По затраченным ресурсам мы точно в плюсе.
— Считаю, что мы неплохо сработались и надо продолжить диверсии по тылам германцев, Василий Иосифович.
— Пройтись по тылам германским, говорите, Дмитрий Павлович, — задумался над моим предложением генерал Гурко. — Может, лучше здесь поможем или к первой армии вернемся? Кони устали…
— Здесь мы сделали все, что смогли. Осталось нанести максимальный урон противнику перед тем, как фронт стабилизируется. Кони до утра отдохнут, часть заменим и… могу я попросить вас о небольшой просьбе, Василий Иосифович?
— Конечно, Дмитрий Павлович, сделаю все, что в моих силах.
— Если у вас будут интересоваться, откуда я получил сведения о планах германцев, то вы скажите, что я допрашивал раненого германского летчика, которого сбил под Ангербургом. В этом нет урона вашей чести, а вражеские шпионы не узнают о моих источниках.
Гурко подозрительно посмотрел на меня и задумался. Летчик мертвый был, когда до него добрались солдаты, но их и спрашивать никто не будет. Не то сейчас время. Хоть и резкий на действия Василий Иосифович, но на удивление очень разумный и осторожный генерал.
— Сделаю, как вы скажете. Ваше императорское высочество, если вам еще потребуется какая-либо помощь, можете мною располагать. Честь имею! — козырнул генерал и ушел к своим офицерам.
С утра шестой корпус устроил артиллерийскую побудку не выспавшимся немцам, а где-то рядом начал свое движение второй корпус, направляясь прямо во фланг первого резервного корпуса Белова. Семнадцатый корпус Макензена потерял много солдат еще под Гумбинненом. С моей подачи хан Нахичеванский выбрал данное соединение своей целью во время преследования, и оказалось, что одна из уничтоженных бригад данного корпуса на счету Лейб-гвардии Конного полка. Я четко ощущал, что мы теряем здесь время, и пора начинать действовать.
После диверсии с артиллерией и складом боеприпасов немецкие корпуса не представляли из себя серьезной опасности. И остановить первую кавдивизию на этом направлении было некому, что открывало перед нами прекрасные возможности для диверсий на железных дорогах. Потому шестой корпус лишился значительной части пироксилиновых шашек и запалов, о которых вспоминал Карелин.
Растенбург стал нашей первой целью, после чего у нас открылся оперативный простор. У каждого полка была своя цель и приказ на общий сбор рядом с Алленштейном, как конечной точке. Одна надежда, что немцы сейчас пытаются прорвать оборону Самсонова и не держат большие силы прикрытия.
Стремительные конные переходы, взрывы станций, уничтожение разъездов и тыловых служб. Кони быстро уставали от скорости нашего движения, и приходилось делать дневки на чужой территории. Постоянные стычки с небольшими отрядами и неизбежные потери… К смертям привыкаешь, и даже потеря самых близких лишь добавляют еще одну рану на сердце. Озлобленность и озверение ходят рядом в надежде, что так станет проще жить, но это путь в никуда. Когда начал ненавидеть — значит ты проиграл.
Анализируя войну, понимаю, что шансы выжить у кавалерийского офицера куда более высокие, чем у пехотинца. Большая часть кавалерийских офицеров выжила после войны, как и часть артиллеристов. Пехотным, к сожалению, не повезло, а может и хорошо, что они не увидели братоубийственной войны.
Когда-нибудь мы должны были нарваться на ответ противника, слишком мы наследили в ближних тылах, разрушив снабжение и подвоз боеприпасов. В Алленштайне нас ждала семидесятая бригада семнадцатого корпуса Макензена. Какой-то рок. Слишком часто мы встречаемся с этим немецким генералом.
К счастью, классический огневой мешок не получился. Конница имела возможность маневрировать, не вступая в городские бои, а Гурко опытный генерал и легко перебрасывал свои силы с одного направления на другое. Когда заработала тяжелая артиллерия, стало понятно, что надо уходить. Как вдруг я увидел молодую немецкую девушку.
