– Слушай, вот ты что, дурак? Ты что, нарываешься? Хочешь, чтобы я тебя задержал – задержу прямо сейчас, а проверку показаний на месте можно и без тебя провести.
Я, устав перепираться, пожал плечам и отвернулся. Но следователю было необходимо, чтобы я поехал с ним в гаражный кооператив. Наверное, он думал, что я чем-нибудь выдам место расположения безликого гаража, в котором вся стена залита брызгами крови Сапога, а под потолком до сих пор светит фонарик с моими отпечатками пальцев и висят ржавые цепи.
Устав буравить меня взглядом, Евгений Викторович, ругаясь под нос, прошел в кабинет и, демонстративно оставив дверь открытой, продиктовал по телефону дежурному по Дорожному РОВД телефонограмму для моих командиров, что Громов участвует в следственных действиях и на службе сегодня не появится. Надеюсь, что сотрудник прокуратуры не ломал комедию, разговаривая в гудящую телефонную трубку.
После того, как мои требования были выполнены, меня повели на улицу. Мы загрузились в две машины. В первую усадили меня, туда также сели следователь, мой конвоир и оператор с камерой. Во вторую села честная компания из Сапожникова, эксперта-криминалиста из нашего Дорожного отдела и двух понятых. Высадившись из машин среди рядов тянущихся на сотни метров металлических гаражей, все в ожидании уставились на Сапожникова, а он как-то стух, покраснел и заскучал.
– Ну, Сапожников, давайте показывайте, где все происходило?
– Я не знаю, тут должен быть гараж, открытый.
– Ну, пойдите, посмотрите, может быть, что-то вспомните.
Побегав минут десять мимо одинаковых железных ворот, Сапожников вдруг радостно закричал:
– Ура, ура, нашел!
У меня в тревожном предчувствии екнуло сердце. Не должен был этот гад ничего найти. Но с другой стороны, ночь, темнота, стресс. Теоретически мог я что-то пропустить. Ну и ладно, будем посмотреть, что он там смог найти, а потом отбиваться. Все с любопытством двинулись к парню, который радостно подпрыгивал над каким-то темным предметом и возбужденно махал руками.
– Что же вы нашли, Сапожников? Гараж?
– Я мешок нашел, который вот он мне на голову надевал, вот он!
Он поднял с земли какую-то замызганную тряпку, загаженную продуктами жизнедеятельности, как людей, так и собак. Нет, три дня назад я такую дрянь не смог бы в руки взять, брезгливо мне даже стоять рядом с этим сосредоточием фекальных масс.
– Положите ее на место, сейчас эксперт ее изымет.
Эксперт с сомнением понюхал найденную тряпку, с надеждой спросил:
– Вы уверены, это точно она?
– Ну да, конечно!
– И ее три дня назад вам на голову надевали?
– Ну, наверное.
– А, как вы узнали?
– Ну, тут все равно другой нет, а эта похожа цветом.
Со вздохом криминалист упаковал расползавшуюся от старости материю своим самым длинным пинцетом в прозрачный пакет. После этого Сапог, нервничая и прикуривая каждые три минуты новые сигареты, еще минут пятнадцать метался из стороны в сторону, в бесплодных поисках нужного гаража, после чего следователь, сжалившись, предложил ему попробовать найти дорогу до нужного гаража от автошколы ДОСААФ. В проходной автошколы сидел знакомый мне дедушка с медалями, который, узнав меня, приветливо помахал рукой.
– Сапожников, рассказывайте и показывайте, где и что здесь происходило.
– Вот, товарищ следователь, вот здесь, за столом я явки с повинной под его диктовку писал.
– А что случилось? – любопытный дед сунулся поближе. – А, мазурика привезли, сейчас сядешь, сволочь такая. Мы на фронте кровь проливали не для того, чтобы вот эта сволочь потом людей обворовывала!
– Дедушка! – я присоединился к разговору. – Так это меня в тюрьму собираются посадить. Вот этот молодой человек сказал, что я его пытками заставил признание написать, вот следователь прокуратуры и старается этому доказательства найти. А мазурика, конечно, после этого домой отпустят…
– Громов, немедленно замолчите, – от злости Евгений Викторович даже улыбаться забыл.
