Подобные мысли были вполне обоснованны. Ведь если он в первый час пребывания в новом мире встретил человека, это означает одно: людей здесь много. Ну, или ему выпал один шанс из миллиарда как минимум! И пока он разглядывал спящего аборигена, тот зашевелился, зашлепал губами, широко зевнул, открыл глаза и уставился на Дока. Помолчав, видимо, выбираясь из глубин сна и не выказав особого удивления, сел, опершись спиной на ствол хвоща, зевнул и равнодушно спросил:
– Тоже смылся? – И, с вялым интересом оглядев Дока, продолжил: – Или недавно прибыл? – Потом, что-то поняв, он небрежно сплюнул и уточнил: – Похоже, новичок… Из какого года изволите быть?
Док не ответил, пытаясь сканировать эйдос незнакомца, однако ничего не получалось – так, какие-то крохи! Даже усилив мысленный напор, он уловил лишь куцые отрывки его мыслей: «… Императорское Величество… сейчас бы в трактир… «Сандуны»… какой-то он странный…» Воспринимая только эти отрывки, Док понимал, что его собеседник не был ни магом, ни экстрасенсом и сопротивляться вторжению не мог в принципе. Он даже не понимал, что Док пытается слушать его мысли, но тем не менее Док их не слышал.
– Эй, ты чё, оглох? Или немой, эй! – снова спросил абориген.
– Я из 2010 года, а ты? – немного поколебавшись, сказал Док.
– Я? – Незнакомец испытующе глянул на Дока. – Я из 1895 года. Только врешь ты все. Прибывают-то не сюда…
– А куда? Я же не виноват, что не туда прибыл, а то, что я не по своей воле, – это точно, – ответил Док.
– …а кроме того, – не обратив внимания на слова Дока, продолжал Бродяга, – здесь нет никого из такого далекого года! Здесь позднее 1900-го нет ни одного хмыря. Как эти говорят, установка дальше конца века людей уже не ловит.
– Кто такие «эти»? Куда не ловит, кого не ловит, какая установка?! – буквально взвыл Док.
Бродяга, перестав сверлить глазами собеседника, махнул рукой:
– А, садись, теперь все едино, все мы здесь одним миром мазаны. Расскажу, что знаю. – И, чуть помолчав, видимо собираясь с мыслями, начал: – Я жил в Москве, служил приказчиком в мануфактуре купца Окладникова. Однажды утром пошел на службу, как вдруг все вокруг пропало – и улица, и снег, и холод, а когда открыл глаза, то обнаружил себя уже здесь, – сказал Бродяга и похлопал рукой по земле…
– В роще?
– Сам ты роща – в лагере! – И, видя нетерпение Дока, продолжил: – Лагерь вон в тех горах, – махнул он рукой в сторону далекой горной гряды. – Там не так жарко, туда все и прибывают, там и лагерь.
– Да что за лагерь-то?
– Там страшно! Нет, там не бьют и хорошо кормят, но там всех учат воевать – для чего нас, людишек, и набирают из разных времен и превращают в чудищ.
– А как там учат, с кем воевать? В каких чудищ?
– В обыкновенных. Там просто сажают внутрь страшных и зубатых чудищ, и мы ими управляем…
И вот что Док после долгих расспросов выяснил. Чудища – это скорее всего Тираннозавры, по крайней мере Бродяга их так описал. А на вопрос, каким образом сажают, он поведал странную вещь: человек подходит спереди к брюху чудища, и тот своими короткими лапами прижимает его к себе. Миг – и ты оказываешься внутри чудища. Там сначала плохо – мокро и скользко. А потом ты и сам становишься чудищем. Его лапы становятся твоими, все вокруг ты видишь его глазами, и сила в тебе немереная появляется.
– И что дальше?
– Дальше ты вылезаешь и становишься опять человеком. Но раз восемь-десять так проделаешь, а потом и сам не захочешь вылезать наружу. Просто навсегда в нем остаешься и уходишь на равнины, жить таким чудищем страхолюдным. – Чуть помолчав, Бродяга добавил: – Я четыре раза вылезал оттуда, но каждый раз все меньше и меньше хотелось наружу. Мне становилось там хорошо. А я не хочу в чудище превращаться, но все равно придется.
– Поймают?
– Не, просто придет другое чудище – оно почти такое же, но немного другое, у него руки человечьи. Так вот оно придет и просто посмотрит на тебя, а ты сам пойдешь, даже побежишь в лагерь! Я уже два раза уходил, да что толку! Один раз сам вернулся, а другой раз меня чудище нашло.
– А вон те, – приподнялся Док и показал на далекую группу больших животных, – тоже… с людьми?
