— А тут эти бандиты на машине с Пантелеймоном Митрофанычем подкатили и внутрь прямиком зашли, даже мотор не глушили! А потом Март ножик у торговки взял и за ними следом. А мне сказал: «Сиди, не дергайся». Я и встать со стула не смог, словно приморозило! — Витька перевел взгляд на друга, передавая эстафету повествования.
Мартемьян пожал плечами:
— Началась пальба. Эти двое всех положили. А потом я их.
— Как же ты сумел? — ахнул священник, испытующе глядя на глазастого, тонкого шестнадцатилетнего подростка.
— Они стали лавку грабить. Отвлеклись. Ну, и головы им задурил малость. А так ничего, ловкие черти.
— Не чертыхайся, — привычно одернул отец Василий.
— Хорошо, не буду, — покладисто согласился Март.
— Вот значит как, — вздохнул священник, выслушав импровизированную исповедь. — Лихо вам пришлось. Однако, чем это ты им «головы дурил»?
— Силой, святой отец, — без тени эмоций спокойно ответил новоявленный одаренный.
— Поня-я-тно, — задумчиво протянул отец Василий. — Вот оно значит как… Одаренный в нашем приюте вырос, а мы ни сном, ни духом… охтиж мне…
— Но теперь-то с нами все будет хорошо? — с надеждой в голосе спросила Фимка.
— С тобой-то, конечно, — отозвался батюшка. — А вот …
— Отец Василий, — перебил Март пространные рассуждения иеромонаха, — мы что, так и будем стоять посреди дороги, как три тополя на Плющихе?
К чести священника надо сказать, что соображал тот всегда быстро.
— А что ты предлагаешь?
— Садимся в пикап и валим в сторону приюта, пока ветер без сучков. По пути еще успеем поговорить. А сейчас надо отсюда убираться поскорее. Я в поселке появляться не стану, сойду раньше. А Фимку вы, батюшка, лучше отправьте, от греха, куда подальше на время. Если приедут сыщики, а без них, помяните мое слово, не обойдется, то ее не найдут, значит, она и проболтаться не сможет.
Девочка только фыркнула возмущенно, ничего не возразив. Свои сидоры они закинули в кузов пикапа. В последний момент Витька, хлопнув себя по лбу, подскочил к форду и сдернул с заднего сидения плотный плед, которым могли укрываться в пути пассажиры ландо. Свернул и запихал к себе в мешок, который сразу раздулся до солидных размеров.
— Пригодится! Чего оставлять? — пояснил он свои действия, первым забираясь в кабину.
Они быстро загрузились в автомобиль, на широком диване хватило места не только для священника, но и для всей троицы худосочных подростков. Март уселся с краю, у двери, чтобы при всяком варианте иметь возможность действовать. Заворчав мотором, машина медленно тронулась с места.
— Витю тоже укрыть надобно? — задал очередной вопрос священник.
— Я Марта не брошу! — решительно заявил Ким. — И вообще, он теперь одаренный. Ему все дороги открыты.
— Это верно, — хмыкнул отец Василий. — И его на всех этих путях добрые люди с револьверами ждать будут. Ты хоть понимаешь, как опасно даже просто рядом с ним находиться, отрок неразумный?
— Он же их убил? — удивилось чистое помыслами дитя русско-корейской любви.
— Верно. А вот те, кто их послал, остались, — спокойно, как о чем-то обыденном, заметил Вахрамеев.
— Все равно, — уперто возразил Виктор. — Я с тобой пойду!
— И разговоров быть не может, ты, чадо, вместе со мной поедешь в приют! — строго и весомо заявил священник.
— Вы, батюшка, зря на Витю давите, с вами его оставлять никак нельзя. Подыщу безопасное место и там устрою. В приюте он первый кандидат на потрошение. В смысле, на допрос с пристрастием…
— Почему?!
— Это очевидно, — терпеливо пояснил он. — Если за мной наемных убийц послали, значит, кому-то я очень мешаю. Большие деньги не платят за безымянных сирот…
— Глубоко и несуетно мыслишь, по-взрослому, — отец Василий бросил на Марта задумчиво-удивленный взгляд. — Прежде я в тебе такой разумности не замечал.
— Сила дает знание, батюшка, — спокойно ответил Вахрамеев.
— Тут ничего не скажу. Сам я неодаренный. И что вы там видите и думаете, не ведаю. Припомни-ка, Мартемьян, документов от злодеев никаких не осталось?