– Что не так, гражданин следователь? Я товарищу сторожу объясняю, что здесь происходит, мы же обязаны его проинформировать…
– Да как же так, товарищ следователь? Да вы что творите? Вот этот милиционер привел ночью этого парня. Они здесь спокойно бумаги записывали, мазурик сам рассказывал, что и как. Я, конечно, не прислушивался, подробностей не помню, но при мне тут никто никого не бил. Вы меня, конечно, извините, но я завтра после суток пойду в Совет ветеранов нашего района и расскажу, что за безобразия в нашем районе творятся. Мы жалобу вашему начальнику подадим, за то, что вы жуликов отпускаете, а честных людей, хотя и милиционеров, в тюрьму садите.
– Успокойтесь, гражданин, следствие во всем разберется, – Кожин попытался успокоить возбужденного ветерана. – Мы для этого государством поставлены.
– Ты меня не успокаивай. Я таких разговоров, что следствие во всем разберется, еще перед войной наслушался, а потом на двадцатом съезде только правду сказали. Как ваша фамилия, товарищ следователь? – Выцветшие глаза старика смотрели на прокурорского следователя отчужденно и без капли жалости, как, наверное, он смотрел через прицел своей сорокапятки в немецкие «панцеры» под Сталинградом в сорок втором году.
Следователя прокуратуры передернуло, и он быстренько скомандовал всем на выход.
– А что, товарищ следователь, вы основного свидетеля допрашивать не собираетесь? – Я затормозил на выходе. – Это что за тенденциозность предварительного следствия? Нет, видно, три листочка вам мне дать придется.
– Я вашего свидетеля, Громов, чуть позже допрошу. Не пытайтесь нам следственное мероприятие сорвать.
Потом мы вновь двинулись к гаражам, но, как Сапожников ни бегал вдоль безликих железных рядов, как ни принюхивался к обоссанным углам железных боксов, гаража, где происходило наше с ним ночное свидание, он так и не нашел. Да и я, накинув на дужки ворот старый замок, сделав его безликим, одним из сотни, уже, наверное, не сразу нашел бы место совершения мною должностного преступления.
Глава пятнадцатая. Что охраняешь, то имеешь
Июнь одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
– Тебя что вчера не было? – Дима протянул мне руку, здороваясь.
– Здорово, – я пожал кисть товарища. – Да, Сапог, сучонок, заяву на меня накатал, прокурорский следак Кожин закрыть хотел, целый день в прокуратуре провел.
– Да ты что! Чем закончилось?
– Да я тебя сдал, что ты поддельными штрафными талонами торгуешь, вот меня пока на подписке оставили!
– Ха-ха, – не совсем уверенно сказал Дима.
Я хлопнул его по плечу и двинулся вперед.
Решив, что я все-таки пошутил, Ломов меня догнал и, подозрительно оглядевшись вокруг, зашептал:
– Кстати, это тема… У меня знакомый есть в типографии…
– Не, Дим, мне это не интересно. Вот если бы мы талоны сначала у твоего друга взяли, а потом бы вторую партию заказали, а вот на второй партии твоего знакомого хлопнули, типа контрольная закупка. Вот. А потом, прикинь, тебя на очную ставку в КГБ вызывают, мол, где первая партия фальшивок? А ты такой, предъявляешь свои талоны, а они у тебя настоящие, потому что мы с тобой за день до этого на развод не пошли, а остались в роте и свои фальшивые талоны потихоньку у парней поменяли на настоящие. Правда, я еще не придумал, как ты будешь объяснять, откуда у тебя дома на триста рублей настоящих талонов, но все равно круто, правда?
– Что за бред и почему КГБ?
– Дима, ну сам подумай – типография! Ты сегодня талоны фальшивые напечатал, а потом газету «Демократического Союза» выпустил. Кто с тобой разбираться будет. Кроме того, я уверен, в каждой типографии у гэбистов стукачок сидит, а то и не один. Ты только со своим знакомым договоришься о фальшивых талонах, они об этом уже знать будут.
– Не, с КГБ не хочу общаться. А если серьезно, чем вчера закончилось?
– Ну, про явки от Сапога ты, я уверен, в курсе. Правда, что конкретно неправильно, никто сказать так и не смог. А на следующий день ему, наверное, кто-то в уши насвистел, что я его на пустом месте развел, и он решил в обратную отыграть. А как? Только если мент пытал, душил и избивал. Ну, он в прокуратуру и кинулся.
