Игумен качнул головой, то ли соглашаясь с этим, то ли думая о чем-то своем.
— А что еще знаешь, отрок? — вдруг спросил игумен, отдавая кувшин старому монаху.
Услышав этот вопрос, парень едва не заорал от радости. Это же был тот самый шанс, которого он ждал! Игумен-то заинтересовался им. Осталось лишь не разочаровать его и заинтересовать чем-то особенным. Неужели не получится⁈
— Знаю, батюшка. Считаю очень хорошо. Не встречал еще, кто лучше меня считает, — для начала «закинул удочку» Дмитрий, приосанившись. Мол, я лучший, а если не веришь, проверь. Игумен, естественно, «заглотнул наживку».
— Хм, — ответил игумен. — Сочти тогда, отрок, вот что… — от недоверчивого тона, парень напрягся, ожидая, что сейчас последует. — В семи домах обитает по семь кошаков-мышеловов, каждый из коих съедает по семь мышей. Сколь мышей съедают кошаки?
Загадку парень сразу же узнал. В своё время слышал десятки ее вариацией, где еще были съеденные мышами колоски, зернышки в этих колосках. Словом, ничего здесь сложного не было. Главное, быстро и без ошибок в уме совершить все эти вычисления.
— Значит… В семи домах обитает сорок девять кошаков. Разорение просто для хозяев, — вслух проговаривал он решение, чтобы не окончательно не шокировать игумена своими способностями. Пусть видит, как он вычисляет. — Кошаки, получается, съедают всего… 343 мыши. Все!
У игумена ни один мускул на лице не дрогнул. Хотя чувствовалось, что сильно удивлен такой скорости счета. Насколько помнил Дмитрий из какой-то передачи, счет сейчас был мало развит. Считали долго, трудно, с большими промежуточными вычислениями. Для решения небольшой задачки могли пол книжки исписать. Техники, облегчающие подсчет, были неизвестны от слова «совсем».
Постояв несколько мгновений, игумен кивнул. Видимо, приглашал за собой следовать. Не говоря ни слова, развернулся и пошел в сторону приземистого здания.
Проследовав за ним, Дмитрий оказался в просторном помещении с полками, заставленными книгами в толстенных переплетах. Некоторые из книг, на которые упал его взгляд, было сложно руками обхватить, настолько крупные они были.
С первых минут, как оказался здесь, даже «потерялся немного». Ведь в свое время он пытался продажей антиквариата заниматься и примерно представлял себе стоимость средневековых книг. Стоимость того, что находилось на полках, даже подсчитать было сложно. Только на первый взгляд сумма набирала шесть нулей, а может даже и все семь.
Забыв для чего он сюда пришел, парень подошел к полках и начал перебирать корешки книг. Некоторые вытаскивал, любовался кожаным переплетом, инкрустированным малахитовыми камнями, жемчугом, серебряными символами. Кое-какие книги даже открывал, испытывая самое настоящее благоговение перед содержимым. Это было безумное по силе ощущение, с легкостью выбившее его из колеи.
Его о чем-то спрашивали, он что-то отвечал. Некоторые вопросы пропускал мимо ушей, задумавшись над очередной книгой.
— … Говоришь, земля круглая, значит. Уж не ляха Коперника ли читал? — допытывался у него Дионисий. — Или Галилео Галилея?
На этом прозвучавшем имени, известном едва ли не каждому школьнику, Дмитрий «очнулся». Словно какой-то тревожный звоночек сработал. Откуда было простому игумены знать о трудах Коперника или Галилео Галилея? Местные монахи не отличались особой образованностью. Разбирали немного по-гречески, да и ладно. Большая часть, вообще, плохо ориентировалась в библейских событиях. Игумен Дионисий же сильно выбивался из этого ряда, что не могло не настораживать.
Едва не прикусивший свой длинный язык, Дмитрий начал мучительно вспоминать, что он успел рассказать. Вспоминались какие-то крохи, хотя их разговор длился явно немало. Игумен, похоже, имел очень большой опыт в такого рода беседах-допросах, когда мягко, ненавязчиво у человека выпытывается информация.
Парень думал и одновременно мысленно молился, чтобы от волнения снова кровь из носа не пошла. Не дай Бог, при этом его способность сработает. Поэтому Дмитрий даже бочком встал, скособочившись, чтобы можно было сразу же лицо отвернуть.
