— Так я помочь хотел. Не привык ещё, как тут.
Дзерон Карапетович кивнул, обернулся к воспитаннику.
— Меня мама убьет, — зашипел Марат сквозь стиснутые зубы. — Пусть новую рубашку гонит!
— Не убьет, а вот если ты еще раз кинешься в драку на того, кто не может дать сдачи, то пеняй на себя, — строго отчитал его тренер. — Тебе понятно?
Если б это сказали мне, то мне захотелось бы послушаться — не из-за того, что тренер всерьёз чем-то угрожал, просто в его голосе слышалась спокойная уверенность в своей силе и правде — как и в том, что наши проблемы яйца выеденного не стоят. Марат склонил голову на грудь, сжимая и разжимая кулаки. Обидно, наверное, он-то искренне считает себя правым. Но ничего, пионерский лагерь как нельзя кстати подходит на роль «учителя» для таких горячих парней. Мне его воспитанием заниматься было не особо интересно, это пусть Дзерон Карапетович бдит. Но вот пару практических уроков этой шайке-лейке все же, хошь-не хошь, придется преподать. Только физику набрать надо…
Я чувствовал на себе взгляды пионеров. Те давно повскакали со своих мест и окружили нас, чтобы ничего не пропустить. Боковым зрением я видел, что Шмелю хватило мозгов воспользоваться суматохой — он, держась за пятую точку, встал из-за стола и незаметно, гуськом выскочил вон из столовой. Пока всё устаканится, он уже успеет переодеться. Сеня, как ни в чем не бывало, остался сидеть за столом, не зная, что ему делать. Его тоже можно понять, новые неприятности пацану были совершенно ни к чему.
— Пожали руки! — распорядился Дзерон Карапетович.
Спора тут не предполагалось. Он взял за локоть Марата и подвел ко мне. Тот никак не мог успокоиться и, стиснув зубы, со свистом дышал через нос. Однако ослушаться тренера борец не мог.
— Извини, — я подмигнул ему, протягивая руку. — Не хотел, оно как-то само вышло.
Марат нехотя протянул мне руку под строгим взглядом тренера, но жать по-настоящему, по-мужски не стал. Давал понять, что конфликт не улажен и рукопожатие ничего не означает. Ну кто бы сомневался, что нас ждёт увлекательное продолжение.
— Миша, будешь стирать Марату рубашку! — наконец, подала голос Тамара. — А вы, Дзерон Карапетович, объясните вашему воспитаннику, что пионеры себя так не ведут! Завтра мы еще разберем данное происшествие на утренней линейке.
Дзерон Карапетович не ответил, Тамара велела всем идти в корпус. Мы же с Маратом напоследок переглянулись, давая друг другу понять, что разговор будет продолжен после отбоя, как и договаривались.
Он явно не мог смириться, что какой-то дохлик-шахматист опозорил его перед всем лагерем. И уже вынашивал планы мести.
Примерно тем же были заняты дружки Марата, недотепы Шпала и Лева. Они снова принялись сверлить во мне отверстия своими взглядами и постукивать кулаками по бороде.
Понятно. Я теперь враг номер один для этой компашки.
Я не стал обращать внимание на немые вызовы, присоединился к своему отряду легкоатлетов.
— Ни фига!
— Как ты умудрился?
Вопросы посыпались со всех сторон. Ребята смотрели на меня с некоторой осторожностью и одновременно с сожалением. Каждый из них понимал, что одной только стиркой вопрос с Маратом исчерпан не будет. Наверное, поэтому хлопали меня по плечу, пытаясь приободрить. Я в ответ выдавливал из себя придурковатую улыбку, рано мне ещё выходить из образа шахматиста. Как говорится, всему свое время.
Пионеры дружной змейкой потянулись на выход из столовой, а оттуда к корпусу — переодеваться в спортивную форму, ну и немного выдохнуть перед предстоящей тренировкой. На трудовой десант никто не пошел. Территория итак чистая, просто формально его объявилили.
— Ребята, у вас есть на всё про всё десять минут! — сообщила Тома. — Потом все как штык на тренировку!
