел на его лицо. Оно было необычно бледным, а глаза, казалось, светились изнутри жёлтым огнём.
— Кто вы? — спросил я.
Родители, конечно же, запрещали мне разговаривать с незнакомцами.
Но во мне вместо страха проснулось и зрело жгучее любопытство. Насчёт «большого и важного дела» Чёрный Человек попал в точку. Я часто представлял, что оказываюсь в такой ситуации, когда могу проявить себя. Показать своё бесстрашие, сообразительность и прочие вещи, которые, как я тогда думал, делают из обычного человека героя.
— Я тот, кто приходит, когда в нём очень нуждаются, — усмехнулся Чёрный Человек.
— А имя у вас есть? — рискнул спросить я.
— Конечно, — усмехнулся он, — меня зовут Авадон. Но ты можешь звать меня Вадиком, я не обижусь. Так будет даже честнее, да Андрюша?
Тогда меня совершенно не смутило, что он знает моё имя. Почему-то это показалось естественным, будто мы давно были знакомы.
— Вы иностранец? — спросил я, и тут же добавил: — мы были знакомы раньше?
— В некотором да, меня можно назвать нездешним. И, конечно же, мы знакомы. Мы часто встречались, просто ты не всегда помнишь об этом.
— Ладно, — кивнул я, — так что у вас за дело?
— Скажи, Андрюша… ты ведь хочешь, чтобы все люди на Земле жили свободно? И чтобы каждый мог получить именно то, чего он хочет?
Уже тогда мне показалось, что в этих вопросах есть какой-то подвох. Вроде бы речь идёт о хороших вещах, но… каких-то слишком хороших, что ли. Как будто они очень старались такими казаться.
Вместо ответа я кивнул.
— Я знаю один способ, как сделать так, чтобы это стало реальностью, — продолжал Вадик.
— И как?
— Нужно включить одну вещь, которую очень давно прячут от всех людей представители одной закрытой секты. Когда-то давно они похитили её и присвоили. Но совсем недавно мне удалось выяснить её местонахождение, хотя это было очень и очень сложно.
— Отлично, — сказал я, — вы её достали, так?
— Ты можешь звать меня на «ты», Андрюша, — улыбнулся он, — мы ведь уже знакомы, так?
— Хорошо. Ты же достал её, так? И мы должны включить её вместе? Но почему? Чем я такой особенный?
Я ожидал, что он сейчас скажет что-то удивительное и приятное. Например, что я наследник древнего рода, обладающий особыми способностями, и что только такие, как я могут включить эту вещь.
Но он ответил иначе.
— Тут есть одна сложность, — Чёрный Человек вздохнул, — дело в том, что эту вещь могут увидеть только дети. И совсем редкий тип взрослых, которые, скажем так, не совсем доверяют той реальности, в которой мы живём. Понимаешь?
Я отрицательно помотал головой.
— Я не могу её увидеть, — сказал он, — но ты — точно сможешь. А ещё она спрятана в таком месте, что моё приближение может её уничтожить. Это специально сделано, чтобы не дать людям освободиться, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул я.
— Ну что? Ты поможешь мне?
В его фургоне оказался целый склад вещей, будто он специально готовился к длинному походу. Тут были и спальные мешки, и какие-то верёвки с карабинами, крючья и кошки, почему-то лыжи и даже гидрокостюм.
Вадик рассказал мне, что нужный предмет кто-то спрятал на борту старого самолёта, который до сих пор стоит у нас на рулёжке заводского аэродрома. Потом он долго объяснял мне свой план, со всеми подробностями: как нужно перелазить через забор, что будет на другой стороне, как надо считать шаги. Как найти и забрать то, что нужно и, конечно главное: как быстро вернуться к нему.