— Договор на аренду форда, — четко ответил Март.
— А с убиенных тобой ничего не взял? — спросил поп. — Ни оружия, ни бумажников?
— Нет, — помотал головой парень, не став на всякий случай упоминать про браунинг. — Только деньги.
— Много ли?
— Не считал, батюшка. Но пачка большая.
— Значит, на первое время хватит, — удовлетворенно кивнул иеромонах. — Поехать-то есть куда?
— Разберусь. Вы уж простите, но и вам лучше ничего не знать.
— Тоже верно. Многие знания — многие печали. У вас самих хоть какие-то документы имеются?
— Метрики и аттестаты нам Воронин выдал.
— С чего это он так расщедрился… А, понимаю. Ты же нынче одаренным стал… Покажи-ка мне бумаги.
Друзья продемонстрировали заверенные подписью директора и печатью бланки.
— Ну, так я и думал, — покачал головой, окинув бумаги беглым взглядом, отец Василий. — Они же не действительные!
— Как это?
— Нужны подписи других учителей, а на метрике — священника, то есть моя, раба Божьего Василия. Ну, это не страшно. Сейчас встанем вон у того лесочка, и я подпишу всё. Будет полный порядок.
— Спасибо, отче.
— Это что… — лишь отмахнулся священник, сворачивая с грунтовки на небольшую петляющую среди деревьев колею. Отъехав еще на пару сотен метров от трассы, поп остановилпикап и заглушил двигатель. Внезапная тишина обрушилась на друзей. В ней сразу стали слышны голоса птиц, шелест листвы под порывами ветра.
— Вот здесь, чада мои, и расстанемся, — решительно заявил батюшка. — Долго ли коротко наша разлука продлится, одному Господу ведомо.
— А почему здесь? — немного испуганно спросила Фимка.
— Надо так, — тишком шепнул ей на ушко Витька, всю дорогу радовавшийся, что сидит с ней рядом.
— Дозволь на крест посмотреть, — попросил вышедший тем временем из-за руля отец Василий. — Да ты не опасайся, не отниму, чай не Воронин…
И все же Мартемьян не стал передавать распятие в чужие руки, просто вынул из-под рубахи и показал.
— Любопытно. А ведомо ли тебе, отрок, что сие не просто крест, а энколпион, что означает — ковчежец? Ну-ка, попробуй его открыть.
Март некоторое время то так, то эдак рассматривал чудесный артефакт, но так и не отыскал тайной задвижки или кнопки. Сосредоточившись, он посмотрел на предмет в своих руках с помощью силы. И сразу возникла яркая точка, одного прикосновения к которой оказалось достаточно, чтобы створки раскрылись.
— Квот эрот демонстрантум [21], как говорили древние латиняне, — кивнул священник.
— Что это? — ахнул Март, как зачарованный глядя на три переливающихся драгоценных камня, вмурованных в пластину из червонного золота.
— Это, чада мои, величайшая ценность нашего времени — «звездчатые адаманты». За границей их называют «стелларами», а вы, старообрядцы, еще кличете их «одолень-камнем» или «самосветами».
— А что это?
— Ты, верно, чуешь, как он тебя зовет? — с грустной усмешкой пояснил священник. — А еще сам себя и других со стороны видеть можешь и воздействовать на тех, кого видишь или чувствуешь. Вот от него вся эта сила и исходит.
— Как?!
— Господи, чему вас только учат! — вздохнул отец Василий. — Ведь элементарных вещей не ведаете. Решили, небось, зачем вам, простецам, знать сие? Ну, ладно, слушайте. Началось это в царствование, блаженной памяти, государя императора Николая Павловича. В одна тысяча восемьсот пятьдесят третьем году.
— В год великого знамения? — воскликнула отличница Фимка.
— Ну, хоть это запомнили, — хмыкнул батюшка и продолжил.
— Ученые потом пришли к выводу, что на землю упал не то метеоритный дождь, не то три кометы разом, не то еще какая напасть приключилась.
— Не разобрались что ли ученые? — удивился Март.
— А у них завсегда так, — развел руками священник. — Ничего толком не знают, а скажи им про Божий промысел, так засмеют, суеверия, дескать! Ну, да Бог им судья. И вот, значит, после того знамения сначала неурожай был, потом мор прошел, война началась, а затем все как-то наладилось само собой. Только в местах падений этих тел небесных стали люди находить эти самые адаманты. Вот тогда-то все и началось.
