Обнял. Укутал.
Он не сумел защитить. Ни её. Ни себя. И никто не сумел бы. Но они выжили, и если так, то умирать сейчас будет нечестно. Да и не хочется. Поэтому со смертью Винченцо слегка погодит.
Для начала и вправду выспится.
Второй раз его разбудил шепот. Громкий. Повизгивающий. И главное, слов-то не понять. Сперва не понять было, а потом он вдруг осознал, что понимает. Что язык чужой, а он все равно понимает.
- Госпожа, зачем вы тратите силы на этих… проклятых?
Винченцо попытался понять, где находится.
Комната.
Кровать? Кажется. Одежда промокла, простыни тоже, будто воды плеснули. Жарило его? Да, как ни странно, но теперь он прекрасно понимал все, что происходило. И сны тоже.
Безумные сны.
Мертвецов, которые приходили, один за другим. Всех. От того безымянного раба, который умер тогда, на алтаре, до матушки. И… и приходили.
Смотрели.
Молчали.
Если бы сказали хоть что-то. А Винченцо пытался. Говорить. Оправдываться. Что-то даже объяснял. Бывает. В горячке и не такое привидеться может. Но он, кажется, преодолел кризис.
Миара?
Здесь. Тоже спит? Похоже на то. Спокойное у нее дыхание, ровное. Как и сердечный ритм.
Ица… её Винченцо видел пятном желтого света. Неяркого. Теплого.
Дикарь?
В комнате его не было.
Но был кто-то еще, кто-то весьма близкий к Ице по ощущениям, пусть свет его и был совсем слабым, приглушенным. Этот человек и шептал.
- От них лишь вред один!
- Уйди.
- Вы нужны дома, госпожа! Ибо предсказание сбывается! Небеса вот-вот изольются огненным дождем. Живые земли станут мертвыми, а мертвецы поднимутся, собирая дань с земель. И слезы вдов наполнят чаши Мертвых озер.
Надо же, и у мешеков есть предсказания.
- Знаю, - спокойно ответила Ица.
- И милостью богов лишь вы способны спасти мир…
Маленькая девочка?
Ладно, весьма странная маленькая девочка, чей дар, говоря по правде, пугает. Но полезен, да. Сердце Алефа билось в груди ровно и… ощущалось своим.
Маги тоже могли пересадить сердце. И не только его. Ладно, далеко не все маги. И не всегда удачно. Провалы случались и у лучших. А еще ритуалы были сложными, требующими подготовки.
Энергии.
Особых зелий. Да много чего. Она же просто взяла и… если бы Винченцо мог двигаться, он бы накрыл полученное сердце рукой.
- Нет.
- Госпожа, я умоляю…
- Отстань.
- Я настаиваю.
- Нет.
Надо что-то сделать. Подать… знак? Пошевелиться хотя бы?
- Вы еще так юны… - с печалью произнес человек, которого Винченцо не видел. – И слушаете сердце, а ему верить нельзя.
- Кому можно?
- Разуму. Только разуму, госпожа. Разум – суть огонь, что развеет тьму. Разум – путь, что протянулся от истока времен.
Красиво говорит, а главное, знакомо до боли. Отец вот тоже любил рассуждать о разуме. И главное, тогда, раньше, рассуждения его казались такими логичными.
Правильными.
Разумными, мать их. А теперь почему-то горько было. От собственной глупости и еще бессилия. Мертвецы восстанут? Они уже… и да, возможно, стоило умереть, чтобы понять то, что Винченцо понял.
Он с трудом разлепил веки.
Мешек.
Тот самый жрец, которого он видел… да, видел… когда добирались из лагеря. Только тогда жрец был грязным и походил на оборванца. Сейчас, пусть бы и одетый по здешней моде, он все равно выделялся. Кожа его была красна, как медь. А длинные волосы, заплетенные в косицы, черны. В косицах этих поблескивали бусины. Лоб пересекала длинная красная полоса. И по три еще украшали щеки с каждой стороны.
Смотреть было больно.
- Разум дал нам надежду. Всему миру.
- Меня?
- Вас госпожа.
Жрец смотрел на девочку… снисходительно? Пожалуй. А ведь тоже странно. Стоит, согнув спину, но этот взгляд категорически не сочетается с позой. И чему верить?
Ничему.
- Расскажи, - Ица повернулась к нему, и теперь Винченцо видел только её спину, точнее зеленый бархат наряда. Кажется, баронесса еще не отказалась от мысли облагородить дикое дитя.
Хотя кто тут дикий…
- Вы вернетесь, госпожа, - это прозвучало утверждением. – И исполните предначертанное. Вы подниметесь на вершину первой пирамиды, чтобы принести богам величайшую жертву. И сердце ваше напоит солнце силой…
Погодите, он это серьезно?
Он собирается принести её?! Хотя чего еще от мешеков ждать.
- Нет, - спокойно ответила Ица.
- Но вы должны. Ради мира. Мир…
- Расскажи, - она щелкнула пальцами и лицо жреца дернулось. А сам он вдруг застыл. И даже дыхание его стало другим. А Ица повернулась. – Подслушивать плохо.
Это она произнесла с укором.
- Я… не нарочно. Я… я понимаю, что вы говорите.
И сейчас она обращалась на своем языке.
- Духи, - ответила Ица так, будто бы это что-то да объясняло. И добавила. – Ты прошел их дорогой. И духи тебя пропустили.
- Это был бред.
А вот говорить получалось плохо. Язык заплетался, не способный выговорить такие чужие, такие неудобные звуки. Но его поняли.
- Духи, - Ица сползла с кровати и подала руку. – Духи видят. Суть. И духи знают, кто есть кто. За каждым идут его. И твои сочли, что ты достоин жить.
Рука её была маленькой.
И теплой.
Духи? Пусть будут духи. Все объяснение. Или вот еще можно говорить о тонком мире. Кажется, кто-то там в прошлом пытался доказать, что эманации силы можно использовать для переноса информации. Вот в Винченцо и перенеслось знание чужого языка.
А что, собственный организм его был ослаблен.
И Алеф с его заклинанием.
Древняя сила. Древняя магия. И духи. Все складывается одно к одному.
- А она… - Винченцо сумел сесть. Тело слушалось, хоть и плохо. А вот Миара спала. И улыбалась во сне. Она редко улыбалась вот так, искренне. И главное, было страшно, что этот сон, каким бы он ни был, прервется. – Она тоже видит… духов?
- Откуда мне знать? Вернется – спросишь. Но она еще не совсем дрянь.
Ица слезла с кровати.
А ведь босая. И чулки куда-то подевались. Тут же полы холодные. В замках всегда полы холодные, но это и понятно, камень все-таки.
- Помоги, - она обернулась к Винченцо. – Что сидишь? Вставай. Его надо привязать. Долго не удержится.
- Погоди, - он вытянул руки.
Дрожали.
И…
И да, сползти с кровати вышло. Даже не рассыпался, хотя по ощущениям, что еще немного и точно рассыпался бы. Но нет. Шаг. Качает. И слабость дичайшая. Но
