— Так? Что тут творится? — произнес шипящий, очень неприятный голос.
Его то ли не опознали сразу, то ли один из моих противников не успел сдержать удар, но по мне попало еще, да так, что меня бросило на четвереньки. Перед глазами все закружилось, холодное и скользкое коснулось спины, я распростерся на полу, глаза закрылись сами, хотя сознания я не потерял.
— Избиваете соратника по отделению? — Цзянь говорил равнодушно, словно эти трое лупили тапками, норовя прихлопнуть таракана.
— Никак нет! — с насмешкой ответил Джавал. — Воспитываем обнаглевшее мясо! Укрепляем священную плоть!
Мне казалось, что голоса доносятся с большой высоты, чуть ли не со второго этажа, через перекрытие. Первое слово во фразе могло звучать приглушенно, почти шепотом, зато последнее грохотать словно рев самолетного движка… и бились в голове злые, ядовитые слова «инвалид, калека, ничтожество».
— Что вы можете знать о священной плоти? — спросил Цзянь после паузы.
— Истина лишь в ее пожирании! — воскликнули Джавал, Энрике и Джон одновременно. — Пожирание и извержение создает этот мир! Вкус открыт нам!
Я решил, что все же отключился, и разговор этот мне мерещится… что за бредятина?
— Вкус священен, только он и существует, — проговорил комотделения. — Познаем его!
— Мы познаем его.
Все вместе это походило на некую священную церемонию, но вместо храма был душ, а вместо проповеди — избиение.
Нет, я ощущал прохладу кафеля под спиной, слышал все то же «кап-кап-кап» текущей трубы, ощущал, как пульсируют и набухают синяки там, куда мне досталось… это не видение! Но тогда о чем эти типы говорят, что за бессмысленными фразами обмениваются?
— Так мы добьем его? — спросил Джавал с надеждой. — Он слишком слаб, даже не мясо. Одноногое ничто.
— Нет, — отрезал Цзянь. — Он без сознания, он ничего не слышал. Пусть служит.
В голосе его звучала властность, мало подходящая обычному сержанту, он разговаривал гладко и уверенно, без обычного шипения, упоминаний Конфуция, дурацких цитат из устава и вопросиков. Казалось, что его устами вещает совсем другой человек… кто?
— Но… — начал Джон недовольно.
— Нет, я сказал! Это приказ! Или вы хотите, чтобы ваша плоть обратилась против вас?
Опять странный вопрос, похоже, что я столкнулся с сектантами… или вся ЧВК «Земля» — тоталитарная религиозная контора, маскирующаяся под частную военную компанию?
— Нет, — пробормотал Джавал, дружки его промолчали.
— Тогда идите, — велел Цзянь. — И оставьте Серова в покое, пока я не прикажу иного.
Зазвучали шаги, открылась и захлопнулась дверь, и от облегчения я видимо все же выпал из реальности на несколько секунд. Вернувшись, я осознал, что меня поднимают за плечи и аккуратно похлопывают по щекам.
— Давай, приходи в себя, — прошипел комотделения. — Не так уж они тебя измолотили. Придурки слабоумные.
Я открыл глаза.
Цзянь смотрел на меня бесстрастно, хотя на переносице у него залегла складка, а ноздри нетерпеливо подрагивали.
— Боец Серов? — спросил он.
— Так точно, — ответил я, стараясь приглушить внутренний голос, оравший «Инвалид!».
— Ты получил телесные повреждения, но не очень тяжелые, — сообщил комотделения. — Надеюсь, ты понимаешь, что не стоит идти с ними в санчасть? Усек? Ты соображаешь?
Я кивнул.
Очень хотелось спросить, что за ахинею они несли насчет священной плоти и ее пожирания, но я знал, что лучше этот вопрос не поднимать — не буди лихо, пока оно тихо.
— Недоразумения между бойцами случаются, особенно в первые месяцы службы, — продолжил Цзянь, буквально вздергивая меня на ноги; сил в его тщедушном теле оказалось на удивление много. — Но не стоит придавать им слишком большого значения. А кроме того… — он моргнул, — ты ничего не докажешь, даже если расскажешь правду о том, что тут было.
Я встал, ухватился за стенку между душевыми кабинами, но колено подвело меня, согнулось, и комотделения пришлось ухватить меня под мышки, чтобы я не брякнулся обратно на пол.
