– Она их, что видела? – удивился я, не став отвечать на хамский вопрос, – Тогда почему они ее в живых оставили?
– В масках они были. Трое. Как по ее описанию, так я думаю, что бабские чулки они на головы натянули, – ответил Вдовин, – Злодеи её в ванну затолкали и дверь подпёрли. А девчонка не будь дурой, в окошко подсмотрела, как они кухню шмонают на предмет ухоронок. Говорит, что один из них воду пил из-под крана и маску чуть сдвинул. Короче, езжай! – мне показалось, что Вдовин окончательно истратил на меня весь запас своего терпения.
– Геннадий Николаевич, разрешите, я пройдусь по квартире, – я мельком глянул на криминалиста, понимая, что и он может упереться.
– Гуляй, Корнеев! – отмахнулся он, – Но недолго, десять минут тебе на экскурсию! Потом отрабатывай девочку. И, чтоб от начала до конца Воронова присутствовала! Сам понимаешь!
Я понимал. С несовершеннолетними в таких случаях можно общаться только в присутствии родителей, лиц, их заменяющих, педагогов или, на худой конец, хотя бы инспектора ИДН.
Я, на всякий случай, вопросительно глянул на эксперта и тот согласно кивнул. Значит хату он уже отработал.
По квартире я гулял недолго. Задержался только у трупов и у вывороченного подоконника, неподалеку от которого они лежали. Следы пыток были у обоих. Мужчина и женщина были связаны, а рты надежно залеплены широким пластырем. Убивали их одинаково. Обоих ножом в печень. По всему выходило, что сначала их расспросили и только потом, забрав искомое, убили. Опираясь на опыт той оперской и следачьей своей жизни, я, присев на корточки, последовательно и очень внимательно осмотрел раны на телах обоих потерпевших. Убивали их одним ножом. И убивал их один человек. Я с абсолютной уверенностью готов был поспорить, что эти двое, далеко не первые трупы в активе убившего их упыря.
Потом, исполняя указание руководителя следственно-оперативной группы, я направился в квартиру напротив.
Девочка действительно была в относительно нормальном состоянии. Быть может причиной этому была ватка на локтевом сгибе ее левой руки. Впрочем, ее горе все-равно было очень заметным. Даже с учетом того, что было видно, что ее как следует умыли. Она сидела за кухонным столом и перед ней стояла чашка с чаем. И рядом лежала открытая коробка с шоколадными конфетами. У сидящей рядом с ней инспектора ИДН Гали Вороновой тоже была чашка, только уже пустая.
– Привет! – в меру улыбнулся я девчонке, памятуя о том, что ей сейчас не до радостных улыбок. – Тебя как зовут? – взглядом согнав со стула Воронову, присел я за стол.
– Наташа, – вздохнув по-взрослому, ответила мне девчушка, – Вы найдете тех, кто маму с папой убили? – почти спокойно, лишь на секунду запнувшись перед словом «убили», произнесла теперь уже сирота Наташа.
Ни в этой, ни в прошлой жизни я такого не встречал. Эта несчастная малышка на моей памяти была не первая из детей, чьих родителей убивали или калечили в их присутствии. Да хоть и не в присутствии. Но реакция при таких вот разговорах всегда была другой. Хотя я видел, что утрату родителей ребенок не просто осознает, но переживает, как взрослый человек. И фотографии на стенах в квартире потерпевших, на которых Наташа была вместе с родителями, не оставляли сомнений в том, что все они относились друг к другу с любовью и родственной нежностью. Много там было таких фотографий.
– Обязательно найду! – серьёзно ответил я не столько ей, сколько себе, – Ты мне только помоги пожалуйста найти их! – посмотрел я на девочку уже совсем, как на взрослого человека. – Поможешь?
– Помогу! – также серьёзно она ответила мне и опять, как старушка, вздохнула.
– Ну вот и хорошо! Сейчас мы с тобой поедем фотографии смотреть. На них разные плохие люди и среди них могут быть те, кого ты видела на кухне, – объяснил я ребенку наши дальнейшие действия.
– Галь, вы идите в машину, а я с опером хочу пообщаться. Ты не волнуйся, я недолго! – добавил я, заметив тень на лице Вороновой, – Кто сегодня дежурит?
