владычества. Ведь уже наши казаки дошли до Урала. И тут - Бац! - наши заговорщики, - я поднял ладонь с растопыренными пальцами, -в обычное время вот как эти пальцы: способные только языки чесать, друг другу пакостить, да ругать власти, а ударить неспособны. Так вот они сорганизовались, - я сжал руку в кулак, - почему-то вдруг именно в этот день, в это время. Да ещё и усилились той самой табакеркой. Вот как раз к тому времени и относятся те документы, которые ожидают в Санкт-Петербурге. И, вот чтобы такого не случилось, Ваше Величество, Я уже предпринял кое-какие меры. Так что Будьте спокойны.
- Ну а не припомните хотя бы, на кого вокруг меня можно положиться? - с надеждой поглядел на меня самодержец.
Я задумался, неуверенно ответил: - Государь, Михал Михалыч Сперанский и Алексей Андреевич Аракчеев высоко ценились потомками в двадцать первом веке.
И ещё... Не хотел говорить, но хорошо бы Вам, Государь, поспешить в Санкт-Петербург, - как бы в сомнении добавил я. И, видя, вопросительно поднятые брови собеседника, продолжил: 30 апреля следующего года умрёт Ваша дочь Елизавета по недосмотру Франка, зубки будут тяжело прорезаться.
Глава 4: Наполеон - союзник
в которой Савелий предотвращает покушение на Александра I
"Кулик" вскинул пистолет и потянул спуск. Курок хрустнул кремнем, на полке пыхнул дымком порох, а никакого выстрела не последовало, но в то же мгновение справа полыхнула вспышка ярчайшего света. Ослепленный стрелок протирал ослепшие на время глаза, когда сидевший рядом Фёдор Иванович Толстой вывернул у него из руки оружие: - Всё князь, поиграл и будет, - и кивнул двум казакам у входа: - Вяжите его, братцы.
Светописец достал из аппарата пластину.
Толстой Фёдор Иванович, "Американец", август 1806 Санкт-Петербург
В переулке, на выходе с Миллионной улицы от свояка и компаньона Резанова Михаила Матвеевича Булдакова, я нос к носу столкнулсяс с коренастым широкоплечим мужиком. На по-матросски прожаренном лице которого появилась глумливая улыбка,а бакенбарды шириной с пачку сигарет из моего времени плотоядно встопорщились. Он меня узнал.
Точнее, конечно, узнал камергера Резанова. Попытки вспомнить его на моём лице видимо отразились Так, что он принял это за испуг. Меж тем со-владелец тела недовольно заворочился, пробурчал: "Только этого чёрта не хватало. - А кто это, Вашбродь? - Ну, будь знаком: Толстой, Фёдор Иванович Толстой. - Постой-постой, это тот самый, в кругосветке, где ты ходил начальником экспедиции? А он тебя троллил? - Что есть "троллил", Савелий? - Ну, делал так, что как дворянин ты обязан был его "поставить на место", а как начальник экспедиции не имел права этого сделать. - Точно выразил! - Ага, значит это тот самый "американец". Хорошо, Вашбродь. Ну, тогда посиди спокойно", - и, не дожидаясь дальнейшего развития событий, я, перехватывая инициативу, раскинул руки:
- Баа! Фёдор Иванович! Кого я вижу! Вы какими судьбами?
- Да вот, Николай Петрович, Вашими молитвами, - негодяй явно забавлялся.
- Ну да, Ну да, - закивал я головой: - Вы же, слыхал, по Америке путешествовали?
- Да Вашими стараниями, Николай Петрович, - поддержал игру детина.
- Ну что же, Фёдор Иванович, я ощерился, - помнится, у нас с Вами были некоторые недоразумения. Тогда я был начальником экспедиции, сейчас волен, так не изволите ли дать сатисфакцию?
Во взгляде противника плеснулось недоумение, но тут же опять сменилось глумливым выражением, он видимо так и не понял, что перед ним совершенно другой человек, не тот, которого он знал во время кругосветного путешествия на "Неве" и "Надежде" 1803-1806 годов - А почему бы и нет, Николай Петрович? Завсегда рад пойти Вам навстречу! Каким оружием изволите? Выбор за Вами.
- Да какой уж тут выбор, - делано посетовал я: - Стреляете Вы - мне вас не догнать. Шпагой владеете - тоже мало кто как Вы способен. Да и оружие ведь - это выбор слабого, - Я посмотрел на него испытующе: - Кому повезёт. Ведь так?
- Нууу, - он нахмурился, соображая. Но так и не уловил подвоха: - Но, тогда что Вы предлагаете?
- А давайте так, без всякого оружия. Вот, например, Вы же владеете английским боксом? - губы визави самодовольно вытянулись.
Я-то из истории знал, что он числился неплохим кулачным бойцом. Ну и я в моём времени начинал с бокса, и добрался до кандидата в мастера спорта на пике, пока в рукопашку не перевёлся. Был интерес проверить, а далеко ли ушло мастерство бокса за двести лет. К тому же весовые категории у нас примерно одинаковые, килограммов под семьдесят пять - восемьдесят.
Толстой принялся потирать руки, как-будто мыл:
- А что же, принято. А по каким правилам?
- Ну, по каким правилам... Вот предлагаю, чтобы друг друга не калечить - мы может ещё пригодимся кому-нибудь - три раунда, по три минуты каждый. Ну, и я ещё предложил бы защиту на руки одеть. Это чтобы, значит, кулаки не разбить Да и физиономии друг другу не попортить на длительное время. Как Вы смотрите?
- Идёт, Николай Петрович. А Вы не боитесь? - испытующе прищурился он.
- Боюсь, - кивнул я, а про себя добавил: "Боюсь, что ты откажешься", а вслух продолжил: - Но, вопрос этот же надо решить раз и навсегда между нами, Вы согласны?
Толстой откинул голову, как это делает Шварценеггер в фильме "Терминатор" и расхохотался, разводя руки в стороны : - Ну, Николай Петрович, а Вы Кремень! Не ожидал я от Вас. По рукам! - он размахнулся и хлопнул меня по подставленной ладони: - Где и когда?
Мы оговорили место и время.
Встретились На манеже. От Толстого секундантом пришел двоюродный брат, тоже Фёдор , но Петрович, в отличае от кузена субтильный и гладко выбритый - ну художник, чего с него взять. Я привёл Фернандо. Который до такой степени уверовал в меня, что смотрел на противников свысока. И оппонент, кивнув на моего секретаря-испанца, поинтересовался: - Николай Петрович что-то у Вас секундант сурьёзный.
- Та не, парень-то он хороший, просто Молодой ещё, не волнуйтесь.
Потом недруг Резанова долго, с любопытством рассматривал перчатки: - Никогда таких не видел. Даже у англичан совсем другие.
- Сам придумал, - ну не буду же признаваться, что такие в моё время делают - набивают конским волосом.
Недооценивать противника
