на цветастый холодильник с надписью «Мороженое».
Последнее, что я услышал — визг тормозов, а последнее, что увидел — какого-то придурка в бейсболке, ехавшего за рулём «Весты» по встречке. Ну да, зачем этот «Логан» остановился перед пешеходным переходом? Надо бы его обогнать, лошару.
Я думал, будет больно. Ведь очень неприятно, когда в тебя на полной скорости врезается автомобиль весом в полторы тонны. Или сколько там в нём килограммов? А я не Фродо, кольчугу из мифрила забыл надеть. Было не больно, было очень обидно умереть в тридцать лет. Вроде я ещё успел услышать истошный крик той самой продавщицы мороженого. Но это не точно.
* * *
— Бросайте кубики, чего вы ждёте? Один-один-один. Не повезло. Попробуйте в следующий раз.
Сегодняшний день начался как обычно, если, конечно, не считать того бредового сна, где странный человек в балахоне с капюшоном, скрывающим лицо, предложил мне бросить три игральных кубика. Не один, не два, а именно три! Ну а я чего? Я бросил, мне не сложно. Это всего лишь сон, а в них, бывает, случаются вещи и поудивительнее. И про которые лучше никому не знать. Но опять же говорят, если приснилось нечто ужасное, или, не дай бог, ужасно-пророческое, то лучше всё же кому-нибудь рассказать, и тогда ничего плохого не произойдёт.
Постойте-ка! У меня возникло острое чувство дежавю. Мне кажется, я уже бросал их вчера. Или не бросал? Вроде провалами в памяти ещё рано страдать. Я взял лежащий рядом на кровати смартфон и посмотрел на дату — двадцать восьмое июня, среда. Значит, приснилось, бывают же повторяющиеся сны. Некоторые из них так накрепко укореняются в памяти, что помнишь все мельчайшие подробности. А если сон хороший, то и возвращаться в него приятно. Мне даже жалко людей, которым видятся одни кошмары. Наверное, погано просыпаться в холодном поту от настигшей тебя смерти. Смерти? Стоп, стоп, стоп! Я же умер во сне! Меня машина сбила по дороге на работу. По спине пробежали мурашки.
«Бз-бз-бз», — телефон в руке завибрировал, а затем начал проигрывать знакомую опостылевшую мелодию. Н-да, хорошо, что это был всего лишь сон. Я сдвинул слайдер, окончательно успокаивая будильник. Часы показывали пять минут седьмого. Хм, почему я не проснулся ровно в шесть? Или даже за полминуты до этого? Ладно, нечего забивать голову ерундой, пора подниматься, жаворонок ты наш. Солнце и так уже вовсю светит.
Я откинул одеяло и встал с кровати. Ай! В левую ступню впился чёрный саморез. Да что за напасть, уже второй. Они там размножаются почкованием, что ли? Я подобрал его и положил на тумбочку к своему собрату. К какому ещё собрату? Ну как к какому? Ты же вчера утром наступил на точно такого же гадёныша. Или забыл, как вешал картину на стену и потерял один? Вот именно — один! На прикроватной тумбочке, кроме настольной лампы, была только пыль. Надо бы протереть, а то после ухода жены я так и не занимался уборкой всерьёз. Погоди, у тебя глюки начинаются, а ты про уборку думаешь! Или саморез тоже приснился? И боль в ноге? Я попытался вспомнить сегодняшний сон и понял, что так не бывает. Да не бывает никаких вещих снов! Это всё мистика. А остальному есть вполне научное объяснение [1]. Но почему тогда я хорошо знаю, что случится сегодня?
Ну нафиг, ещё сбрендить не хватало. «Я схожу с ума, я схожу с ума», — вспомнились мне слова Фрекен Бок в исполнении Фаины Раневской. Вот только там это было дело рук проказника Карлсона. А тут? Того странного человека в чёрном балахоне со скрывающим лицо капюшоном? Почему мне предложили бросить кубики? Зачем? Что за проверка удачи? И ведь, как назло, все кости показали единицы. По теории вероятности в выпадении такой комбинации нет ничего особенного. Но не два же раза подряд! Хотя нет, по той же теории это вполне обычно. Опять двадцать пять. Когда я впервые их бросал? Вчера? Нет, надо идти пить чай. Время и хорошая порция кофеина покажут, где тут глюки, а где нет. Да и шизофреники же не догадываются, что они больны, пока им об этом не сообщат.
