Специалист потянулся за новой порцией огненной магии, и был неприятно удивлен. Огневики лишь еле теплились – силы в них почти не осталось. Как же так могло получиться? Парень в красной куртке сделал ложный выпад, проверяя реакцию противника. Овер отскочил в сторону, благо нож и так его не доставал. Магнетическое щупальце ухватило целый ворох кинетических примитивов. Убить магией движения было нелегко, но вполне возможно. Напряжение снова вознесло специалиста на вершину концентрации, он направил гроздь голубых огоньков в уголок глаза врага. Тот вскрикнул пронзительно, замотал головой, впился пальцами в лицо. Овер проскочил мимо него и бросился в дальний конец двора. Очередной звяк молотка о замковую дужку за кончился победным: «Есть! Гнилые потроха»! Потом Широкоплечий заорал снова: «Да не тяни ты, еще замок не вытащил». Тот мужик, что пыхтел на заборе, наконец‑то, перевалился и рухнул прямо на чахлые смородиновые кусты матушки Денгри. Парень в красной крутке, упал на колено, потом поднялся и обвел взглядом двор в поисках своего обидчика. Специалист приготовил очередную порцию магии. Тут калитка к Ренельтокам отворилась, со скрипом, и Овер услышал голос Элеры:
— Сюда, маг! Скорей!
С одной только кинетической магией шансов выжить в схватке с несколькими противниками у него было не много, и специалист решил отступить. Ему повезло, и он проскочил в узкую щель прежде, чем братья Ренельтоки успели оттащить от калитки девушку, и водворить на место засов. Несколько глубоких вдохов и специалист окончательно пришел в себя. Глянул вверх на ярко–лиловое небо, на засеянный морковью небольшой бетонный бассейн с щербатой бесформенной статуей посреди. Братья Ренельтоки дрожали от страха. Элера куда лучше справлялась с собой.
— Спасибо, – проговорил специалист: – глянув девушке в глаза.
— Не за что. Я просто подумала, что моему сыну когда‑нибудь понадобится пара уроков магии.
У Денгри начали ломать дверь, колотя молотком то в железо, то в камень.
* * *
Кемерток наблюдал за сражением из дома напротив. В его распоряжении еще оставался резерв: десяток лучших людей, в том числе два арбалетчика «Красных игремов». Этот отряд пойдет в бой, когда объявится колдун. И покончит с ним. Там, в великом городе Эдэр Гхамире все было по–другому. Образы мельтешили перед лейтенантом, но того, что происходило здесь и сейчас, уже не затмевали.
Схернный цех принадлежал Рекхирду Седому, человеку уважаемому, никогда не отказывавшему в помощи нуждающимся переселенцам. То, что Лиердрем разглядел через щель между ссохшимися досками, открыло почтенного мастерового с другой стороны. Цех был освобожден от станков. По его периметру стояли стальные треноги, каждую из которых венчал острый крюк с противовесом. На некоторых уже висели человеческие тела. Рекхирд как раз снимал кожу с одного из них. Посреди цеха был выложен круг белого песка. В его черном, обрамленном вязью нечестивых знаков, центре сидел на корточках человек, в одежде из чужой кожи. Он ел мясо, отрывая зубами от большого куска. Мрак клубился вокруг него тонкими нитями, сплетаясь фигурами и символами, заползая в рот. Лиердрем никогда не видел раньше, как тьма создает безликого. И смотреть не хотел. Нужно было кончать с колдуном.
— Он там, – просто объявил Лиердрем и похромал к приоткрытой двери схернного цеха. И люди пошли за ним. Обыкновенные ремесленники, к тому же перепуганные до смерти. Отставной солдат хотел решить дело, одним точным броском проверенного ножа. Но стоило ступить за порог, тьма обрушилась на него мутной вязкой волной. Из суетливого танца жирных точек надвигались адские твари: ящеры с человеческими лицами в глазах, длиннорукие демоны в полтора человеческих роста, зубастые черви. Лиердрем попытался осенить себя знамением, но рука, как будто завязшая в сгустившемся воздухе, двигалась медленно. Язык еле ворочался, превращая молитву в мычание…
— Там какая‑то тварь, командир! – Кемерток сделал над собой усилие и отодвинул яркие грезы, куда‑то на задний план. Боец, принесший весть, так и ерзал на месте от страха. «Все‑таки я перестарался с показательной казнью сбежавших от колдуна предателей», – подумал лейтенант.