Тренера прошли в соседний с нашим корпусом домик, видимо, тоже переодеться. А Тома, поколебавшись, все же осталась с пионерами, из-за чего лица у Левы, Шпалы и, конечно, Марата, вытянулись кирпичом. Понятно, парни не хотели откладывать возмездие в долгий ящик и были не прочь показать мне Кузькину мать в корпусе. По горячим следам Марат что-то экспрессивно рассказывал своим корешкам и то и дело зыркал на меня исподлобья. И тот факт, что я всячески игнорировал их посылы, заводил ребят еще больше. Хочешь кого-то наказать — игнорируй его.
Бог с ними, я намотал на ус, что старшие в лагере живут отдельно, а это значит, что никто не будет стоять над нами цербером по вечерам и ночам.
— Давайте, дети, заходим, переодеваемся и сразу обратно, — поторопила Тамара.
Мне было любопытно увидеть место, где я буду спать ближайшие несколько недель. Нас встречал длинный коридор, как в общагах, с дверьми в палаты вдоль стен. На стенах, как и по всему лагерю, застыли талантливо отрисованные картины юных пионеров-спортсменов. Висела доска объявлений с расписанием нашего дня. Почтовый ящик, куда, судя по всему, следовало опускать письма родителям и получать их. Рядом с почтовым ящиком висел еще один — «предложения». Подобное я видел в детских лагерях впервые, но больно уж старшая пионервожатая инициативная. Ну и, наконец, здесь висели фотографии наших тренеров, с обозначением вида спорта и регалий. Я не без любопытства остановился поглазеть на «биографии». Остальные ребята гурьбой двинулись в конец коридора, в кладовую. В отсутствии шкафов или гардеробов, сумки и рюкзаки обычно хранились в отдельной кладовой со стеллажами.Хочешь переодеться — будь добр, топай в такую вот кладовку и бери из сумку то, что тебе нужно.
И пока ребята работали локтями, доставая свои рюкзаки и вещи из них, я изучил регалии здешних тренеров.
Тамара оказалась мастером спорта по легкой атлетике в дисциплине — толкание ядра. Она не раз занимала призовые места областных соревнованиях. Судя по тому, что крайнее ее достижение датировалось прошлым годом, она либо только-только закончила, либо продолжала выступления, совмещая их с организаторско-педагогической деятельностью. И, конечно, Тамара была комсомолкой. Наш тренер также был легкоатлетом, бегуном и комсомольцем, но уже кандидатом в мастера спорта. Достижения у него были чуточку скромнее, призовых мест он не так много занимал, но зато закончил среднюю общеобразовательную школу-интернат спортивного профиля. Куда любопытнее оказалась спортивная биография тренера по боксу. Григорий Семенович Воробьев оказался выходцем из легендарного института Лесгафта. Имел звание заслуженного тренера СССР, много выступал в свои годы по любителям, брал чемпионат Москвы по боксу и бронзовую медаль всесоюзного первенства. Ныне трудился тренером по боксу в детской секции от ЦСКА, а несколько его воспитанников доросли до чемпионов.
Серьезные регалии… я задумчиво поскреб макушку. Ну, теперь более или менее понятно, кто что из тренеров может предложить. Если я хотел перезапустить свой спортивный путь, то все шансы для этого предоставлялись в спортивном лагере — а конкретнее, мне надо попасть к Воробьеву. Другой вопрос, что с физикой шахматиста придется как следует повозиться.
Народа у кладовой заметно поубавилось.
— Миша, ты приглашения ждёшь? Проходи за вещами! Время! — поторопила Тамара.
Я подошел к кладовке, задумавшись, что вообще-то понятия не имею, какие из рюкзаков или сумок принадлежат мне. Но ломать голову не пришлось — в дальнем углу стоял рюкзак с нашитой на него черно-белой шахматкой. Отлично!
Перевернув рюкзак вверх дном и хорошенько тряхнув, я обнаружил спортивный костюм и кеды. Я даже бровь приподнял: если кеды были самыми обыкновенными, завода «Полимер», то в пакете лежал синий костюм с легендарными лампасами. В середине семидесятых подобный костюм был привилегией избранных. Среди народа даже ходила поговорка: «Сегодня носит „Адидас“, а завтра родину продаст».
Интересно, что же у меня за родители, которые способны дать своему сынку такую заграничную роскошь? Да и в лагерь записали явно как-то по блату. Я сгреб в охапку костюм и пошел в свою палату, благо Тамара решила меня проводить и я не заблудился. Все-таки костюм с тремя полосками — мечта каждого мальчишки, и теперь мне не отвертеться от просьб дать это сокровище поносить.