Чай, бутерброды и чтение развлекательного портала принесли свои плоды. Видео и картинки с котиками всегда действовали на меня положительно. В новостные ленты и в контактик я даже не заходил, чтобы не расстраиваться. А то вдруг снова какой-нибудь опасный вирус нашли или астероид летит к Земле. «Стабильности нет». Да ну, сейчас стабильности хоть отбавляй, это не две тысячи двадцать второй. Так, опять дежавю проклюнулось. Вот только-только его котиками задавил. Пойду лучше душ приму и зубы почищу, всяко полезнее, чем думать о ерунде.
После сегодняшнего вдвойне странного сна оказалось, что вставать слишком рано не такая уж и прекрасная идея. Дел мало, а мыслей лезет много. Поэтому я решил не сидеть дома, а отправиться на работу пораньше. Лучше сделаю крюк и дойду до речки. Надеюсь, всякая муть из головы успеет выветриться, а потом уже и не до того будет.
Выйдя из подъезда, я встретил заезжающего на парковку соседа снизу. Багажник седана был приоткрыт, и оттуда торчали какие-то доски. Ремонт, что ли, затеял? Если в рабочее время, то пускай: меня всё равно дома нет. Лишь бы вечером не вздумал сверлить. «Человек-сосед» — вместо головы колонка, а вместо рук дрели. И на ногах копыта. Но Петрович вроде был вполне адекватным товарищем и в порочащих связях, так сказать, не замеченным. Да и я его пока не заливал и металлические шары ночью по полу не катал. В общем, мы даже успели поприветствовать друг друга, прежде чем я двинулся дальше.
Семь часов утра не такое время, чтобы выгнать нашего провинциального жителя на улицу. Но ничего, через полчаса всё поменяется. И мамаши с детишками малыми появятся, и спешащие на работу люди, и коммунальные службы выползут из укромных нор — нет бы сделать свои тёмные делишки ночью. А пока можно идти по почти пустынным улицам и наслаждаться хрупкой тишиной, которая вот-вот исчезнет.
Город наш довольно древний, и заложен он был по всем правилам тех лет аккурат возле реки. Она, конечно, не Енисей и не Лена, но и простой речушкой её не назвать. В былые времена по этой естественной магистрали день и ночь курсировали суда, сплавляли лес, буксиры таскали туда-сюда баржи с различными грузами. Но в девяностые водный транспорт пришёл в упадок, и судостроительно-судоремонтный завод, пристань и речной вокзал приказали долго жить. Поэтому на реке, кроме нескольких рыбаков и вездесущих чаек, никого не было.
Один небритый любитель посидеть с удочкой успел набраться даже в столь ранний час. Всяко от жены сбежал с утра пораньше да прихватил с собой чего-нибудь сорокаградусного: уж больно неуверенно рыбак держался на ногах, того и гляди свалится в воду. Но за удочку мужичок вцепился крепко, будто только это его и могло спасти от падения. Как в том анекдоте про сумасшедший дом. Пришёл маляр красить стены, забрался на стремянку и стал водить кисточкой. Подходит к нему псих и спрашивает: «Ты крепко держишься за кисточку?» Маляр отвечает, что да. Сумасшедший переспрашивает, мужик ему в ответ крутит пальцем у виска и повторяет: «Крепко, крепко». «Хорошо, — говорит псих, — тогда я у тебя лестницу забираю». И выдёргивает стремянку у маляра из-под ног.
Ладно, анекдот сам себе рассказал, сам посмеялся; на речку посмотрел, вроде отлегло. Пора и на работу топать. Город почти проснулся, ожил. По пути мне встретилось даже несколько шапочных знакомых. Короткое приветствие — и каждый продолжает свой путь.
До офиса оставалось совсем ничего, только перейти дорогу. Я достал смартфон и посмотрел на время: семь пятьдесят. До восьми часов всего десять минут. Много это или мало? Для Вселенной — мгновение, а мне как раз хватит, чтобы успеть съесть стаканчик мороженого. Вон и тётенька продавщица приветливо машет, как постоянному клиенту. Вру, она просто отгоняет какого-то злобного муха от своего лица. Или полосатого шмеля.
Я остановился около перехода в ожидании, пока водитель «Логана» не начнёт тормозить, чтобы пропустить пешехода. То есть меня. Детище порочной связи французов и румын, гордо носившее в девичестве название Римской провинции Дакия, остановилось. Я шагнул вперёд. Цветастый холодильник с махающей руками продавщицей стал чуть ближе.
Мифрильное мороженое, серебристого цвета, твёрдое и одновременно податливое, вкуса железа и крови. Разве такое бывает? Бывает, Гэндальф же привозил ящик пломбира на стоодиннадцатилетие