— Все ложь и колдовское наваждение! – заявил он, появившись перед своими людьми.
— Но эта бестия убила Герима Башмач… – седеющий невзрачный тип договорить не успел – сабля Кемертока выпорхнула из ножен и рассекла его лицо от виска до подбородка.
— Никто не смеет сеять панику! – проговорил Кемерток, громко и отчетливо выделяя каждое слов. Затем пошел через двор, с окровавленным клинком в руках. С его пути убирались поспешно.
— Вы должны бороться, не давать наваждению очернить свою душу! – закончил он, шагнув через калитку на улицу.
То, что увидел, лейтенант и впрямь было ужасно. Посреди дороги, шагах в двадцати как раз там, где из‑под глины набережной начинал проглядывать булыжник, бушевало странное существо. Задняя его часть напоминала гигантского червя, передняя же развивалась по воздуху чудовищным зубастым цветком. Каждый лепесток был усеян длинными изогнутыми иглами, а заканчивался частью человеческого лица. По крайней мере, на двух Кемерток заметил глаза и половинки носа. Столь странное и жуткое зрелище могло быть лишь колдовским наваждением. Тварь рвала на части человеческие останки и отправляла прямиком в темную дыру своего брюха. Лейтенант заметил валяющийся на земле кусок: голова, рука и часть груди с торчащими ребрами. Молитва на чужом языке с легкостью слетела с его уст. Кемерток шагнул навстречу твари, крепко сжав рукоять сабли. «Колдовское наваждение», – повторил он и заставил себя спрятать оружие в ножны. Зубастый цветок, должно быть, заметил его присутствие и двинулся вперед, завивая хвост волнами, как змея. Интуиция подсказывала лейтенанту, что иллюзия не может так двигаться и так смердеть. Но он слишком поздно послушал ее. Хотел отскочить назад, схватился за саблю. Лепестки захлестнули его, впились иглами в ногу, в бок и в плечо. И пришла боль. Все смешалось, образы прошлого настоящего и будущего пере плелись. Кемерток видел свое разорванное тело и Лиердрема медленно поднимающего руку с ножом, и кошмарную шахту, утыканную кривыми крюками, на которых трепыхались полуразложившиеся но еще живые люди.
* * *
Солдаты в золотых плащах, поджидали на опушке. Дети колдуна выбежали прямо на них. Короткое копье взлетело в быстром замахе. Его хищный наконечник отразил лунный свет… Драммр вдруг очнулся в пыльной кладовой летковского дома, на полу среди битых горшков и старого тряпья. С лицом мокрым от слез. Свет из щелей лишь чуть отличался от тьмы, и контролеру понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, где он, и как попал в это место. Гнилое рыбье дерьмо! Драммр понял, что пребывая в грезах Стража, мог запросто пропустить начало атаки. Выбравшись, из кладовки он бросился к ближайшему окну. В одном из дворов лежали раненые. Тела погибших выносили за калитку. Что же произошло?
Смерки удалось найти довольно быстро. Знаменщик был весь в окровавленных повязках, но ходил без посторонней помощи.
— Помню, мне один знакомый из пехоты рассказывал анекдот, – проговорил он, встретив контролера усталым взглядом: – В чем состоит искусство намарской войны? Прийти к концу сражения и заполучить добычу!
— Что здесь произошло? – спросил Драммр, оправдываться перед «Красным игремом» смысла никакого не имело.
— Всяко не свидание с поцелуйчиками… – Смерки замолчал надолго, так что контролеру показалось, что иного ответа он не дождется, но знаменщик все‑таки продолжил: – Поперли они навалом, как какое‑нибудь вердугское мясо. Я уж думал, не отобьемся, а потом как рукой сняло – большая часть деру дала, а те, что остались уже и сами не знали, что делают. Жаль только Цевика кто‑то подстрелил. А те гады, что к Изрежи вломились всех в доме вырезали. Хозяйку ихнюю остроносую искололи всю – живого места на тетке не осталось. Вот такие пироги с младенцами…<