Вышло несколько хуже задуманного – лезвие получилось кривоватое – не будь я сам его автором, ни за что не решил бы, что это уменьшенная копия ножа. Ну да ладно, первый блин всегда комом.
Повтор биографии Длинного и перечень его родственников и друзей – уже по второму или даже третьему кругу – мне начал надоедать. И я открыл было рот, чтобы скомандовать отправление их домой, но тут пациент вдруг неуловимо изменился в лице: если прежде он таращился на окружающих, старательно слушая монологи родни, то теперь он глядел ещё более бестолково. Я успел перепугаться, что у него произошло разрушение не только памяти, но и вообще способности мыслить и понимать – уж очень бессмысленным был его вид. Но первые же слова, слетевшие с губ Длинного, показали, что он в здравом уме и рассудке, просто не помнит события последних двух суток. Память к пациенту вернулась на тот момент, когда он получил серию ударов палкой по лбу. Потому Длинный вполне естественно недоумевал, почему сейчас день, а не вечер, и почему вокруг всё его семейство, и где трое подростков, которых он надоумил проучить сонавского наглеца.
Уяснив диспозицию, я заявил мамаше Длинного, что душа его нашими коллективными усилиями вернулась в тело их любимого сына, брата и прочее. А то, что он не помнит промежуток времени, когда душа блуждала по неведомым мирам, вполне понятно, раз она была неизвестно где. Посему – все свободны. Могут идти по домам и радоваться за получившего обратно душу родича. А я буду отныне следить, чтобы душа пациента ненароком вновь не покинула тело – для этого у меня и амулет уже готов – продемонстрировал я медяшку. На сём и расстались. Надеюсь, намёк насчёт моей способности в любой момент провести с Длинным повторную процедуру вынимания души из тела они поняли.
Глава 5,
в которой герой хочет дать жителям деревни один из атрибутов цивилизации, а в результате ещё сильнее укрепляет свою репутацию опасного колдуна
Пару дней я просто отдыхал, отходя от пережитых неприятностей. Ну, то есть как «отдыхал»: за это время пришлось поработать на полях, укрепляя дамбочки под напором прибывающей воды, убирать урожай баки, да и в мастерской тоже надо было появляться. Зато совершенно не думал о меди, мехах и прочем.
Насчёт выплавки металла, если честно, я просто не знал, как сделать шаг от небольшой пластинки меди к полноценной металлургии, дающей десятки, сотни топоров, ножей, мотыг и прочего. За сырьём нужно отправляться в Сонав, расспрашивать местных о залежах голубовато-зелёного камня, потом копать его, жечь уголь. В одиночку туда не пойдёшь, значит, требуется подбить на путешествие в горы кого-то из жителей Бон-Хо. И неизвестно, каковы на самом деле запасы медной руды – может, там наличествуют только отдельные камешки, вроде того, который я уже переплавил. Как я буду выглядеть в глазах окружающих, если наобещаю металлические орудия, а в итоге получится пшик в виде нескольких побрякушек.
Поэтому решаю пока не поднимать шума по поводу своего открытия. Единственный, кому я рассказал о материале нового амулета и его связи с заморскими диковинами, был Понапе.
Хромоногий оценил открывающиеся перспективы, но, увы, не мог ничего сказать о возможных запасах медной руды: с сонаями он общался мало, посуда из его рук за пределы нашей деревни, как правило, шла через старосту. Единственное, в чём мой учитель смог помочь, – это устроить выжигание новой порции древесного угля.
Тогда я обратился с расспросами к Боре. Лучший деревенский свиновод принял меня радушно, угостил лепёшками из пальмовой муки. Стараясь не обращать внимания на специфический запах, стоящий вокруг, я принял угощение и полюбопытствовал насчёт сонайского камня. Боре ответил, что сонаи частенько носят такого цвета каменные амулеты, а некоторые жители низин меняют на них раковины и рыбу.
Больше ничего интересного по этому поводу он не сказал. Поболтали ещё немного о том, о сём – выяснилось, что в молодости Боре несколько лет прослужил в регоях у местного таки.
– Я тогда не таким толстым был, – усмехнулся он, – так что рана и сувана гонять мог.
В изложении толстяка бесконечная война бонхойцев с восточными соседями выглядела тем, чем и являлась на самом деле: серией мелких набегов и стычек с редкими убитыми с обеих сторон, без всякой эпичности и демонизации врага. Колдовство, правда, рассказчик упоминал, но это вещь житейская, встречающаяся и в повседневной жизни. В общем, будь у Боре кожа посветлее да вместо набедренной повязки ватник и ушанка, ничем не отличался бы от тех «справных хозяев», которых доводилось видеть во время пребывания у бабки в деревне на каникулах. Там даже попадались такие же бегемотообразные индивиды.
Подтвердив ещё раз намерение совершить обмен посуды на поросёнка, я отправился к старосте. Здесь провёл времени совсем немного: перекусил в компании хозяина и нескольких наиболее доверенных из прихлебателей и выяснил, когда в очередной раз в наших краях появятся мои сородичи-сонаи. Оказалось, могут прийти, когда дожди прекратятся. А по срокам дождливый сезон должен закончиться через пару-тройку недель. Правда, тут же босс добавил, что иногда из Сонава никто вообще не приходит. Но вроде бы в этот сухой сезон они обещали быть. Оставалось только ждать.
В сезон дождей работа на полях почти затихла. В гончарной мастерской, пока с неба льёт не переставая, делать тоже особо нечего. Поэтому у меня было достаточно времени, чтобы основательно обдумать проблему антисанитарии. Из разговоров с Алкой и осмотра источников, используемых жителями Бон-Хо, впечатление сложилось удручающее. Более-менее чистую воду пили только обитатели домов, стоящих на холмах – там они брали её из нескольких ключей, собиравшихся в ручеёк, протекающий по деревне и впадающий в Боо. Жители нижней части Бон-Хо, а это три четверти населения, воду для питья и приготовления пищи черпали из этого ручья, а также из нескольких родников в самой деревне, а зачастую просто из реки. Учитывая, что народ в стоящих вверх по течению поселениях использовал главную водную артерию области в качестве сточной канавы – точно так же, как и мои односельчане, – качество речной воды было понятно каким. Да и ключи с ручьями в самой деревне, из которых пьют свиньи и в которых моются люди, тоже были сомнительной чистоты. Неудивительно, что каждый год желудочно-кишечные инфекции выкашивали немало народа.
Идея моя была проста: бьющие на холмах родники заключить в каменные или кирпичные рубашки, сверху тоже закрыть кирпичом или каменными плитами, провести несколько линий керамических труб, в