— Весьма великие познание, отрок. Я признаться даже свое учение в семинарии Афона вспомнил, — с удивление в голосе говорил Дионисий, выжидательно посматривая на своего гостя. — Очень любопытно, откуда сие взялось….
И тут Дмитрия осенило. Что он «сиськи мнет»? Все же просто, как «пять копеек»! Он же провернул нечто такое с вином, сказав, что это батя с войны привез. Здесь же тоже самое.
— Дык это… Батюшка все мне рассказывал, как с государевых походов возвращался: про далекие страны с латинянами и греками, про чудные города, про разные военные механизмы, — начал выдавать он свою версию, согласно которой его отец, Алексей Кобылин, обычный дворянин, научил его быстрому счету, рассказал о гелиоцентрической теории, о македонской фаланге, о военных метательных машинах и еще о сотне других необычных вещей. А что было теперь терять⁈ Надо все на батю валить! Ему теперь все равно. Пусть будет крайним. — Я же поначалу думал, что он мне разные сказки рассказывает. Смеялся, что весело. Батюшка тогда всегда злиться изволил начинать.
Пока игумен это все осмысливал и ходи за травяным отваром, Дмитрий продолжал укреплять эту версию событий все новыми и новым «фактами».
— … Батюшка, даже меня книжки мне из похода привозил с красивыми картинками. Вот такенной ширины, — парень раздвинул руки в стороны, показывая, какой примерно была книга. — Сказал, что у какого-то латинянин в бою взял. Красивая была, страсть. Много-много там было картинок. Только пришлось, когда голодать начали, продать эту книгу, — загоревшийся было в глазах игумена огонек интереса, тут же погас. — Еще на базаре я слышал…
Пришлось, еще выдумать какого-то странника, что встретился ему на рынке и рассказал про разные необычные исторические факты. А почему бы и нет? Как говорится, не веришь, проверь, докажи! Иди, ищи этого странника на просторах матушки-России.
Пока Дмитрий пытался придумать еще что-то для оправдания своего многознания, игумен Дионисий думал совершенно о другом. Священник увидел Дмитрии свой шанс вырваться из этого захолустья. Представитель старинного греческого рода, прибывший когда-то в Москву по приглашению самого патриарха Филарета, сегодня прозябал в этом маленьком монастыре. Доходов здесь мало, паства жадная и необразованная, перспектив никаких. Он же жаждал иного — нового сана, высоких разговоров, признания своей учености и т.д. Все это можно было получить только в Москве, где по слухам царевна Софья очень благоволила к образованным священнослужителям. Здесь-то и мог помочь этот новик…
— Вот что хочу тебе сказать отрок, — торжественно начал игумен, придав своей лицу важное выражение. Руки касались креста, правая нога чуть выдвинута вперед. — Твоя ученость поразила меня. Думаю, что не место тебе здесь. Такой талант нужен там, в Москве, чтобы приносить пользу Отечеству.
Чуть убавив пафоса в голосе и сменив позу на менее величественную, Дионисий продолжил уже по-деловому:
— В Москве год как уже открыта Славяно-греко-латинская академия. Сама матушка-государыня покровительствует ей. Желает, чтобы самые разумные отроки со всей Руси там учились, еще больше набирались учености, — до Дмитрия начинало доходить, к чему вел свою речь игумен. — Я напишу письмо ректору академии. Он мой давний знакомец. Все там подробно распишу, что и как. Приедешь, передашь письмо, а после не зевай… Как устроишься там, в силу войдешь, не забудешь чай о скромном игумене Дионисии?
Вот тебе и скромный игумен! Дмитрий в восхищении покачал головой. Силен, чертяка! А что тут думать? Естественно, «надо брать»! Дружба с таким человеком много стоит.
— Коли поможешь, батюшка Дионисий, вечно буду Богу за твое здоровье молить. Все стану рассказывать о твоей милости и доброте. И сам желаю учиться, больше разного интересного узнавать, — совершенно искренне говорил парень. Ведь, это в полной мере соответствовало его планам. Правда, оставалась одна загвоздка, которая прозывалась Федором Скуратовым. — Только батюшка Дионисий за матушку свою переживаю. Одна она здесь остается, а соседушка наш, Федор Скуратов, на наши земли зарится. Уже несколько раз извести грозился. Лаялся сильно и срамно. Обещал, убивцев подослать к матушке.
