– Капитан «Красотки Сью», – продолжил Хайд, укоризненно покачивая головой. Судя по доносившимся из-за стены чавкающим звукам и сопровождающим их всхлипам, кто-то кого-то вбивал в пол непосредственно за дверью. – Ну и я имею честь владеть премилой посудинкой по имени «Тысячелетний сокол»… Ваш приятель Збигнев в любом случае вне игры. Его скорлупка течет по швам и вряд ли будет вам интересна. Так что же вы хотели нам предложить?
– Две с половиной тысячи фунтов чеком марсельского банка или аналогичную сумму в немецких марках, – прикурив папиросу, Арсенин резким взмахом затушил спичку. Словно по сигналу, одновременно с его жестом в зале кто-то разбил бутылку, затем – вторую и, судя по звукам, о чью-то голову. – Причем я предлагаю очень большие деньги за очень небольшую работу.
– А подробнее? – вопросительно шевельнул бровью Хайд, старательно перешагивая через натекшую из-под двери лужицу то ли крови, то ли спиртного. – Что за работа? Для одного или для всех?
– Для всех, – что прикинув про себя, кивнул Арсенин. – Работа несколько не по вашему профилю, но деньги есть деньги, не так ли? – и, с кривой ухмылкой взглянув на Пшесинского, который кряхтя и стеная, пытался встать с пола, продолжил:
– Завтра, в крайнем случае – послезавтра, нужно выйти из сей уютной гавани и прогуляться до бухты Контарес, что ниже Людерица, принять на борт кое-какое количество… пассажиров и доставить их сюда, в Уолфиш-Бей. Причем уходить из нашей гавани можно в любое время. А вот вернуться лучше всего ночью…
Выслушав предложение Всеслава, американцы (даже Пшесинский приполз!) сбились в тесную кучу и какое-то время, перебивая друг друга и азартно размахивая руками, о чем-то шептались.
– Вот что я скажу, мистер Штольц, – закончив обсуждение, Хайд с ехидной улыбкой прислушался к воцарившейся в зале тишине, – предложение, что и говорить, заманчивое. Но! И слепому видно, что дело здесь нечисто, а мы доселе знакомство с вами не водили и какие рифы кроются под гладкой водицей, не знаем. Лично мне лично вы симпатичны, но кто поручиться за вашу команду? Сдается мне, что ваши ребятишки слова доброго не стоят, так что наш ответ – нет!
Церемонно распрощавшись, Хайд шагнул к двери и, демонстративно подобострастно поклонившись Арсенину, распахнул перед ним дверь.
– Вы можете идти, – американец махнул рукой в сторону выхода из таверны и, оборвав речь на полуслове, удивленно замер.
В общем зале, на полу, вместо привычных взгляду опилок, плевков и окурков, то тут, то там валялись стонущие моряки, обломки мебели и осколки бутылок. Из нехитрой обстановки уцелел только один стол да пара стульев и на одном из них восседал угрюмый бородатый мужчина из числа тех, кто пришел с герром Штольцем…
– Вечно ты, Нико, самовольничаешь, – вполголоса ворчал Дато, вытирая руки о какую-то тряпку, – Батоно капитан, сказал, чтобы без излишеств, а ты драку затеял…
– И таки шо вам не нравится? – пытался оправдаться Корено, старательно обтирая ботинки робой одного из валявшихся на полу мордоворотов. – Всеслав Романыч, шоб он был здоров, имел желаний за впечатления и немножко за уважение. Таки ми это устроили. А если вы имеете слов за излишества, таки где ви их видите? Смотрите сюдой глазами, – Коля приподнял за волосы одно из бесчувственных тел и продемонстрировал его другу. – Я имею мыслев, шо излишества – это когда поц немножко мертвый. А они таки дышат!
– Fool* (дурак, африкаанс)… – горестно вздыхал Барт, тряся за шкирку безвольно обвисшего китобоя, – Jy frats van die natuur * (ты ошибка природы, африкаанс). – Уронив бессловесного моряка на пол, бур ласково погладил покореженную трубу граммофона и снова вздохнул. – So 'n ding het gebreek …* (такую вещь сломал, африкаанс)
Хайд перевел ошарашенный взгляд со Льва, беззаботно болтавшего ногами на краю барной стойки, из-под которой, потирая ладонью набухающий синяк, затравленно выглядывал бармен, на не менее удивленных капитанов, а после – на ухмыляющегося Арсенина и явственно сглотнул слюну.
– Так что вы там говорили о рекомендациях для моих людей? – аккуратно отодвинув американца в сторону, Всеслав вышел из кабинета. – По-моему, – капитан обвел рукой зал, – слова здесь излишни.
