Приоткрыл один глаз, встретился с уже намокшими от слез глазами, подмигнул, прежде чем скорбно свести брови и сделать вид, что потерял сознание.
***
Фабрицио лениво потянулся, чуть поморщившись, когда провел ладонью по виску. Рана пустяшная, особенно для бывшего гладиатора. Поэтому суета Аурелио со всеми слугами, тазиками, тряпицами, отварами была ему непонятна.
— Заткнись, раздевайся и быстро ко мне в постель, ragazzo dolce, - похлопал по простыне рядом с собой. – Быстро же.
Ему доставляло неимоверное удовольствие наблюдать за мгновенной сменой эмоций на лице Аурелио: от удивления, неприятия, возмущения до хитроватой улыбочки и теплеющего взгляда.
— Неси ко мне свою беленькую задницу, - просто хотелось прижать к себе мальчишку, что давеча так яростно защищался и защищал, нападал и атаковал впервые в своей жизни. Агний уже терял свою Елин, он помнил боль. Ланселот уже скулил от боли, провожая в постель Артура свою девочку, а нынче же Фабрицио всей кожей, всей душой ощущал каждое движение, дыхание за спиной своей, ежесекундно обмирая в страхе за юнца Аурелио.
Сколько еще потерь, болей и страданий им уготовано и в каких мирах? И что их ждет в окончании пути? И где тот конец? И один ли?
Что-то слишком часто Агний стал задумываться над такими вещами, которые гладиатору-рабу и в голову не приходили, каким-то образом, меняла его эта светловолосая, нежная, но до бешенства упрямая девочка. Его девочка Елин. Его женщина. Точка. Женщина, за которую он опять пролил, хоть и каплю, но собственной крови.
Фабрицио перетащил на постель большое блюдо с нарезанными кусками холодной говядины, сыром и гроздьями изумрудного винограда. Уселся, скрестив ноги по-турецки.
— Конечно, ты, как мой оруженосец, можешь почистить оружие, привести в порядок мою одежду пока я ем. Ну, или как раб прислуживать мне…- он взял кисточку винограда, оторвал губами несколько ягод, кончиком языка облизнул губы. – Или, все-таки присоединиться ко мне, Елин?
Он знал, как действует на его девку ее римское имя. Так же как и на него. Никто не знал их, никто так по имени не называл. Нигде и никогда.
«И будешь, рабом, моим. Как и я. Твоим» вслух произносить мужчина это не стал. И так понятно же все. Понятно.
Ласковые пальцы массировали плечи, перебирали локоны и успокаивали. Хотя бы сейчас не хотелось думать ни о веронских врагах, ни о том, сколько им еще здесь предстоит пробыть. Постепенно, Агний поймал себя на том, что рассматривает людей, окружающих его, как-то со стороны. Будто перед ним разворачивается театральное представление, и он просто выбегает на несколько минут заменить заболевшего актера. Но вот закончится акт, зрители поаплодируют, сменятся декорации и, он сойдет со сцены. Чтобы в другом театре, на другой сцене заменить следующего актера в его пьесе.
Может, так оно и лучше? Чтобы не сопереживать, не привыкать, не впускать в сердце эти персонажи чужих пьес. Чтобы не было больно от потери и стыдно от убийств.
И тут Агний понял, что и в Риме, там, на арене и в доме ланисты, и в постелях матрон и патрициев, он чувствовал, примерно, то же самое. Он смотрел на все со стороны. Потому и выжил, потому и приспособился, потому и легко покинул.
Со стороны. Всегда. Нигде не вместе. Везде один.
Елин… Легкие пальцы гладили заплетенные волосы, дыхание ощущалось совсем рядом с его ухом. Елин…
Как говаривал тот актер? Спектакль должен продолжаться? Так, кажется…
Что ж… надо было разрядить обстановку. Срочно. Прямо сейчас. На ночь глядя. Тем более что и кровь перестала сочиться, и усталость как рукой сняло, и Аурелио сопит под боком…
Мгновенная идея заставила подскочить с кровати, чуть не опрокинув блюдо и Аурелио. Фабрицио был бы не балагур и не шутник, если бы не был горазд на такие проделки.
— Иди-ка ты домой, ragazzo, - Фабрицио отстранился от мальчишки. – Топай потихоньку и аккуратненько, я дам провожатого.
Встал, потянувшись, развернулся к Аурелио и подбодрил.
— Я приду сам. К тебе. Сам. Дождешься?
Как только дверь захлопнулась за, не сказать, что сильно довольным, но сильно озадаченным, Аурелио, Фабрицио выглянул в окно, да что выглянул – перевесился почти наполовину, порадовав своим обнаженным торсом парочку служанок и старушку кастеляншу.
— Ко мне все трое, быстро, со всеми своими тряпками, быстро!
Видимо, для Фабрицио такие проказы были не впервой, потому как кастелянша сразу сообразила, что требуется господину, а молоденькие хохотушки-служанки притащили ворох платьев, сорочек и накидок всевозможных фасонов.
Старушка охала и все поправляла и оглаживала наряды на Фабрицио, не забывая поплотнее прижать ладонь к груди хозяина, к его бедрам и икрам.
— Bambino, la mia gioia, как же ты хорош, как ладен, ах, tua madre, упокой ее светлую душеньку, не дожила до этого часа, ах, – все причитала и все оглаживала.
Длинная сорочка и легкое полувоздушное платье с парой застежек впереди, кружевная мантилья, прикрывающая почти всю высоченную фигуру от головы до пят и, мужчина превратился в здоровенную девицу.
Распустив волосы до пояса, позволив их причесать до блеска, Фабрицио в последний момент подошел к шкатулке и выбрал диадему, пару перстней и длинную тонкую золотую цепочку, которую не нацепил на себя, а убрал в потайной кармашек.
— Аvanti...пожелайте мне сладкой ночи, - чмокнул кастеляншу в морщинистую щечку, тискнул девиц за пышные попки и отправился ночными улицами к дому Ромео.
***
Сказать, что путешествие не принесло приключений, это, значит, не сказать ничего. В проулке Фабрицио нарвался на призывный восхищенный свист нескольких подзагулявших молодых людей, а уже у самого дома друга, высокую стройную фигурку облапил помощник дожа. Пьяный да в темноте подслеповатый.
— Ах, какая bella ragazza, какая donna gustoso, что мой сazzo рвет штаны, - пьяный лепет сопровождался поползновениями и попытками обнять, прижать и даже залезть под юбку. Сразу на память пришли веселые деньки, проведенные на оргиях и приватных встречах в Риме. Вот так, так…
Но настроение было шутливое, можно сказать, озорное.
—Che cazzo vuoi? – полушепотом, но очень рассержено и тонким голоском прошипел Фабрицио, притворно отмахиваясь от назойливого мужика.
Тот даже не почувствовал подвоха, принимая парня за рutana.
—Ciucciami il cazzo!- И рука пьянчуги нырнула под юбку меж ног Фабрицио.
— Ну, что? Нашел, что искал, scemo? – Уже своим голосом грозно прорычал Фабрицио.
От неожиданной находки и громоподобного голоса, помощник дожа припечатался к стене дома и разинул рот.
— Не справишься даже трезвый, - на прощание проворковал парень и усмехаясь втиснулся в тайную калитку, ведущую в сад у дома Гвидичи.
