выдал, – бегом, бегом давай!
Сергей прибавил ходу, обгоняя своего напарника длинными прыжками, с головой погружаясь под воду и отталкиваясь от дна ногами, понёсся к берегу.
Перед самым берегом дно резко уходило вниз, но тут же поднималась. Нырнув глубже чем обычно, он всё-таки достал до дна и, резко оттолкнувшись, бросился к берегу, умудрившись при этом не только не выпустить палку, но и даже не потерять равновесие. Сделав ещё несколько быстрых шагов по склону ямы, Сергей выбрался на мелководье и, перейдя на бег, замкнул ловушку.
Стайка мечущийся внутри сети рыбы, заметив, что путь на свободу перекрыт, рванулась в сторону берега, рассчитывая уйти по мелководью. Но и напарник не сплоховал.
Высоко подбрасывая ноги, пугая пытающуюся скрыться рыбу брызгами и громкими криками, он замкнул ловушку со своей стороны. К ним подбежал десятник, и вместе они вытащили отливающую серебром от бьющейся в ней рыбы сеть на берег.
Даже на первый взгляд было видно, что этот заход, по совокупной массе, дал больший результат, чем все предыдущие попытки. К валявшемуся на песке десятку мелких рыбёшек присоединилось ещё два десятка таких же, плюс штук пять достаточно крупных окуньков и толстая, пузатая щука почти с метр длиной.
Десятник откинул ногой пытающуюся ускакать на волю рыбку, оценивающе глянул на улов, хмыкнул и выдал своё заключение:
– Ну все, будет. Вот оно как, маг-то он маг, а голова есть и в рыбалке мастак. Коль не он, так до утра бы и не управились. Учитесь дурни, а то охрана они! Тьфу, рыбы наловить сами не могут. Охранять им, тут не груз сберечь, самим бы с голодухи копыта не откинуть.
– Дядька Стасий, да тут просто место такое глубокое, – жалобно заныл один из пареньков.
– Какой я тебе дядька? Дома тебе будут дядьки и мамки. А тут я тебе господин десятник. А ну марш рыбу чистить. И чтобы раз и… , – он запнулся подбирая подходящие слово, но не найдя, заменил его подзатыльником, добавив, – быстро давай. Затем, повернувшись к Сергею, сказал:
– А вы господин маг, как купаться собрались, так того, купайтесь, уж простите что отвлекли, да с этими, – он махнул рукой, – учить их и учить. Только вы того, тоже долго не затягивайте. Уха она быстро варится, а уха она уха, пока горяча есть надобно.
Быстро искупавшись, Сергей внял предупреждению десятника и не стал долго разлёживаться на теплом, ещё не успевшем остыть после жаркого солнечного дня песочке. Купание нагнало и без того разыгравшийся аппетит, и он, как только обсох, направился в сторону лагеря.
Уха была уже готова. Выстояв, под аккомпанемент издающего нетерпеливые звуки желудка небольшую очередь, он получил свою порцию. Здоровенную деревянную ложку в комплекте с глиняной миской, в которой мелко покрошенные, чтобы всем досталось, белые кусочки рыбы ловко плавали в золотистого цвета бульоне.
Может это была и не самая вкусная в Серегиной жизни уха, жидковата, да и слегка пересолена, но он был полностью согласен с древней туристической мудростью – после долгого похода у еды всего два параметра: насколько её много и горячая ли она. С этим все было в порядке.
Закончив свой толи поздний обед, толи плановый ужин он почувствовал, наконец, приятную сытость. Сразу захотелось прилечь. Сдав посуду «дневальному», он уже было направился в сторону своей телеги, чтобы завалиться на боковую, но его внимание привлёк Люций Верон. Тот сидел у костра в окружении десятка бойцов и усиленно от чего-то отнекивался. Заинтересовавшись, Сергей подошёл поближе и услышал обрывок разговора:
– Деяние сие велико, но сколько можно говорить о нем? Каждый поход я вам рассказываю эту историю, скоро многие из вас будут знать её лучше моего.
– Люций, расскажи нам ещё раз. Я тоже прошу тебя, – видимо, поддержав какую-то просьбу охранников, вмешался десятник Валерий Солон, – хоть и я, и Стасий были с тобой в том походе, но боги не дали нам твой талант делать предмет речи видимым.
– Хорошо, – дал себя уговорить начальник охраны, – слушайте и вспоминайте тех, кто пытался совершить великое. Даже если им это не удалось.
Сегодня расскажу я вам о последнем дне Великого Похода, когда объединённое войско трёх королевств потерпело сокрушительное поражение, так и не достигнув священной цели – Чертогов Бога, – начал он свой рассказ.
– В тот день очередь командования перешла к принцу Вулфэйлу. Справедливости ради, следует отметить, что не было во всех трёх армиях бойца храбрее принца ни среди всадников, ни среди пехотинцев. Первым летел он в схватку, последним уходил с поля битвы.
Великие эти достоинства соединялись с такими же великими пороками – нечеловеческой гордыней и отчаянным безрассудством. Не было для него никого, к чьим советам он бы прислушивался и чьё мнение уважал.
На рассвете дикари перешли реку Глумурию, на берегу которой мы стояли лагерем и начали засыпать стрелами караульные посты у лагерных ворот, чтобы вовлечь нас в схватку, а затем, постепенно отступая, заманить на другой берег реки.
Едва только появились варвары, жаждущий славы Вулфэйл, не слушая советов ни короля Николая, ни преторианского легата, предупреждавших его, что это может быть хитроумной ловушкой, вывел за ворота сперва рыцарскую конницу, а затем и все остальные силы.
Было время солнцеворота, и повсюду шёл снег, а близость рек и болот делала стужу особенно жестокой. Между тем воины выбегали впопыхах, не успев ни поесть, ни толком одеться; они зябли с первой минуты, и чем ближе к реке, тем сильнее.
Наконец, продолжая преследовать варваров, они вошли в воду и погрузились чуть не по горло – ночью лил дождь, река поднялась, – и когда выбрались на берег, то уже до того закоченели, что оружие выпадало из рук.
Добившись своей цели, варвары прекратили обманное отступление, повернулись и встретили нас градом стрел. Увидев это, Вулфэйл отозвал своих всадников, и они заняли места по левому краю пехотного строя.
Первый натиск дикарей, нацеленный в середину нашей боевой линии, был отбит. Тогда они разделились надвое и обрушились на фланги, где уже завязалось конное сражение.
Баронские конники и без того едва держались: во-первых, они уступали противнику числом более чем вдвое, а во-вторых, лошади чуть не бесились, даже не видя дикарей, а только чуя их запах. Камни и стрелы быстро довершили дело – рыцарская конница дружно ударилась в бегство.
Принц отбивался отчаянно и пал с оружием в руках. Его голову и доспехи торжественно поместили в самом почитаемом из варварских капищ. Череп, по ихнему обычаю, оправили в золото, и он служил священным сосудом для