– Да-да, – приходя в себя, промямлил Хайд, – похоже, что мы немного поторопились с выводами. Помнится, вы что-то говорили про деньги?
8 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей
Когда утром следующего дня команда собралась за завтраком, Арсенин отметил про себя, насколько однообразно хмуры физиономии товарищей: кроме Дато, выспаться не удалось никому.
Сам Всеслав вечером, призвав на помощь уроки математики из морского корпуса, помогал Глэдис с хозяйскими расчетами, после уже она просвещала Арсенина о нравах и обычаях местного гарнизона, выложив за час больше полезной информации, чем вся команда собрала за прошедшее время. Покончив с делами, они решили отдохнуть от расчетов, рухнув в постель. В результате, когда довольные и уставшие мужчина и женщина смогли оторвать друг от друга и уснуть, часы пробили три ночи. Корено, в очередной раз убедившись в действенности своей харизмы и выведав окольными путями, что официантка Мадлен замужем, на пальцах договорился с ее подругой Бетти о свидании. Вот только ночью, когда Коля мольбами и уговорами выпроводил Льва ночевать в соседнюю комнату, с небольшим разрывом во времени заявились обе красотки. Мысленно поставив крест на возможности приятно провести вечер, одессит, не дожидаясь, пока подруги вцепятся друг другу в волосы, выставил обеих за дверь. Однако не прошло и пяти минут, как достигшие мирного соглашения соперницы возникли на пороге. И когда Коля в пятом часу выпроводил их восвояси, удовлетворение он испытывал только от мысли, что, несмотря на все старания странных подружек, честь русского флота вообще и российского матроса в частности он не посрамил…
Лёва в вакханалии участия не принимал, но, благодаря тонким гостиничным стенам, проснулся от первого же стона и заснуть больше не смог. И когда проказницы наконец удалились, радовался едва ли не больше Корено. Только недолго – завтрак начинался в семь и опоздания командиром не приветствовались.
Барт, решив навестить земляков из коммандо Ван Брика, предупредил Дато, что вернется через час и степенно удалился. Видимо, встреча прошла в теплой и дружественной обстановке, так как в гостиницу бур вернулся только в четвертом часу, пошатываясь и благоухая скотчем.
Механически поглощая завтрак, приятели обменялись едва ли десятком слов, и когда в девятом часу утра в сопровождении двух мордоворотов в гостиницу заявился фон Нойманн, он натолкнулся на стену из не предвещающих ничего хорошего взглядов. Сам кайзеровский шпион отнесся к данному факту равнодушно (по крайней мере, внешне), зато его телохранители явно побледнели и, судорожно вцепившись в рукояти револьверов, принялись нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Не обращая внимания на угрюмых русских, фон Нойманн небрежно поставил на стол пухлый кожаный саквояж с медным замочком, пожелал Арсенину удачи в его начинаниях и, сдержанно попрощавшись, ретировался.
Проводив немца равнодушным взглядом, Всеслав персонально проинструктировал каждого из подчиненных и разослал их по городу, а сам, захватив саквояж, неспешно пошагал в порт.
Обе намеченные встречи прошли без осложнений. Хозяин бригантины, получив задаток, заверил Арсенина, что все формальности уладит без проволочек и выход в море намечен на завтра. В «Черной каракатице» всё тоже прошло как нельзя лучше. Бармен, завидев Всеслава на пороге таверны, льстиво улыбаясь, выскочил из-за стойки и проводил гостя в уже знакомую тому комнату. Капитаны китобоев, включая гонористого поляка, выслушали подробные инструкции и, деловито пересчитав аванс, условились о точке и времени рандеву. Распрощавшись с американцами, Арсенин вышел на улицу и зябко поежился: над Уолфиш-беем, в прямом и переносном смысле, сгущались тучи. Вот только о намечающемся шторме мало кто догадывался.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивая женщина? – мягко улыбнулся Арсенин, любуясь Глэдис, расчесывающейся перед зеркалом. – Необычайно красивая…
– «Кто-нибудь» – говорил, – звонко рассмеялась женщина и кокетливо улыбнувшись, показала язык отражению Всеслава. – А от вас, сударь, слышу впервые. А как иначе, Генрих? Хозяйка лучшего в городе заведения должна быть лучшей во всём, и сейчас я тебе это докажу…
Резко развернувшись, женщина прыжком преодолела четверть ярда, отделявших пуфик от кровати и, шутливо боднув Арсенина в грудь, опрокинула его на одеяло и скорчила потешно-угрожающую рожицу:
– Сразу сдашься, несчастный, или посопротивляешься?
– Я не несчастный, а счастливый, – фыркнул Всеслав, сдувая с кончика своего носа щекочущий женский локон. – И капитулирую безоговорочно. Вот сразу как поговорим, так и капитулирую.
