К полудню деревня Подрачка была окружена войсками из Старополья, которым был дан приказ никого не выпускать.
«Люди хоть говорят и ведут себя, как обычно, но они все верны ему. Они убили своих отцов и матерей, исполняя его прихоть. Уничтожать всю деревню незачем, они не виноваты, но и терять из виду их нельзя. Может, после его смерти магия уйдет».
Один Молот хотел снова войти в деревню, чтобы вывести Марчука, но стоило ему перешагнуть некую невидимую линию, как сельчане снова повыскакивали из домов с топорами и кочергами. Командор Старопольского отделения на почтовой станции рвал и метал, когда узнал, что Аверий тоже попал под воздействие странной магии чужака и не вернулся из Подрачки.
— Я сам пойду туда и выведу его из клятой деревни, коли ты не можешь!
— Мы трижды пробовали, с разных сторон, по одному и по двое. У них там будто колокол звонит, когда кто-то проходит мимо крайних домов, — оправдывался старший из Молотов.
— Если вы не возражаете, я бы хотел попробовать, — робко предложил Карницкий, просидевший всё это время в углу.
Командор посмотрел на него так, будто впервые увидел, потом махнул рукой.
— Пробуй. Чехоня, пригляди.
Карницкого привезли на легкой бричке и высадили в сотне шагов от крайнего дома.
— Если попрут на тебя, не геройствуй! Сразу вертайся, — сказал незнакомый Молот с опухшим кривым носом.
— Разумеется, — кивнул Адриан.
Он шагнул за условную черту и… ничего не произошло. Словно и впрямь обычная деревня. Впрочем, в этой обычности было что-то жуткое. На дороге остались следы драки, кое-где на траве темнела запекшаяся кровь, лежали поломанные палки и один разбитый пистоль. Мужики косились на проходившего мимо барчука, но не более, некоторые кланялись, другие отворачивались. Вон баба понесла окровавленное тряпье к речке, наверное, стирать. Парни все были в синяках, шишках и ссадинах. Может, кому-то досталось и похлеще, но они попрятались по домам.
На пепелище барского дома уже возились люди, растаскивали обгоревшие бревна, сгребали лопатами пепел. И уже звонко стучал топор, вырубая пазы в заготовленных ранее стволах. Карницкий удивился, неужто сельчане собираются строить дом заново? Ведь чужака-то уже нет.
А потом увидел Марчука. Он трепал по голове белобрысого сопливого мальчугана и показывал, как нужно рубить дрова так, чтоб с одного удара. Второй пацан бегал возле них кругами, подхватывал упавшие полешки и тащил их в кучу. Из дома тянуло пирогами с капустой.
Аверий никогда прежде не выглядел таким счастливым.
Дело о пропавшей деревне. Часть 4
Карницкий смотрел на счастливого Марчука и какое-то время молчал. Потом прокашлялся и позвал:
— Аверий!
Марчук оглянулся и замер.
— Карницкий.
Медленно отложил колун, отодвинул мальчишек в сторону, с тоской посмотрел на крыльцо дома и шагнул к калитке.
— Дядя Верий, ты куда? Можно с тобой? — воскликнул старший пацан.
— Нет, Крутик. Присмотри за матерью и братом.
И пошел с Карницким к околице, более не оглянувшись ни разу. Кивнул Молоту, сел в бричку и молчал вплоть до приезда на почтовую станцию.
Командор Старопольского отделения обрадовался Марчуку, усадил за стол и принялся расспрашивать:
— Ну, как ты? Мыслишь как? Чужак всё еще сидит в голове? Если что, его можно хоть сейчас прихлопнуть. Спа́ла защита-то! Думаю, как выволокли его из деревни, так и спа́ла. Знаешь, как узнали? Один Молот, которому в Подрачке нос сломали, вспылил и врезал ему по морде, мол, пусть чужак и не почует удара, зато сам хоть душу отведет. А у чужака кровь как брызнет! Пол-лица разворотил, нос свернул, челюсть тоже… Молота я, конечно, наказал, зато хоть узнали про защиту. Так что — сжечь его, или еще хочешь поговорить с ним? Только чужак немного того… ополоумел. Всё про выход какой-то твердит.
Аверий слушал спокойно, только под столом сжимал-разжимал кулаки.