– Гриненко, – ответила Галя, – Идем вместе, он все-равно по соседнему подъезду поквартирный обход делает.
– Куда ты ее потом? – вполголоса поинтересовался у Вороновой, когда пожилая соседка повела девочку в туалет.
– Куда-куда, а то ты сам не знаешь! – вскинулась инспекторша, – в детприемник пока, а там родственников искать будем. Валентина Григорьевна, соседка, говорит, что тетка по матери где-то неподалеку в области живет.
Детприёмник. У неё обоих родителей только-что убили, а её в детприемник.
Воспоминания
В той прошлой жизни, году этак в восемьдесят восьмом или в восемьдесят девятом, уже будучи опером в автограде, я, в дежурные сутки выехал на вызов. И тоже на разбой. Союз тогда еще не развалился. Отморозки средь бела дня, прямо на площадке автомагазина напали на семью то ли латышей, то ли эстонцев. Точно уже не помню, помню только, что они прибалты были. Приехали они за машиной, потому как в то время этот город в СССР был автомобильной Меккой. Со всего Союза ехали в советский Детройт страждущие, чтобы подешевле автомобиль прикупить и еще впрок запчастями затариться. А эти, вдобавок, приехали еще зачем-то со своим грудным ребенком. Так вот, родителям арматурой головы поразбивали и все деньги выгребли, а пацаненка, к счастью, не тронули. И почему-то я, а не дежурный инспектор ИДН, которой рядом не оказалось, повез этого ребятенка сдавать в больницу. Только отъехали, а тут опять дежурный по рации надрывается, что срочно надо ехать на новое место преступления. Убийство. А дитёныш кричит, как резанный. И поди, пойми его, может, он есть хочет, а, может, у него еще какая надобность. По пути как раз не шибко далеко мой дом был. Я не придумал ничего лучшего и завез ребенка к себе домой. Думал, пусть час-полтора побудет, пока с убийством разберусь. Жена тогда в декрете с полугодовалым сыном сидела, молока у нее хватало. Она, не поняв сначала, чей это младенец и почему я с ним к нам домой заявился, прямо с порога много мне чего про меня же тогда и объяснила. В словах и выражениях, которых я от неё раньше не слышал. Как-то растерялся я, молча сунул ей орущий кулёк, сказал, чтобы покормила и ретировался. Домой вернулся только следующим утром, уж очень те сутки тяжелыми были. Спать сразу завалился, решил, что ничего страшного не случится, если завтра ребятенка в больничку свезу. Но и завтра не получилось. С самого утра замотался, тогда мы по нескольку убийств и разбоев за сутки регистрировали. В итоге почти три месяца, пока его родители лежали в больнице, мальчик жил у нас. Прижился латышонок, словно всегда тут был. А потом большие слезы были, когда родители ребенка из больнички выписались и явились его забирать. Жена плачет, дочка, ей четыре года было, тоже заливается, потому что привыкла. Еще и латышка белугой завыла, испугалась, наверное, что не отдадут ей ребенка. Пришлось действовать решительно и жестко. Н-да…
Поход в гости к юрисконсульту Каретникову
Прошерстив в городском УВД все альбомы, положительного результата добыть не представилось возможным. Наташа никого не признала. Правда, во время поездки, отвечая на мои вопросы, она обмолвилась, что, когда пьющий из-под крана воду бандит сдвинул маску в сторону, она заметила, что его ухо выглядело необычно. Вроде бы оно внизу было, как-бы откусано. Она так и выразилась – «откусано». Прикинув расположение окошка и крана с мойкой, определил, что ухо левое.
После вечернего сбора у Данилина, зайдя в кабинет, я загрузил в портфель все, что касалось предполагаемой серии. Покопавшись в своих рабочих пометках и записях относительно разбоев, которые делал у Вдовина в прокуратуре, я взял и их. Выйдя из РОВД, пошел к остановке. К дому Каретникова мне предстояло ехать с пересадкой. Улица Олимпийская нелогично находилась вдали от центральных стадионов города.
Без особого труда найдя нужный дом и подъезд, я добрался до двери с латунной табличкой с числом «тридцать один» на ней.
