В потемневших до черноты глазах Кацу плескалась смерть. Помимо самозабвенно вещающего корреспондента, ниже бежала строка с повторением предыдущих новостей, и там перечислялись неудачи правительства Алайи и якобы всё это — на совести его деда.
В этой же строке была показана статистика высланных алайнцев, которых имперцы назвали цветом нации и получалось так, что они потеряли свой дом по вине отца Кацу. Даже высланных агентов и то интерпретировали как большую политическую ошибку, последствия которой будут ужасны.
Но это всё лирика, а вот увидеть свою мать на фоне имперского дворца он не ожидал.
Многие знали госпожу Харадо как одну из самых модных леди с безупречным вкусом, и теперь этот эталон красоты смотрел с экрана телевизоров, напрямую общаясь с теми, до кого ей никогда не было дела:
— Я долгие годы жила в тени тирана, вынужденная подчиняться, скрывать свои желания и соответствовать тем представлениям, что сложились у мужа о том, какая у него должна быть жена. Он говорил, что это мой долг.
Корреспондент явно хотел услышать от неё нечто ещё более ужасное, и пытался прервать её, но госпожа Харадо не обращала на него внимания и продолжала «изливать душу»:
— Мои искренние усилия ни к чему не привели, а муж никогда не был доволен мною, и я стала учиться у него тому, что он умел хорошо делать. Тогда я ещё не думала, к чему это приведёт, но после…
— Да, да, расскажите, когда вы поняли, что ваш муж действует во вред своему народу?
— Это случилось не сразу… — красивая женщина опустила глаза, словно переживая заново ту боль, что испытала когда-то, но собралась с силами и открыто взглянула в камеру: — Я потом напишу о своей жизни, а вам, наверное, интересно, как ко мне попали коды защитной планетарной установки?
— О, конечно! Вам пришлось проявить храбрость! Если бы вы попались, то ваш муж не оставил бы вас в живых. Все знают, что это очень жестокий человек.
— Очень жестокий, — как эхо повторила госпожа Харадо. — Муж вёл себя странно, и я перепрограммировала его прослушку для себя. Вот тогда я и узнала, что он хочет передать важные кодировки на сторону. Я их перехватила и убежала.
— Вы убежали, потому что спасались от него? — сделал правильный акцент корреспондент.
— Да, да, конечно. Он вместе со своим отцом искал меня, и зная, что на Алайе мне не будет жизни, я покинула свой дом, а потом… я встретила своего мужчину и влюбилась. Так получилось, что он ферманец, и я последовала за ним.
«…очень жестокий… встретила мужчину…» — Кацу перестал воспринимать информацию.
Темнота разлилась по его телу и требовала выхода.
Его мать! Холодная, отстранённая, она целенаправленно топила свёкра, мужа и заодно сына. Все её слова были ложью от начала до конца!
Не существует никаких кодировок у планетарной защиты, которые можно передать и, пожалуй, это единственное, над чем посмеётся каждый военный, а в остальном… Никто не знает, какие дела творятся в семьях, а мать в кои-то веки отбросила свою холодность и чопорность, и выражает хоть какие-то эмоции. Ей хочется сочувствовать и верить.
— Кацу! Что случилось? Кацу, отпусти стол, твои руки в крови!
Издалека доносился голос, словно сквозь гул.
— Кацу, да что с тобой… я сейчас…
Он всё ещё сжимал кулаки вместе со щепками и пришёл в себя, когда в лицо попала холодная вода.
— Шайя, это все неправда! Всё ложь! Отец непростой человек, но он бы никогда… он поклонялся ей, делал всё, что она хочет, а ей скучно, всегда было скучно! А потом… деда шантажировали её жизнью. Она ещё здесь влюбилась в имперца и натворила много дел, но деду пригрозили, что её убьют, а обвинят моего отца. Там все сложно… Шайя…
Она обхватила его руками за лицо:
— Посмотри на меня! Не волнуйся, я во всем разберусь и всё пойму, а сейчас сядь и дай мне вытащить щепки из твоих ладоней. Кацу, прошу тебя, ты прижимаешь меня к себе окровавленными руками и делаешь себе только хуже.
