В итоге у каждого из директоров нашлись подозрительные моменты, которые, при должной интерпретации и наличии минимального времени на проверку могли дать результат в виде неопровержимых доказательств.
У меня даже была мысль напроситься на беседу с глазу на глаз с каждым из руководителей. Но, подумав хорошенько, я отверг её. Очень уж очевидным станет моё первое задание. А это приведёт к полной катастрофе: я просто не смогу работать в коллективе, даже если найду крысу и приведу исчерпывающие доказательства.
В конце концов, мысленно уже смирившись с бесславным поражением, я поехал домой. Таким же путём, каким прибыл: на электричке.
Ирина занималась Пашкой, когда я вернулся домой. Она только что приготовила прикорм, и теперь кормила малыша с ложки, шутками и прибаутками уговаривая съесть ещё одну ложечку. Сын довольно улыбался и хихикал, наблюдая за её усилиями. Наконец, улучив момент, она смогла аккуратно поднести ложечку к его открытому рту, и тот рефлекторно заглотил еду.
Повернувшись ко мне, Ирина продолжала улыбаться. Но тут улыбка стала медленно таять на её лице, сменившись выражением тревоги.
Она аккуратно положила ложку на детский столик рядом с Пашкой и спросила меня:
— Сергей, ты сегодня на работу ходил, верно?
Её голос звучал странно бесцветно, будто она пыталась изобразить автомат.
— Верно, — кивнул я, — но, возможно, я там не задержусь. Придётся думать, как Ваню вытаскивать…
— Давай переговорим выйдем, — таким же бесцветным голосом ответила Ирина.
Я пожал плечами и вышел в гостиную. Ирина взяла Пашку, отнесла его в детскую и, видимо, оставила его в манеже: сын тут же затарахтел погремушками.
Вернувшись ко мне, Ирина насупилась. Потом что-то быстро зашептала. Обошла меня кругом. А затем, с резким выкриком, протянула руку и схватила меня за лацкан пиджака.
Я подавил рефлекторную реакцию, чтобы случайно не навредить ей.
Ирина отошла от меня. Вытянула перед собой руку со сжатой в кулак ладонью, продолжая что-то быстро шептать. Её глаза бегали, то закатываясь до белков, то фокусируясь на чём-то в воздухе.
Она медленно перевернула кулак и начала раскрывать ладонь.
— Серёж… видишь это? — тихо спросила она, глядя на меня уже нормальный взглядом.
У неё на ладони лежал крошечный паучок. Он поджал под себя лапки. То ли впал в оцепенение, то ли умер.
— Паук, — сказал я.
— Кто-то нацепил на тебя это, — продолжала она, — какой-то недоброжелатель.
— Объясни, — попросил я.
Ирина вздохнула.
— Серёж… ты ведь уже многое повидал, да? Не новичок в таких вопросах.
Я ответил ей растерянным взглядом.
— Это пограничные штучки, — сказала Ирина, — в народе бы сказали про порчу и прочее колдовство. Работал пограничник высокого уровня. Кто попроще ничего бы не учуял, но у тебя ребёнок. Поэтому я понаделала сторожевых штуковин вокруг дома. И они буквально с ума сошли, когда ты вошёл.
— Чем мне это грозило? — спросил я.
— Не знаю пока, — Ирина пожала плечами, — если это важно, могу изучить.
— Очень важно, — ответил я.
— Хорошо, — Ирина снова сжала ладонь, — дай мне немного времени. Побудь пока с сыном.
Я кивнул и направился в детскую.
Пашка возился с мягкой игрушкой и коллекцией погремушек. Увидев меня, он заулыбался и протянул ко мне ручки. Поколебавшись немного, я взял сына на руки, отметив про себя, как он прибавил в весе за последнее время. Определённо, Иринин прикорм шёл ему на пользу.
Пашка что-то прогукал и ткнулся мне в плечо. Я погладил его по спине и сказал: «Ничего. Всё наладится. Вот увидишь».
Меня кольнула совесть за то, что так мало времени провожу с сыном. Ирина это, конечно, хорошо. Но дети чувствую родителей. Чувствуют, что нужны и любимы. От этого они растут более здоровыми и счастливыми. Пока мы не нашли маму, он должен чувствовать, что я люблю его за двоих.
«Всё будет хорошо, — повторил я, — мы обязательно найдём маму».
