Вот попадалово! Конечно, занимался, но не здесь и не зимой. А с пятого класса с ужасно вредными тетками репетиторшами. Ох, как я их ненавидел! Но зато сейчас на коне.
— Занимался. Без английского карьеры не сделать.
— Скажите, пожалуйста!
— И скажу.
И на память прочитал стихи Киплинга
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don’t deal in lies,
Or being hated, don’t give way to hating,
And yet don’t look too good, nor talk too wise.
Алька уставилась во все глаза на меня, видимо, изучая как неизвестный биологический объект.
— Ростик, а ведь так язык не поставить за одну зиму.
— Об этом я и хотел с тобой переговорить, Аля. Родителям лучше не знать лишнего, друзья не поймут. А ты единственный кроме них родной человек.
Сестричка разом почуяла некую тайну и присела рядом. Она хоть и хохотушка-веселушка, но дама серьезная. Это я по её дальнейшей карьере знаю. И что наверняка через людей переступала и разные левые делишки проворачивала. Так что точно язык за зубами держать умеет.
— Давай, колись.
Я застываю, как перед прыжком в холодную воду. От нашего разговора многое зависит. Иначе придется косить под дурачка. Что чревато.
— Понимаешь, после удара у меня в мозгах малость переклинило. Я не всех узнаю, кое-что забыл, а что-то, наоборот, стал делать, как будто всегда умел.
— Ты уверен?
В глазах сестры плещется подозрение, но червоточинка сомнений слышна в голосе. Знаю я вас, люди всегда готовы поверить в чудо. В каком бы возрасте это ни было. У нас в Москве будущего полно придурков, косплеющих эльфов и орков. Со временем они становятся крайне странными людьми. Как будто живут Там, а не Здесь. А уж сколько моих однокурсников верили в колдунов и ведьм! Дед как-то наглядно разоблачил эти бредни и подсунул хорошую книгу про мифологию и язычество некоего Клейна. Она здорово мне мозги прочистила. Если науке ни фига о старой вере славян неизвестно, то получается все россказни про древних славянских богов высосаны из пальца. А науке я доверял как-то больше, чем левым фрикам в Интернете.
Сейчас же доказываю свою правоту самым банальным способом. Найденный в столе альбом для рисования лежит рядом, карандаши заточены. Минут за пять делаю набросок, и Алька со смешанными чувствами разглядывает свой портрет. Карандашом у меня всегда неплохо рисовать получалось. Лучше, чем красками.
— Здорово! — сестра восхищенно смотрит на меня, потом на рисунок. — Можно я заберу?
— Конечно! Теперь веришь?
— А что ты еще умеешь?
Пожимаю плечами.
— Не знаю. Надо пробовать. Но понимаешь, меня больше беспокоит вопрос — что я забыл или разучился. Сейчас пока не попробовать, мне нельзя бегать и прыгать. Я ведь футболом занимался?
— Ну да. Вечно на площадке пропадали.
— А сейчас толком и правил не помню.
Алевтина настороженно говорит:
— Может, к врачу сходить?
— Дядя Петя уже был. Про какую-то амнезию упоминал. Сказал, что память вернется.
Сестра вздыхает:
— Медицина — наука неточная.
— Но отчасти он прав. Я замечаю что-то и тут же узнаю. Или даже понимаю, что не забывал. Мне просто надо напоминать каждый день про что-то. Наверное, так память и восстановится до конца.
Алька вскочила и возбужденно запрыгала:
— Ты прав, я слышала о таком состоянии людей после аварий. У тебя еще не самый запущенный случай.
— Да?
Но затем снова недоверие и осторожность в серых глазах:
— Но ты же не умел никогда рисовать, и произношение… как у иностранца.
Усмехаюсь:
— Ты много с ними общалась?
Алька обиделась:
— У нас учатся в институте ребята из Африки.