— Сжечь всегда успеется. Сначала поговорю. Только дай кого покрепче, чтоб не дал мне выпустить чужака или натворить глупостей. И Карницкий тоже со мной будет, он с пером шибче управляется.
— Чехоня, пойдешь с ними? Понял, что нужно?
Молот, возвышавшийся над Марчуком на целую голову, кивнул.
— Сначала поешь, а уж потом поедешь. И ты, Чехоня, тоже, поди, голодным ходишь.
Орденцы наскоро перекусили холодной кашей, оставшейся от завтрака, и поехали допрашивать иномирца. По пути Аверий растолковал Чехоне, что от того нужно.
— Его магия еще действует на меня. Если он прикажет что-то напрямую, скорее всего, я не смогу устоять. Так что, если захочу выпустить его или в драку полезу, можешь ударить меня или связать, а потом лучше убрать оттуда вовсе. Карницкий, тогда тебе придется заканчивать допрос. Вызнай у него всё, что придет в голову, но главное — как он попал сюда, не было ли кого еще, что за магия и как она работает. Лучше допрашивать не один день, а несколько. Когда вопросов больше нет, уходишь оттуда, отдыхаешь, на свежую голову перечитываешь записи, придумываешь новые вопросы и по новой. Если Хромой подлечится, дай записи ему, он еще придумает, что спросить.
— Болиголове? Не командору? — уточнил Карницкий.
— Молчан в ином силен, а Хромой всегда любопытен был.
Адриан пока не знал, а вот Марчук, вечно сидевший в архивах, помнил, что прежде всё было иначе. После Шестимирного собора, когда добровольные изгнанники только начинали собирать людей, продумывали правила и устои, думали, как искать иномирцев, смысл в создании Граничного Ордена был не таким, как сейчас. Первые орденцы не стремились убивать всех случайно залетевших чужаков. Нет, они выискивали иномирцев, сажали их в закрепы и вызнавали, как те попали сюда, каков их собственный мир, в чем их сила: в магии, в хитроумных машинах, в оружии, в богах или особых дарах.
На том соборе было сказано, что Орден должен остановить проникновение иномирцев. Должен укрепить границы не государств, а самого мира. Потому и назвали его Граничным.
Тогда, семьдесят четыре года назад, у Ордена не было ничего: ни людей, понимающих в магии, ни толковых оружейников, ни умельцев, способных смастерить что-то посложнее игрушек-кувырканов. И не было понимания, как чужаки приходят сюда и как закрыть им дорогу. Допросы, разговоры, пытки и подкупы… Каждая беседа записывалась, многократно перечитывалась и обдумывалась. Выходцы из магических миров рассказывали о сложных заклинаниях, которые нужны для перехода, о некой энергии, которая нужна для тех заклинаний. Люди из железных миров твердили о полетах меж звездами, об огромных кораблях и о бесконечности небесных сфер. Чужаки из миров, сложности и особенности которых Марчук так и не понял, говорили об устройствах, что переносят людей в сдвинутые пространства, которые находятся там же, где и несдвинутые, но одновременно и не там.
С каждым прожитым летом и с каждым допрошенным иномирцем Орден не только не приближался к своей цели, но и, казалось, отдалялся от нее. Описанных миров становилось всё больше, и не находилось никаких закономерностей, дыры-переходы редко сохранялись достаточно долго, чтобы орденцы успевали добраться до них и уничтожить. Но даже если это и удавалось, меньше попаданцев не становилось.
При таком подходе отделения Граничного Ордена порой вымирали полностью. Иногда для болезни хватало лишь касания, иногда кашля или дыхания иномирца, а иногда попаданец, сидя под замком, вытаскивал из своего тела скрытое оружие или накапливал энергию для заклинания, а потом убивал пленителей.
Так что спустя двадцать пять лет после основания Орден отказался от изучения иномирцев и просто старался их уничтожить до того, как они принесут вред.
От тех давних времен возле многих городов остались каменные дома, в которых прежде держали иномирцев, а сейчас отсиживались после заданий сами граничники. Именно туда Молчан и отправил подрачского чужака, туда приехали и трое орденцев.
Командор Старопольского отделения прекрасно знал устав Ордена, но его уважение к заслугам Марчука было настолько велико, что он пошел на некоторые нарушения. К тому же за две недели пребывания чужака в этом мире, ни один человек не заболел неведомой болезнью, даже девицы барина.
