К шестнадцатому января последним оплотом националистов оставалась семинария, но ее защитники испытывали острую нехватку еды, медикаментов и боеприпасов, так что уже восемнадцатого числа Доминго Рэй де Аркур и епископ Теруэля Ансельмо Поланко Фонтеча объявили о своей капитуляции.
Новость о падении Теруэля прозвучала как гром среди ясного неба, воодушевив республиканцев и серьезно деморализовав националистов. Франсиско Франко незамедлительно обвинил Рэя де Аркура в якобы допущенных им ошибках и даже назвал изменником. Однако, несмотря ни на что, Франко не оставил попыток прорвать оборону республиканцев и вернуть Теруэль. Лишь одиннадцатого марта, когда потери националистов достигли чудовищных значений, а возможности снабжения были почти исчерпаны, Франко приказал отступить.
Сложно описать то ликование, которое охватило республиканцев после победы под Теруэлем! Во многих городах, невзирая на холодную по испанским меркам мартовскую погоду, стихийно вспыхивали народные гуляния, продолжавшиеся иногда по два-три дня. К людям, за последние два года сильно уставшим от войны, стремительно возвращалась вера в победу.
Впрочем, победа под Теруэлем была единственным крупным сражением весны тридцать восьмого года. И националистам, и республиканцам требовалось время, чтобы «переварить» завоеванные провинции, а последним - еще и подготовить крепкий оборонительный рубеж на новой линии фронта. Левантийская армия, как выполнившая свою задачу, была расформирована, а ее дивизии пополнили силы Центрального и Арагонского фронтов.
Из мелких же сражений стоит отметить лишь взятие Хаки, после которого вся территория Арагона оказался подконтрольной Республике. В остальном же, если не считать мелких стычек, на всей линии фронта наступило затишье.
11 мая 1938 года. 16:00.
Кабинет Х. Негрина. Мадрид, Дворец Кортесов.
Вместе с военными победами в Испании менялась и политическая обстановка.
Поначалу многие критиковали Хуана Негрина за слишком активное, по их мнению, сотрудничество с коммунистами, причем, громче всех это делала часть его же товарищей по Испанской Социалистической Рабочей Партии во главе с Индалесио Прието. Больше же всего Прието и его сторонников возмущало то, что Негрин назначил на министерские посты разных непонятных людей, вроде коммуниста Висенте Урибе и профсоюзного деятеля Хосепа Кальвета-и-Моры, вместо того чтобы отдать эти должности своим товарищам по партии!
Поэтому не было ничего удивительного в том, что сразу же после поражения под Сеговией и весьма скромных успехов под Брунете, Прието начал выступать с активной критикой как Негрина, якобы продавшегося коммунистам, так и советских военных советников, про которых он говорил, что те «общаются с нами, как колонисты с завоеванным населением».
Однако, шло время и после победы под Сарагосой, заметный вклад в которую внесли как советские военные советники, так и советская же добровольческая бригада имени Коминтерна, ругать коммунистов стало как-то не принято. Победа же под Теруэлем и последовавшее за ней освобождение Арагона изменили вообще все. Негрин и его правительство получили такую поддержку народа, что за их критику можно было легко получить по морде!
Вынужденный снизить уровень своей антикоммунистической риторики, Прието отнюдь не успокоился, продолжая призывать к отказу от сотрудничества с коммунистами своих товарищей по партии. Кто-то поддержал его в этом вопросе, однако, большинство видело от сотрудничества ИСРП с Коммунистической Партией Испании и Советским Союзом одну только пользу. Пошли даже разговоры о том, что социалистам и коммунистам нужно объединиться если не в одну партию, как это было проделано в Каталонии, то, как минимум, в один политический блок!
Хуан Негрин поспешил воспользоваться такой народной поддержкой и одиннадцатого мая на правительственном совещании выдвинул вопрос о подготовке нового наступления, благо момент был самым что ни на есть подходящим. Дивизии, изрядно потрепанные в ходе боев, уже были доукомплектованы, а боевой дух солдат был на высоте. Армия, наконец, поверила в то, что она может побеждать.
