Говорившего я знал. Тайнура Гелкур – один из советников Дарнира и друг Тавора, а вот двое других мне были незнакомы. Высокие, статные и с длинными золотистыми волосами и точеными лицами, в которых причудливым образом сочетались мягкие юношеские черты и мудрость прожитых столетий.
– Может, присядете? – Я жестом указал на кресла.
– Мы ненадолго, – покачал головой Гелкур. Он на мгновение замялся, покосившись на своих спутников, затем продолжил: – Хочу представить вам, господин Лекс, хранителей королевского венца.
– Королевского венца? – Я непонимающе посмотрел на советника.
– Ваша дочь последняя из королевского рода, – отвечает вместо Тайнурана один из эльфов, смотря на меня взглядом, в котором почему-то явно читается презрение и плохо скрываемая ненависть. – Мы прибыли из лесов Эдулана, дабы приготовить принцессу к возложению венца.
Я удивленно приподнимаю брови, смотря на него холодным пристальным взглядом, но он глаз не отводит, лишь тонкие губы тронула легкая улыбка, а ненависть в зрачках полыхает уже неприкрыто. Гелкур неожиданно делает шаг в мою сторону и шепчет почти на ухо:
– Лекс, так надо, не препятствуй. Она и правда последняя из королевского рода. Это просто церемония, но она много значит для моего народа. Лекс… Лекс…
– Лекс… господин Лекс, очнитесь.
Я открываю глаза. Надо мной нависло взволнованное лицо полуэльфа, причем под глазом у него расплывается огромный синяк, а из уголка разбитых губ сочится тоненькая струйка крови.
– Господин Лекс, вы живы?
– Мертв, – буркнул я, вновь закрывая глаза от пронзившей голову острой боли.
– В каком смысле! – удивился Дайк.
– Будешь меня так трясти, получится, что в прямом.
Я отстранил от себя парня и резко сел, едва не застонав от боли, принявшись осторожно ощупывать свою гудевшую, точно огромный колокол, голову. Так, вроде все на месте, пробоин не обнаружено, только на затылке чувствуется болезненное вздутие – об стену меня приложило все-таки порядочно. Я пошевелил руками и ногами, проверяя их целостность и работоспособность, после осторожно поднялся, придерживаясь руками о стену. Голова гудит, немного подташнивает, порой плывет перед глазами, но в принципе все нормально – жить можно. Я огляделся. Коридор по-прежнему пуст, и на первый взгляд все в порядке, вот только освещение стало более тусклым, так как погасла часть встроенных в потолок многогранных плафонов.
– Дайк, ты не в курсе, что произошло? – спросил я парня, опираясь спиной о стену, так как ноги неожиданно стали совершенно ватными.
– Я не знаю, господин Лекс. Мы шли с вами по коридору, потом все закрутилось, завертелось, а когда я пришел в себя, то увидел, что вы лежите у стены, и сразу принялся вас тормошить.
– Понятно.
Я помассировал виски ладонями, размышляя о произошедшем. Судя по всему, с дирижаблем не все в порядке, это можно судить по освещению и по небольшому крену в сторону носа, который довольно заметен, – только вот все же что произошло?
– Наверх не ходил? – Я посмотрел в сторону лестницы.
– Нет, – замотал тот головой и вдруг переменился в лице. Плохо скрываемый испуг вмиг сменился беспокойством. – Господин профессор!
Он шустро заковылял к лестнице, ощутимо припадая на правую ногу. Я вздохнул и, прикрыв глаза, попытался «прощупать» свой организм, дабы по-быстрому привести себя в порядок, – в прошлой жизни у меня это неплохо получалось. Благодаря этой способности пару раз удавалось затянуть весьма серьезные раны, да и дожить получилось почти до ста лет, при этом не превратившись в дряхлую развалину.
С первого раза не получилось: перед внутренним взором сплошная муть и какие-то разноцветные вспышки. Открыл глаза, постоял так пару минут и, глубоко вздохнув, предпринял вторую попытку. На этот раз я ощутил знакомое покалывание, словно по телу побежали мириады невидимых насекомых. В некоторых местах эти невидимки останавливались и принимались топтаться на месте, вызывая легкое онемение, так что приходилось проталкивать их дальше усилием воли. Наконец этот бесконечный бег насекомых перестал встречать препятствия – вот и ладушки. Я помотал головой, пару раз присел и, убедившись, что все в полном порядке, поспешил за Дайком.