— Стоять! — приказал он. — Кровь смоешь… а синяки, ну дело житейское, рассосутся.
— Так… точно, — повторил я.
Колено держало нормально, не болело, я твердо стоял на ногах, но ощущал себя не лучше, чем в тот день, когда вышел из клиники, хромая и опираясь на палку, ожидая презрительных и жалостливых взглядов со всех сторон, шепотков за спиной, инстинктивного отвращения со стороны здоровых.
— Тогда мы друг друга поняли, — Цзянь кивнул, и через миг за ним закрылась дверь.
Я остался один, голый, дрожащий, избитый не столько телесно, сколько душевно, а еще очень, очень удивленный тем, что услышал… под артобстрелом атеистов нет, это правда, но откровенных сектантов среди вояк я до сегодняшнего дня не встречал ни разу.
* * *
На комвзвода я наткнулся, едва выйдя из душа.
— Боец, ты в порядке? — спросил Поль, внимательно осматривая меня.
— Так точно, — ответил я, стараясь не слишком морщиться от боли в отшибленных ребрах.
Пока отмывался, посетила меня мысль со всем покончить — отправиться в штаб и потребовать расторжения контракта. Пусть ничего не заплатят, но зато я вернусь домой, наверняка с промытой памятью, вырвусь из этого места, обманчиво стандартного по военным меркам, но кишащего странными тайнами.
Но подумав, я эту идею отверг.
Во-первых, не по-мужски вскидывать лапки при первых сложностях, бежать от опасности. Во-вторых, деньги мне нужны, и «Земля» их мне платит, и не факт, что кто-то еще возьмет меня на подобную работу с диагнозом, который прописан в моем личном деле.
Не помню точно, как он звучит, но у потенциальных нанимателей точно вызывает приступы острого нежелания иметь со мной дело.
— А синяки откуда? — Поль хмурился, глядя на меня, но я не отводил взгляд, смотрел прямо в темные глаза на обожженном лице.
— Упал, — сказал я.
В горячке боя я не заметил, когда мне врезали по роже, да и задели в общем-то вскользь, но следы остались.
— Восемь раз подряд? — на лице комвзвода поднялась бровь, он выдержал паузу, давая мне возможность подать голос, но я молчал: сдавать тех, кто пытался меня воспитывать, я не буду, лучше потом сам разберусь. — Как знаешь. Помни — нет жалоб, нет разбирательств.
И он зашагал прочь, спокойный, подтянутый, уверенный в себе.
А я поднялся в спальню, где и улегся мордой в подушку, надеясь, что до отбоя никто не увидит моего лица, и не полезет с вопросами… ну а к утру, глядишь, часть опухоли сойдет. Завтра наступит наш черед стоять по периметру, так что до вечера меня с парой соратников закинут в какой-нибудь дальний угол полигона.
Джавала с подельниками внутри не было, и где они шлялись, меня не интересовало.
Вася с приятелями явились минут через пятнадцать, и уселись играть в только что купленные карты. Меня позвали с собой, но я отговорился, что покер не люблю, и душой не покривил — несколько раз меня пытались приучить к этой забаве, но я так и не понял, в чем прикол.
За окнами стемнело, белый свет сменился багровым.
— Пацаны! — голос Эрика донесся уже из коридора, в нем звучали торжество и гордость. — Обалдеть, я такое узнал! Эй, Молчун, проснись, тебе это тоже будет интересно.
Я хрюкнул в подушку, демонстрируя, что вовсе не сплю, а внимательно слушаю.
— Чего у тебя? — недовольно заворчал Вася.
— Тут есть жизнь! — заявил финн тоном первооткрывателя Марса, обнаружившего за ближайшей скалой готовую к сексу Аэлиту: чего еще ждать от этого озабоченного. — Настоящая! Первая рота, они тут самые старички, наладили контрабанду через транспортную зону. Втихую, чтобы внимания не привлекать, но чтобы нам тут всем было очень хорошо.
Ну да, чего и следовало ожидать — спрос рождает предложение, торговля возникает там, где чего-то не хватает.
— Сигареты настоящие, а не местная шляпа, — распинался Эрик. — И бухло, ух, бухло!
— Помилуй Аллах! — воскликнул Фейсал.
— Гашиш кстати тоже, — финн хихикнул. — Цены нечеловеческие, но зато есть все.
