1.2
В следующий раз я открыла глаза уже ночью. Вокруг было тепло, пахло хлебом и травами. Не было ощущения сырости.
Голова ужасно болела, да и все тело тоже. Потолок надо мной был деревянным, сколоченным из грубо обработанных, немного закопченных досок. Ламп на нем не было, а теплый приглушенный свет шел откуда-то сбоку. Я попыталась оглядеться, но от малейшего движения головы комната поплыла перед глазами. Кажется, опасность здесь мне не угрожает, по крайней мере, смерть от переохлаждения меня точно не ждет.
Я просыпалась и засыпала еще несколько раз прежде, чем прийти в себя настолько, чтобы задержаться в сознании больше, чем на пару минут. Ночь сменилась днем, а затем снова настала ночь. Я услышала тихие шаги и распахнула глаза.
– Очнулась? – спросил мягкий женский голос, и я усилием воли постаралась задержаться в сознании.
– Дааа, – просипела я, не узнавая собственного голоса.
– На вот, выпей, – прямо перед носом возникла рука с глиняной чашкой.
И чашка, и рука ее подавшая, были очень старыми, покрытыми трещинками и царапинками.
Я взяла протянутый сосуд дрожащими руками. Выглядели они не намного лучше – поломанные ногти, ссадины и царапины. Да и чистотой мои руки не отличались.
Напиток оказался терпким, почти горьким, но согревающим. Жажда была столь сильной, что я выпила все до последней капли.
– Спасибо, – прошептала я, убирая чашку от губ.
Я все еще боялась повернуть голову, чтобы не спровоцировать головокружение и не потерять сознание. Поэтому женщину, которая подала мне напиток, я смогла разглядеть не сразу. Невысокая, крепко сбитая, как надежная тумбочка. Волосы под косынкой, сама в ярко-красном платье в этническом стиле, а поверх теплый пуховый платок. На вид ей не больше сорока, но вот руки, словно, были лет на двадцать старше. Видимо, она совсем не берегла руки от воздействия химии, а может быть стирала руками.
– Повезло тебе, девка, что наш господин решил милость проявить и приказал тебя сюда доставить. А то уж морозы по ночам начались, околела бы, если б наш лорд не нашел тебя во время объезда владений, – сказала она, – а вот лекарь тебя смотреть отказался, побрезговал. Сказал, выживешь, коли на то воля Светлого будет.
Посчитав, что пока разговоров с меня достаточно, женщина удалилась.
Я аккуратно повернула голову, стараясь, чтобы мир снова не пустился в пляс. Хотелось осмотреть комнату, в которую меня поместили. Деревянные бревенчатые стены, вдоль которых висят пучки трав, рядом с постелью грязный неокрашенный стол, на котором догорала свеча в грубом глиняном подсвечнике. Может быть это сарай или летний домик?
На мне самой надета какая-то серая сорочка с длинным рукавом из плотной серой ткани, сверху я укрыта шерстяным одеялом, на котором даже нет пододеяльника. Постель, похоже, и вовсе представляет собой мешки, набитые соломой – тепло, но немного колется и все тело чешется.
Пожалуй, это место все же несколько лучше той канавы, где я впервые очнулась. Непонятно, почему благородные спасители определили меня вместо больницы именно сюда. Хотя если на улице мороз, то уже за то, что отнесли меня в тепло, стоит сказать им спасибо.
Надо поскорее приходить в себя и искать способ добраться до нормального врача, который не откажется осмотреть больную девушку. А потом уж возвращаться домой, к своим таким родным, хоть и немного буйным соседям.
От мыслей о соседях меня отвлекли едва слышные голоса, которые доносились из соседней комнаты.
– Говорю тебе, девчонка эта – шпионка, – говорил мужской голос.
– Точно, и одежда на ней странная, – вторым собеседником тоже был мужчина, – Лея, покажи ее платье.
– Так нет его. Обычное платье, немного вычурное, но девки сейчас чего только не носят, – кажется, это был голос хозяйки дома.
– Покажи, – затребовал первый голос.
– Негоже вам на женские юбки смотреть. Да и нет его уже, нечего мне тут заразу плодить, и так девку вшивую притащили, – возмутилась женщина, – и, вообще, идите отсюда. Коли выживет, сами расспросите.
Дождавшись хлопка двери и ощутив себя хоть немного в безопасности, я погрузилась в целебный сон.