— Я? Прости, я испачкал тебя…
— Сядь. Сначала руки, потом я послушаю, что тебя взволновало…
— Да вот же они… по всем каналам! А дед простить себя не может, что поддался уговорам других членов правительства, потому что сам был на крючке. Отец закрылся ото всех и считает, что вся его жизнь была бесполезной. Врачи говорят, что это глубочайшая депрессия. А она расцвела, всех подставила и даёт теперь лживые интервью! Как она могла? Шайя, мы же боготворили её!
— Тише, тише, — шептала девушка, ополаскивая его ладони септиком и вытаскивая пинцетом для бровей занозы.
Оставшись удовлетворённой видом его рук, она прошлась медицинским сканером, чтобы убедиться в отсутствии незамеченных кусочков щепки. А потом, шепча ему всякие глупости о том, какой он сильный, раз раскрошил стол; умный и влиятельный, раз против него организована такая убойно-мерзкая пропаганда, уговорила лечь в медкапсулу, обещая сидеть рядом.
Он боялся упустить её из вида и не отрывал взгляда от её лица.
Мысленно он всё время спрашивал её: «Шайя, ты же не веришь им?» А потом случайно так же мысленно спросил: «Шайя, ты веришь мне?» — и похолодел.
Она не та девушка, что поверит на слово, тем более, если целью является очернение, но ему вдруг оказалось жизненно важно узнать, а верит ли она ему? Поверит ли бездоказательно или вопреки всему?
Он зажмурился и, наверное, застонал, так как она наклонилась и с тревогой спросила:
— Тебе больно? Сбой в работе? Остановить лечение?
Он кивнул. Ему надоело лежать, в то время как по всем каналам разгорается сенсация и сообщают немыслимые грязные подробности из жизни известной династии Харадо.
Тиба был на связи и, ругаясь, сообщил:
— Останавливать поздно. Художник запустил ответные интервью, разъясняющие людям о глупости прозвучавших обвинений, но верховный судья обязан расследовать дело, и ты…
— Уже дело состряпали! — ахнула Шайя.
— И я отстранён от дел, — закончил Харадо. — Ловко, подло и нахально сработали имперцы, впрочем, как всегда.
— Кацу, мы собрали совет и большинством голосов решили, что ты продолжаешь выполнять свои обязанности, просто уходишь в тень.
— Тиба, ты же понимаешь, что это временно. Даже когда меня полностью обелят, я умер для тех должностей, что занимаю сейчас и готовился занять.
Молодой министр финансов вновь выругался:
— И что же нам делать? Мы только сработались, у нас всё пошло на лад и…
— Правительство возглавит наш блондин-законник и временно побудет главнокомандующим под моим присмотром, пока я не найду того, кто вытянет эту должность.
— Ты так просто откажется от всего? — возмутился Ютака.
— Я остаюсь при своём ведомстве и, может, это к лучшему. Всегда был в тени, и надо было там оставаться.
— А внутреннюю службу охраны планеты кто возглавит? Преемник твоего отца не справился. Сегодняшняя шумиха ставит крест на его карьере. Ты как хочешь, но я ему этого не прощу. Вместе с имперцами сработали и наши провокаторы.
— Разберёмся. Ютака, я во время следствия ограничен в перемещениях, но моя жена…
— Госпожа Харадо, — обратился к ней финансист, — вам лучше держаться мужа. Вам приписывают злоупотребление властью, жадность к этой самой власти и многое другое. Вы точно так же, как мой друг, попали под двигатели звездолёта.
Кацу спал с лица, хотя казалось, что хуже выглядеть уже невозможно.
— Профессор? — коротко спросил он, поняв, что Ютака постоянно мониторит все каналы и получает полные сводки о происходящем.
— Ему тоже достаётся, но Ниярди не привыкать, и его авторитет среди коллег прочен.
Шайя оставила мужчин общаться дальше, а сама подошла к экрану телевизора, чтобы посмотреть репортаж о себе.
Её выставляли хитроумной девицей, использующей свою дикую красоту для достижения целей. Так, благодаря своей внешности, она всего лишь за год закончила учёбу в академии и устроилась в министерство.
Эта информация сопровождалась комментариями студентов академии прогнозов, которые продолжали учиться, в то время как она уже больше года работала. В эфире нарочно оставили только самую грязь, которую некоторые из ребят высказывали утверждающе, с ленивой уверенностью, что разве может быть иначе?