Я чуть не заржал в голос. И это иностранцы⁈ Я с мамой половину Европы проехал и везде выступал переводчиком. Мамуля могла лишь сказать несколько расхожих фраз, в большей части связанных с шопингом.
— Но не с Англии же.
— Пожалуй, ты прав.
— Вот здесь еще болит.
Алька осторожно щупает затылок:
— Почти зажило, припухлость спала. Слушай, а вдруг у тебя проснулись экстрасенсорные способности⁈ И ты стал как Вольф Мессинг!
— Это еще кто такой?
Алька с расширенными глазами смотрит на меня:
— Как можно не знать самого Мессинга? Это же известнейший менталист и телепат. Он провел столько опытов по прочтению мыслей и много раз предсказывал будущее.
Мдя, теперь еще больше понимаю деда, когда он о советской интеллигенции выражался лишь матерными словами. Дем, вас чему в советской атеистической школе учат? Убрали опиум для народа, так тут же явилась иная чертовщина. Потом я испугался. С сестренки станется сделать из меня подопытного кролика.
— Стоп, никакой я не экстрасенс! Забудь об этом! И пожалуйста, помалкивай. Не хочу стать крысой для опытов.
Алька обернулась и застыла в раздумье. Нет, не зря в будущем она стала главврачом областной клинической больницы. Голова у нее на плечах есть.
— Хорошо. Я тебя отлично понимаю.
— Спасибо.
Сестра тихо присела рядом и заворковала:
— Но мне же ты скажешь, если поймешь, что можешь нечто такое…
«Ну, твою же мать!»
Затем внезапно задумался. А ведь я кое-что из грядущего неплохо помню. Особенно про катастрофы и начало войн. Дед любил исторические каналы на кухне смотреть, иногда засматривался, и в голове некоторые сведения остались. Надо будет вспомнить и внести в тайную записную книжку.
С утра мы с сестрой вспоминали общих знакомых и моих друзей, и приятелей. Я незаметно в перерывах записывал в блокнот их имена и приметы. Здорово помогла страсть Альки фотографироваться. В мое время она бы точно стала любительницей селфи. И очень может быть Инстасамкой, которая бесконечно выкладывает свои завтраки и губы на просмотр в сеть. Но в настоящий момент я буквально впивался глазами в лица своих потенциальных друзей и соперников. Вот не верю я, что у Ростика не было недругов! Он видный парень, у таких всегда полно завистников. Аля почему-то о них умолчала. Или дед был молчуном или решал вопросы чисто по-мужски.
Но так или иначе сеструха помогла мне узнать кучу подробностей о текущей эпохе, что незаметно выкладывала по ходу рассказов. Хоть что-то у меня начал проясняться круг знакомств Ростислава, наших деревенских родственников по матери, что жили в деревне, что стояла на той же реке Ольховка в восьмидесяти километрах от Зареченска. Раньше туда ходил теплоход, теперь летает «Ракета». Но только летом. Река потом мелеет. Так что на картошку поедем на служебной машине отца.
Кстати, хоть узнал, где работают мои родители. Иван Демидович — главный инженер Районных электросетей. С точки зрения будущего непонятно кто. У нас там в Москве письками в основном барыги меряются или те, кто сидит на сырье. А в данное время и в районе он довольно большой человек. Все производственники и руководители районных хозяйств к нему в очередь стоят. Так что отец человек занятой и частенько в разъездах. Отсюда и квартира в «блатном» фонде и служебная машина. Плюс «заказы», о которых Алька рассказала восторженно. Что это такое мне пока непонятно, дед о них ни разу не упоминал.
Вспомнил его рассказы о советской торговле. Оказывается, тогда, то есть Здесь, быть продавцом престижно. Особенно в нужных отделах. Работники прилавка и топора по мне представляли собой целую мафию. Странно, при пресловутое КГБ мирилось с активным «черным рынком». Жизнь СССР изнутри совсем не так проста для понимания на первый взгляд. Так что мне стоит действовать осторожно. Но сначала знакомства.