Предложение Негрина возражений не вызвало, а вот насчет цели будущего наступления мнения разделились. Негрину казалось правильным начать наступление на Толедо и дальше на юг, Рохо хотел реализовать, наконец, давно откладываемый план наступления на Эстремадуру, что позволит рассечь контролируемую Франко территорию надвое, а министр флота Урибе и адмирал Гонсалес де Убиета, вообще, предлагали провести масштабную высадку десанта на Балеарские острова.
В итоге, решение так и не было принято, а Хуан Негрин поручил Главному штабу разобрать все выдвинутые в ходе совещания предложения, а через неделю встретиться вновь и поговорить более предметно.
1 июня 1938 года. 17:37.
Дворец Наций. Женева, проспект Мира, дом 14.
Беда пришла, откуда не ждали.
Сближение социалистов и коммунистов серьезно обеспокоило не только определенные политические круги внутри Испании, но и правительство одного островного государства, не только считавшее себя вправе вмешиваться в дела других стран, но и имевшее все возможности это делать.
Еще с тысяча девятьсот тридцать шестого года консервативное правительство Великобритании, опасавшееся, по весьма точной формулировке британского консула в Барселоне, что «Испания погрузится в ту или иную форму большевизма», симпатизировала националистам. Собственно, эти опасения и побудили Великобританию подписать предложенное французами «Соглашение о невмешательстве в дела Испании».
Министр иностранных дел Великобритании Эдвард Вуд, сменивший в феврале тридцать восьмого года Энтони Идена, был настроен гораздо радикальнее, нежели его предшественник. Ознакомившись с положением дел в Испании и узнав о возможности объединения социалистов и коммунистов в один блок, Вуд поспешил принять меры, призванные исключить любую, даже самую призрачную возможность «покраснения» юга Европы.
Четырнадцатого мая Вуд объявил, что правительство Великобритании считает необходимым взять под свой личный контроль соблюдение Соглашения о невмешательстве в дела Испании, и предложил блокировать все порты Испании силами английского и французского флотов и пропускать в них только те иностранные корабли, что были загружены в Британской империи и Франции.
Целью этих мероприятий официально было объявлено «предотвращение попадания в Испанию военной контрабанды и снижение уровня напряженности в стране», однако, всем мало-мальски соображающим людям было понятно, что за красивыми словами крылось банальное желание англичан замкнуть всю внешнюю торговлю Испании на себя и неплохо нагреть руки на своих миротворческих инициативах.
Премьер-министру Франции Леону Блюму, вполне себе симпатизировавшему республиканцам, предложение Вуда не сильно понравилось, однако, он прекрасно понимал, что, в случае войны с нацистской Германией, его страна сможет рассчитывать исключительно на помощь Великобритании, а потому вынужден был поддержать своего потенциального союзника.
Уже семнадцатого мая французские корабли, вышедшие из военно-морских баз в Бресте и Тулоне, достигли испанских берегов, а еще через пару дней к ним присоединились корабли Средиземноморского флота Великобритании, прибывшие с Мальты. Кольцо морской блокады Испании замкнулось.
Поначалу действия англичан не сильно обеспокоили правительство Негрина. Определенные запасы оружия и боеприпасов у Республики были, да и условия блокады распространялись только на иностранные суда. Конечно, использование для перевозки вооружения из Советского Союза только своих кораблей приведет к снижению объемов поставок, но это, в конце концов, можно и пережить.
Однако, вскоре после того, как английские и французские военные корабли под общим командованием контр-адмирала Джона Тови вышли на исходные позиции, Лондон заявил, что «поскольку обе стороны продолжают привлекать к участию во внутреннем конфликте иностранных граждан, режим блокады будет максимально ужесточен до полного вывода вышеуказанных граждан с территории Испании». Причем, требования англичан распространялись как на Республику, так и на режим Франко.