Она с ужасом в глазах наблюдала за приближающимися взрывами артиллерии. Шок. Гражданским нет места на войне, даже если они на чужой стороне. Знакомые невероятные глаза на мгновение остановили вокруг меня время, и я сделал свой выбор.
Накрыв женщину своим телом, я в очередной раз услышал свист в ушах и взрыв снаряда, после чего наступила боль от удара и спасительная темнота, как защитная реакция. Последняя мысль была об обещаниях неизвестного голоса и нежелании его видеть меня слишком рано.
Глава 9
Первое, что я почувствовал после пробуждения, это непередаваемый запах больницы. Ни с чем его не спутаю. Значит чужая эпоха меня не отпустила, и небеса со странными голосами еще немного подождут.
— Поразительно! После значительной потери крови и длительного беспамятства не было никаких шансов выжить. Такого просто не бывает…
Открыв глаза, я увидел над собой склонившегося седого врача в очках. Он с удивлением прикладывал холодный металлический предмет сначала в область сердца, а затем к правой стороне груди. Стетоскоп всплыло в голове. По крайней мере, моя личная библиотека, которая работает несколько раз в день, снова со мной, что не можете не радовать.
— Я отказываюсь в это верить! Какой-то безумный розыгрыш! — разозлился врач, убрав в сторону медицинский прибор, и тут же подскочил со стула, увидев мои открытые глаза. — Наш необычный пациент очнулся… эмм, как вы себя чувствуете, ваше императорское высочество?
— Пить и есть очень сильно хочется.
— Ах да, простите меня. Сейчас позову сестру…
— Феликс Петрович, я могу наконец поговорить со своим братом? — раздался взволнованный голос Марии за моей спиной.
На удивление было приятно услышать знакомый голос, но попытка повернуть голову в сторону сестры закончилась для меня плачевно. Резкая боль, и я падаю обратно на подушку. Все-таки организм потратил немало ресурсов на восстановление и еще не готов к резким действиям.
— Мария Павловна, ваш брат здоров и сейчас ему необходим только постельный режим для восстановления. Во всяком случае, моя помощь точно не требуется, — до глубины души оскорбленный моим выздоровлением доктор вышел из палаты.
— Дмитрий, слава Богу ты очнулся! Ты даже представить себе не можешь, что я пережила за эти дни. Я думала уже все…
— Где я нахожусь? Где мой денщик Демьян? Что с армией Самсонова?
Сейчас меня меньше всего волновало собственное состояние.
— По распоряжению Николая Николаевича два дня назад тебя перевезли в Варшаву, а до этого ты несколько дней был в бессознательном состоянии в госпитале второй армии. Про твоего денщика я не слышала, а Самсонов сейчас, как белка в колесе. Знаю одно, им очень сильно недовольны.
— Пожалуйста, Мария, мне надо узнать, что с Демьяном и моими людьми!
— Постараюсь узнать, раз для тебя это так важно, — поджала губы недовольная сестра.
— Прости, я, правда, очень рад тебя видеть, Мария и ценю твою поддержку. Для меня нет никого ближе в этом мире кроме тебя, но я должен знать, что мои люди не пострадали.
— Самое страшное уже позади, Дмитрий. Отдыхай, позже я еще приду к тебе.
Осторожно обняв и поцеловав меня в щеку, Мария вышла из палаты, и я остался один. Как там Северо-Западный фронт и мои бойцы, выжили ли они… важные события сейчас происходят очень быстро, как и маневренные сражения начала Первой Мировой Войны, в которых каждый день гибнут десятки тысяч солдат. Сложно представить нечто подобное в двадцать первом веке, но все это сильно уменьшает шансы выжить небольшую группу моих бойцов.
С зверским аппетитом я быстро уничтожил принесенные медсестрой суп и кашу, после чего откинулся на подушку и быстро уснул. Организм был сильно истощен ранением и процедурой самоисцеления, поэтому после получения всего необходимого ушел на перезагрузку. Зато на следующий день, порядком окрепнув, смог сделать все «утренние процедуры» почти сам и получил за это заслуженный нагоняй от Марии, которая впервые выспалась за последние несколько дней.