Пашка что-то гукнул и завозился, разворачиваясь в сторону манежа.
Я отнёс его обратно игрушкам.
Ирины не было довольно долго, и я уже начинал беспокоиться. Как раз тогда, когда я решил выглянуть узнать, как дела, она тихо вошла в детскую.
— Пойдём, — тихо сказала она и поманила меня рукой.
Мы зашли на кухню. Там, на деревянном подносе, украшенном странными узорами, лежал паучок, которого она сняла с моего пиджака. Теперь его лапки были выпрямлены и даже вытянуты в стороны. Под ним на дереве было что-то вроде тёмной сажи.
— Плохо дело, — сказала Ирина, — серьёзная штуковина. Сначала она бы одарила тебя избирательной слепотой.
— Избирательной? — уточнил я.
— Ты бы не смог видеть то, что от тебя спрятали, — ответила Ирина, — а потом, в нужный момент, по команде, ты бы умер. Совершенно неожиданно, но от естественных причин. Инфаркт. Или тромб какой…
— Мерзость…
— Согласна, — Ирина вздохнула и спросила: — что делать-то будем? Просто так такие вещи оставлять нельзя. Увидев, что ты справился с этим, тот, кто это сделал, попробует что-то более серьёзное. Для твоего понимания: эта штуковина — очень крутого уровня. Такое мог сотворить очень продвинутый видящий или даже просвещённый.
— Кто?
— Серёг, ты и так всё понимаешь. Поэтому я уж без этих бла-бла, никому не говорить и прочее. У нас, пограничников, есть своя иерархия. Неофициальная, конечно. Мы вообще не слишком организованные ребята, что бы там про нас ни думали те, кто не в теме, — Ирина посмотрела мне в глаза, — начинается всё с сочувствующих. Это те, кто обнаруживает в себе малейшие способности. Кто улавливает колебания других миров. Среди таких много хороших наставников, консультантов и так далее. Потом идут кандидаты. Это те, кто не пошёл по лёгкому пути и смог развить свои способности, не растрачивая их понапрасну. Дальше — посвящённые. Эти уже знают, как всё устроено на самом деле. Из кандидатов до этого уровня дорастает где-то каждый сотый. Их вводят в курс дела поводыри, которые ищут такие самородки, чтобы те не наломали дров и не разрушили сложившийся баланс в обществе. Который, кстати, мы тщательно выстраивали. Ну, там, разные сказки про ведьм и колдунов, выведение на чистую воду шарлатанов. Кино и книги — всё то, что помогает скрыть, как оно на самом деле. Понимаешь?
Я кивнул.
— Поводырь может дорасти до видящего. Этих уже можно назвать пограничниками в полном смысле этого слова. Они умеют проникать мысленно в другие миры и вести переговоры с их обитателями. Довольно опасное занятие: иногда поводыри поддаются соблазну и организуют обмен… впрочем, сейчас это не важно. Просто запомни: быть видящим это не только круто, но и опасно. И, наконец, просвещённые. Чтобы стать им, надо совершить что-то великое.
— Что именно? — спросил я.
Ирина пожала плечами в ответ.
— Кто знает? — ответила она, — на то оно и великое, что его невозможно предсказать. Лет десять назад один мой знакомый стал просвещённым. Он увидел, как какая-то опасная тварь пыталась ломиться в наш мир, и нашёл способ закрыть разлом.
— И эту штуковину, — я опасливо кивнул на паучка, — создал кто-то из видящих или даже просвещённых, так?
Ирина уверенно кивнула.
— Для того, чтобы её нейтрализовать, надо обладать схожими способностями. По уровню. Верно? — продолжал я.
— Конечно, — подтвердила моя собеседница.
— Ирин… — сказал я, — насколько я понял, ты не последний человек среди этих твоих пограничников… почему ты жила так? История, что ты рассказала про твоего начальника — это ведь не всё, верно? Ты могла по-другому вырулить. Но не стала по какой-то причине. Будто наказывала себя за что-то…
Ирина посмотрела на меня. Вокруг её глаз собрались лучистые морщинки; она улыбнулась как-то очень весело и непосредственно.
— А у вашего брата одно только наказание в голове, да? — сказала она, — глядя на тебя с другом тоже можно было подумать, что вы себя наказываете. Но у меня больше терпения, чем у тебя. Понимаешь?
