Ко мне подошёл низенький худощавый мужчина неопределённого возраста. Толи 40 ему, толи все 60.
— Ну я лекарь.
— Водка есть?
— Что?
Вот чёрт! Они знают уже водку или нет? Как же она называлась на Руси?
— Крепкое вино, перевар?
— А это, есть.
— Несите. Ещё теплой воды и чистые тряпки. И шёлковую нить, если есть. — Оглянулась назад, позвала подружку. — Елена, сумку мою давай сюда.
Принесли кувшин с теплой водой, полили мне на руки. В сумке я нашла мыло в упаковке. Всё верно, когда мы собрались ехать к Елене, я взяла мыльницу, в которой было уже мыло и про запас купила ещё один кусок. Его я забыла вытащить из сумки. А сейчас оно мне пригодилось. Надо было видеть лицо девчонки, которая мне поливала. Она была из прислуги, как я поняла. Да и остальные, кто здесь был смотрели с интересом. Мыло хорошо мылилось и вкусно пахло — лавандой. Мыло я засунула назад в упаковку, ибо нечего. Вытерла руки. Попросила лишних удалится. Старый боярин посмотрел на меня непонимающе. Вздохнув, я пояснила:
— Боярин, я прошу всех выйти. Мне нужно двое. Остальные будут мешать. И откройте окно, чтобы было больше света. — Я тогда впервые пожалела, что здесь ещё нет электрических лампочек, впрочем, как и самого электричества, кроме природного. Из всех хирургических инструментов, у меня был только папин нож, заточенный как бритва. Волос мог в падении разрезать. Со мной оставили девочку, которая поливала мне на руки и мужика, того самого, который якобы лекарь, как оказалось на самом деле он коновал. Вправлял вывихи и отрезал повреждённые конечности. На большее способен не был. Оно и понятно, институтов дядечка не заканчивал и даже читать не умел. Так же ко мне притащили местную травницу. Она не была классической, в этом понимании, бабулька, а довольно ещё молодая женщина. Как оказалось позднее, ей было около тридцати. На лице у неё был безобразный шрам, и сама она хромала. Жила на особицу, в лесной глуши в землянке, которую сама и вырыла. Сама была неместная. Как мне потом сказали, пришлая. Откуда, она не говорила. Но с лечением справлялась не плохо и её не трогали. По крайней мере, на костёр, как ведьму отправить не пытались.
Я посмотрела на девчонку.
— Мне нужны чистые тряпицы, игла и шёлковая нить. — Посмотрела на коновала. — Принесите какую-нибудь палочку, чтобы вставить её больному в рот. От боли он может очнуться. Пусть кусает палку, заодно язык себе не откусит. Выполнять! — Последнее сказала резче, чем остальные слова. Девчонка кинулась со всех ног из комнаты. Мужик, посмотрев на меня испуганно, тоже вышел. В этот момент ко мне доставили знахарку. Мы смотрели друг другу в глаза. Страха у неё не было. Было только недовольство и некое любопытство.
— Мне нужно жаропонижающее и то, что может воспрепятствовать заражению крови. Огневице.
— Чудно ты говоришь, боярышня.
— Ты поняла, что я имела ввиду?
— Поняла. Надеешься, что он не уйдёт за кромку? Он уже там, одной ногой.
— Это мы ещё посмотрим.
Принесли ковш вонючего пойла. Поняла, что это так называемая водка или хлебное вино, перевар. Сивушных масел в нём было немеряно. М-да. Но на безрыбье и рыба рак. Протёрла себе ещё раз ладони, потом нож. Знахарка в это время вышла, стала готовить какой-то отвар. Но какой я не видела. Вернулся коновал с палкой. Сантиметров десять в длину и свежеошкуренной. Молодец. Он разжал челюсти мужчины и вставил между зубов палку. Смотрел на меня. Я сказала, чтобы он привязал руки больного к столу. Он и это сделал, зафиксировав бедолагу. В этот момент прибежала девчушка с чистыми тряпицами, и иголкой с вдетой в неё ниткой. Игла была медная. Нить шёлковая. Положила иглу и нить в ковш с водкой. Потом срезала так называемые бинты. Выбросила их. Прокладки пришлось отдирать. Больной застонал. Из раны пошла кровь с сукровицей. Стала вытирать чистой тряпкой. Девчонку и коновала заставила надеть что-то типа повязок на лицо, прикрывающих рот и нос. Ибо нечего дышать микроорганизмами в операционной. Сама тоже повязала себе такую повязку. Импровизация на тему медицинских масок. Вообще надо будет этим озаботиться. Чтобы специально пошили. Теперь эти двое пялились на меня широко раскрытыми глазами. Но мне было всё равно. Когда пришла травница с отваром, заставила её тоже надеть такую повязку. Заодно перед операцией они все протёрли руки самогоном. Тратить на них свой единственный кусок дефицитного мыла, посчитала излишним. Мне самой мало.