Абориген привстал и, глянув в ту сторону, пренебрежительно махнул рукой:
– Эти нет, эти травку да листики вот с этих, – и он постучал ладонью по стволу хвоща, – жуют. Я как-то по дурости решил завалить одного, так он мне, гадина, так хвостом врезал – думал, кончусь. Правда, подоспели другие наши, и мы его все ж сожрали. Видел бы ты, как я ему лихо печенку выдрал – одной задней лапой! Их бояться надо, сразу стопчут, когда мы такие, – и похлопал себя ладонью по животу.
– А тех, в которых вселяетесь, разве не надо бояться?
– Не, эти людей не трогают! Хоть вселённые, хоть нет… – И вдруг, прервав на полуслове рассказ, заявил: – За мной… за нами идут!
И Док, привстав, увидел невдалеке гигантского ящера. Он шел, совсем как человек, слегка переваливаясь с боку на бок. Огромный хвост при каждом шаге касался земли, издавая ритмичный и какой-то шелестящий звук. И руки, совершенно человеческие руки, свисающие почти до колен, раскачивались в такт шагам, а длинные пальцы рук то сжимались в кулаки, то, наоборот, распрямлялись. А еще – совершенно человеческие глаза, на огромной голове хищника. Они поразили Дока сильнее всего, и он вспомнил глаза Локи. И если в его странных глазах светилась глубокая печаль и тоска, то в этих – ум и энергия! Это были глаза разумного существа!
«А вдруг это мой предок? Ведь сказал же Герберт, что я далекий потомок этих… может, это мой дедушка?» – пронеслась идиотская мысль. Вот сейчас этот дедушка как хватит… и нет Дока…
И он, замерев, стоял, глядя то в глаза чудищу, то на его огромные зубы, и лихорадочно прикидывал, что предпринять. А потом снова посмотрел на громадный хвост и почему-то подумал: «А ведь из-за такого хвоста он сидеть не может. С этим не посидишь, пивка не попьешь и о жизни предков не поговоришь».
«Ты кто? – В голове Дока вдруг возникла вполне четкая мысль. – Почему ты непрозрачный? Такого еще не было». – И ящер, опершись на передние лапы-руки, наклонился так, что его морда с жуткими зубами оказалась в метре от Дока. Глаза чудища смотрели пытливо и немного настороженно.
«Ты кто?» – снова пришла мысль. И Док привычно ответил… попытался ответить, но ничего не получилось. Было ощущение, что вокруг головы вязкое болото и мысли в нем попросту вязнут. А страшная морда все не отодвигалась, пытливо глядя на Дока, и он подумал, что сейчас терпение чудища кончится и…
«У тебя все закрыто… странно… это как будто у Творца… Ничего не понимаю!»
Док, преодолев внутренний ступор, уже вслух произнес:
– Вот и веди меня к нему. – И улыбнулся двусмысленности сказанного. Услышав голос человека, ящер встал и, ткнув рукой в сторону гор, мысленно предложил: «Иди… Туда… Я догоню!»
На этот раз все было по-другому. Встречали их без помпезности и излишней аффектации. Хозяин – так ребята между собой еще со времен атомного мира называли живущего в Камне – встретил их по-деловому. Не было ни Расписного-урки, ни арабского джинна. Был обычный среднестатистический российский гражданин с неприметным лицом. Правда, этому гражданину пришлось с часок поскучать, пока прибывшие гости придут в себя после второго в их жизни внепространственного перехода. Еще когда Монти их встретил возле ресторана и предложил немедленно посетить Камень, оба друга заартачились, ибо помнили, насколько тяжело им такой «переход» дался в прошлый раз – когда Хозяин Камня возвращал их по домам. Текс тогда прямо сказал Монти:
– Опять в атомы превращаться и в струну вытягиваться? Не хочу больше! Не полетим! Сами завтра придем! – И Кэп поддержал друга, а Текс еще и добавил: – Тебе-то хорошо мотаться из конца в конец тенью бесплотной. Ты привычный, а нам каково?
Все дело было в том, что такой внепространственный переход – нуль-транспортировка, как его назвали друзья, – требовал специальной адаптации организма в целом и головного мозга в частности. Монти как Наблюдатель был подготовлен, а они – нет. Текс и Кэп прекрасно помнили, как тогда перенеслись и что ощущали в первые часы после того, как Расписной-урка возвратил их домой. И если Кэп в своей квартире был один и мог валяться сколь угодно долго, то Текс вернулся в семью! Хорошо еще, что он «по легенде» был болен и лежал в постели, но и то жена всполошилась, когда, придя из магазина, увидела, что мужу стало совсем плохо.
Вот и в этот раз, едва Хозяин перенес их в Камень, оба свалились пластом и с часок приходили в себя, а когда более-менее поправились, то Хозяин еще и добавил:
– Экие вы хлипкие оказались! Падают в обморок, как барышни!
– Тренироваться надо, – хмыкнул Монти. – Вон недавно я летал на другой конец страны и привозил в гости одного гражданина, так тот даже ухом не повел. Правда, сразу к «Чивас Ригалу» присосался, но…
