тебя. И, если хочешь, я тоже уйду. Я вижу, что тебе со мной тяжело, но ты терпишь. И всегда терпел. Но я не понимаю, зачем тебе это нужно. Совершенно не понимаю. Перестань. Я уйду. Это просто. Никто не умрёт от этого.
Майя говорила серьёзно, но было заметно, что её голос дрожит. Но плакать она не собиралась.
— Вариант другой, — успокоился Юра. — Мы ничего не переписываем на меня. Ты просто закрываешь свой проект.
— «Майский», — уточнила Майя.
— Да. Закрываешь, и мы пытаемся его продать. Может быть, у меня будет штраф размером с десять этих гипермаркетов. Может, посадят. Не знаю. То, что случилось с заводом, что там у вас построилось, тоже надо как можно выгоднее продать. Не проканали эти проекты, уже понятно. Как и наши отношения. Я отдал тебе всё, теперь дай мне собрать хоть немного крупиц, чтобы выжить. Не думай, что это от жадности. Тут логика нужна. Кончилось у меня то, что называется терпением. Мы в попе. И ты должна это понимать. Точнее, в попе я, а ты, как прилагающаяся подпорка к этому стремительному продвижению вглубь попы…
— Не проканали, — повторила Майя лишь одну фразу из монолога Юры.
— Да уж, — сказал Юра, и зачем-то добавил, — причём уж — это змея.
— Какое-то торжество клоунады, — сказала Майя про каламбур про «ужа». — Ты всё это понял до открытия проекта по гипермаркету или раньше? Очень странно и очень глупо. Ты же видел бизнес-план. Видел потенциал доходов. Сейчас стратегически не правильно всё резко закрывать. Ну, бог с ним, со всем этим. Ты совершенно ничего не сказал по поводу того, что я могу уйти. Я найду где пожить, не волнуйся. Я закрою «Майский», и попытаюсь что-то придумать с заводом. Я сделаю это как можно быстрее и выгоднее для тебя. Себе ничего не возьму. Не люблю пустых разговоров, будем считать, что мы это уже обсудили. Позвони после суда, расскажи, какое будет решение.
Юра сидел и молча смотрел на бутылку. Внутри него был какой-то азарт с одновременной тоской.
— Не правильно решать такие дела за пару предложений на высоких тонах, — сказал Юра.
— Я просто чётко тебя услышала, — сказала Майя. — Я понятливая. Запомни это. Ты говоришь — тебя слушают. А молчишь — не понимают. Я думала это просто. Ты сказал, а я поняла. Сейчас это лучшее решение, чтобы пережить смуту. Я поддерживаю твоё решение. Думаю, во многом ты прав.
Майя встала из-за стола. Света медленно несла поднос с кофе и штруделем. Она хотела подслушать, о чём они разговаривают.
— Подожди… — невнятно промямлил Юра то ли Майе, то ли приближающейся Светлане.
— Знай, — отреагировала Майя. — Если бы ты просто делился своими проблемами, то я была бы с тобой. А проблемой оказалась я. Когда начались неприятности, ты понял, что виновата только я. А я всегда была готова поддерживать. Кем бы ты ни был. Хоть официантом, хоть охранником, я была бы с тобой. Эти проекты не заменят жизнь, не заменят того, что я называла семьёй. Но хорошо, что ты дал понять, что проблема это я, а не деньги. Пока.
— Ты не так всё поняла! — сказал Юра вслед Майе. — Я сам всё пойму и позвоню!
Девушка покинула ресторан, а Света села напротив Юрия с кривой ухмылкой.
— Ты что, послал её? — спросила она. — Вылетела отсюда, как пробка.
— Да пошла и ты! — огрызнулся Юра.
Ему стало плохо: мысли не складывались, слова не находились, алкоголь не помогал.
Света медленно встала, процедила сквозь зубы:
— Извиняйся, пока не поздно.
— Пошла ты к чёрту, сука! — выругался Юра.
Светлана что-то прошипела и ушла. Возможно, ушла сразу с работы домой, но Юру это уже не интересовало. Он достал свой телефон, ему хотелось срочно кому-то позвонить. Кому-то понимающему. Когда-то это была Майя, когда-то Света. Но теперь такого человека нет. Друга нет.
Наконец, Юра нашёл номер своего старого товарища Серёги, позвонил ему, но тот оказался сильно занят. Оставался ещё Коля Стаханов, но он был «абонент не абонент». Тогда Юра схватил со стола недопитую бутылку коньяка и побежал к своей машине.
Водил Юра хорошо, даже пьяный, поэтому быстро доехал до продуктового склада, где работал, когда был в возрасте Светы. Здесь продолжал трудиться его друг Коля Стаканов — он сюда устроился второй раз после первого увольнения. Но, возможно, Стакан вновь был уволен отсюда. Они не виделись пару лет, Юра сменил в своей жизни всё, от номера телефона до места жительства, но на продуктовом складе всё было по-старому. Те же охранники на проходной, те же унылые стены.
— Здарова, мужики! — поприветствовал Юра. — А Николай Стаханов сегодня работает?
— Не работает, опять уволили твоего Колю Стаканова, — улыбнулся знакомый охранник.
— За пьянку? — предположил Юра.
— Украл, — ответил охранник.
Юра махнул рукой и поплёлся к машине. Там он немного выпил и поехал к дому, где жил его старый друг. Облезлая пятиэтажка, сломанный домофон, третий этаж.
Дверь Коля открыл не быстро. Также он не сразу понял, кто перед ним стоит.
— Коля привет! — улыбался Юра.
Коля, дыша перегаром и шатаясь, прищурился. Потом всё-таки узнал своего растолстевшего друга:
— Манурик, ты чё? Я думал ты сдох. А ты просто пожирел.
— Я тебе сейчас такое расскажу!
Юра ввалился в квартиру. С собой у него уже было две целых бутылки коньяка и богатая закуска.
Алкоголь привёл Колю в чувства. Видно, у него и так был марафон несколько дней, и он совершенно не помнил, куда положил свой мобильный телефон, какое сегодня число, и куда подевался его расчёт.
Но Юру не сильно волновало смятение Коли, он взял его дешёвые сигареты, закурил, и начал рассказывать, как очутился в прошлом, как вновь влюбился в Майю, как разбогател, и как почти всё потерял. Юра давно не курил, поэтому не коньяк, а сигареты повлияли на то, что он очень быстро пришёл к невменяемому состоянию. Но он не перестал восторженно рассказывать о своих приключениях. Коля же сидел на табурете в летних шортах, на которых были нарисованы пальмы, и задумчиво курил, медленно опрокидывая в себя стаканы коньяка.
— Понимаешь, это ад какой-то, — распалялся Юра. — Ад кромешный! Я Майю люблю очень, но что-то не стоит у меня на неё больше. Тут ещё Светка подвернулась. Помнишь, Асю, Аську? Так вот, это её сестра! Прикинь, Мексика! Не зря Илюша Чёрт поёт: «мир наш настолько мал, что глупо говорить прощай», слышал эту песню? Так вот, Света зажгла во мне огонь, но я чувствую, что я ей так глубоко