Вскрыла рану. Там уже началось нагноение. Мужчина вздрогнул и застонал. Но в сознание так и не приходил. С одной стороны хорошо, с другой стороны не очень. Но бог не выдаст, свинья не съест. Рану промывала отваром ромашки, который принесла травница. Я похвалила её. Ромашка одно из растений обладающих самым мощным бактерицидным и антисептическим свойством. Знахарка мне ничего не ответила, только странно посмотрела на меня. В её глазах было такое выражение: «Тоже мне, специЯлист выискалась, сама знаю». Ну или что-то подобное. Часть повреждённых и уже начавших отмирать тканей пришлось срезать и удалить. Пациент стонал, потом захрипел и пришёл в себя. Смотрел на меня каким-то диким, полным боли взглядом.
— Терпи воин, — сказала ему, — генералом станешь. Медаль получишь. На пенсию по выслуге выйдешь. — Говорила, чтобы отвлечь. Сама делала своё дело. Почистив и обработав рану, начала сшивать. Мужчина опять потерял сознание. Да, дядечке не позавидуешь. Но извините, у меня тут анестезии нет. Если только в лоб ему зарядить, но этого не потребовалось. Он сам отключился. Рану я зашила. Обтёрла её и вокруг неё чистой тряпкой смоченной в отваре ромашки. Потом забинтовала чистыми полосами небелёной ткани. Посмотрела на девчонку. Она была бледная, но держалась. Сказала ей, чтобы убрала окровавленные тряпки. Помыла нож в теплой воде, потом протёрла его самогоном. Засунула в ножны.
— Операция закончена! Всем спасибо! — Объявила своей бригаде скорой помощи. Коновал смотрел на кувшин со средневековым самогоном, который по недоразумению называли хлебным вином.
— Что выпить охота? — Спросила его. Он сглотнул.
— Если можно, боярыня. Я когда руки то с ногами отрезаю, мне всегда наливают.
Разрешила. Полковша коновал выхлебал, как родниковую воду. И его глаза посоловели, стали добрее. Кошмар какой. Взяла больного за запястье, засекла время, считая его пульс. Все трое на меня удивлённо смотрели. Так, пульс учащённый. К сожалению, не знала какое давление. Но тут уж ничего не поделаешь. Вышла на крыльцо. Стояла и дышала, сняв повязку. Елены нигде не было, как и моей сумки. Тут же ко мне подошёл Иван. Откуда он взялся, я так и не поняла.
— Княгиня, ну как там дядька?
— А он тебе дядя, родич?
— Нет. Он батюшкин боевой побратим. Наш с братом пестун, учитель. С малых лет мы его знаем. Потому и зовём дядькой.
— Ну что я могу сказать? Рану я ему почистила и зашила. Очень надеюсь, что не будет заражения и огневицы. Но гарантировать не могу… Обещать, не могу, что он выживет. У меня нет инструментов для оперативного вмешательства. Нет лекарств. Практически ничего нет, кроме ножа и отвара ромашки. Здесь половина на половину, выживет или нет. Тем более нагноение пошло, хоть я его и убрала, но всякое может быть. Будем надеяться, что твой дядька сильный мужчина и его организм победит недуг. А где Елена?
— Её в женскую половину увели. Негоже благородной девице в мужских портах ходить, да ещё драных. И тебе бы, княгиня тоже переодеться нужно.
— Не нужно. Мне и так хорошо. Куча платьев, рубах и юбок сковывают движение. А я не привыкла к этому. Мне нужна свобода манёвра. — Посмотрела на молодого боярина. Он не понимал. Я покачала головой и похлопала его по плечу. — Не бери в голову, боярин Иван Вяземский. Но, давай так. Я сама подберу нам с сестрой одежду. Хорошо? Не беспокойся, приличия будут соблюдены.
— Как скажешь, княгиня Александра Вячеславовна.
— Значит договорились. За дядькой нужен глаз да глаз. Если жар у него поднимется, зовите меня. Травница пусть здесь находиться. И ещё лёд нужен. Есть?