В кают-компании царил полный разгром. И если крупная мебель типа шкафов и столов была прикреплена к полу и стенам, то все, что стояло в ней и на ней, теперь валялось на полу. В дальнем углу так вообще образовался целый завал из книг, карт, небольших статуэток, стульев и прочего всевозможного барахла, придававшего интерьеру каюты некую изысканность. Создавалось такое впечатление, что там собралось практически все, что смогло сорваться со своих мест. Над этой кучей склонился Дайк, разгребая ее с усердием экскаватора. Я бросил взгляд на усердно раскидывающего книги полуэльфа и повернулся к сидевшему у стены молодому ученому, который с растерянным видом ощупывал свою голову, словно не веря в ее целостность. Присев на корточки напротив, я помахал ладонью перед его лицом, заставив того посмотреть на меня.
– Господин Сагер, как вы себя чувствуете?
– Голова… голова раскалы… раскалывается, – выдавил он, упираясь ладонями в свои виски. – Шум…
– Лучше вам тогда лечь.
Я помог археологу осторожно опуститься на пол, подложив ему под голову собранную в комок скатерть, которая валялась на полу неподалеку.
– С ним все в порядке? – раздалось из-за спины.
Я обернулся и с удивлением увидел выглядывающего из-под стола гнома, который продолжал держаться обеими руками за его ножку. Видимо, что-то уловив в моем взгляде, он смущенно кашлянул в бороду и, разжав богатырские объятия, выбрался из своего укрытия.
– Так что с моим коллегой? – вновь поинтересовался он.
– Понятия не имею, – пожал я плечами. – Похоже на небольшое сотрясение, видимо, хорошо головой о стену приложился. Думаю, его лучше в каюту отнести, чтобы немного отлежался.
– Профессор, вы живы! – Вскрик юноши заставил нас с гномом дружно посмотреть в его сторону.
Надо сказать, что когда я поднялся наверх, то не придал значения действиям Дайка. Ну, копается парень себе в груде хлама и копается, может, что интересное заметил. Дворкина в помещении видно не было, и я решил, что профессор в своей каюте, однако оказалось, что это не так. Пока я занимался Сагером, полуэльф раскидал завал барахла, и под ним обнаружился лежащий ученый, на голове которого словно рыцарский шлем была нахлобучена какая-то блестящая посудина, похожая на крутобокую кастрюлю. Дайк тут же принялся нервно суетиться вокруг профессора, явно не зная, что делать дальше. Не придумав ничего лучшего, он принялся трясти бедолагу профессора, отчего голова того стала похожа на ритмично раскачивающийся колокол.
– Дайк. – Дворкин неожиданно вцепился в плечо своему слуге. – Это ты?
– Да, профессор, – радостно всхлипнул полуэльф. – Хвала богам, что вы живы. А то я уж думал… зову вас, зову, а вы словно мертвый…
– Темно, сейчас ночь? – Ученый, опираясь на плечо Дайка, поднялся на ноги.
– Да нет, света тут хватает, дружище, – подал голос стоявший рядом со мной гном.
– Неужели я ослеп? – Дворкин завертел головой, при этом из-под края кастрюли на пол и на его помятый камзол закапала какая-то зеленоватая жидкость. – Ослеп!
– О, профессор! – Слуга профессора посмотрел на хозяина жалобным взглядом, при этом на его глазах выступили слезы. – Я буду заботиться о вас, и когда-нибудь вы обязательно выздоровеете.
– Конечно, мой мальчик, конечно. А пока проводи меня в каюту и дай остаться одному, чтобы предаться своему горю.
Ученый на ощупь нашел плечо юноши, и они медленно двинулись в сторону лестницы.
Мы дружно переглянулись с гномом и не менее дружно вздохнули, не зная смеяться нам или плакать от данной сцены.
– Старина, может, ты сперва избавишься от этой не очень модной шляпки? – сказал Баркин, пихнув меня в бок локтем, и, кивком головы указав на Дворкина, шепнул: – Не достану.
Я покосился на гнома и, понимающе усмехнувшись, подошел к профессору, одним движением освободив его голову из кастрюльного плена. Без своего «шлема» историк выглядел еще более экзотично. Глаза плотно зажмурены, а лицо, частично закрытое свешивающимися с головы длинными белыми нитями лапши, напоминает причудливую зеленую маску, поверхность которой богато украшена разномастными кусками овощей. К тому же на макушке, запутавшись в лапше и волосах, гордо возвышается горка из нескольких тефтелек.
Позади меня раздалось какое-то натужное пыхтение и пофыркивание, заставившее обернуться. Гном, зажав рот обеими руками, из последних сил пытался сохранить серьезное выражение лица, но, судя по раскрасневшимся щекам и слезящимся глазам, сил сдерживаться у него уже не было. Через мгновение его все же «прорвало», Тойран оперся руками о стол и зашелся в гомерическом хохоте.
