Молодого Юрия Михайловича я там узнала с трудом, но вот деда — даже «помолодевшего» — я ни с кем спутать не смогла бы. И не спутала, хотя он всячески старался изобразить из себя «совершенно постороннего человека». И даже на мой прямой вопрос ответил, что и звать его иначе, и вообще он не понимает, о чем это я — но когда в женщине просыпается искреннее любопытство, сопротивление любого мужчины становится бесполезным:
— Василий Семенович, мне глубоко плевать на ваши оправдания, но мне нужно знать, как был выполнен план четырнадцать, у меня и квитанции об отправке телеграмм в Баку для Емелидзе сохранились. Я, между прочим, лично дала команду на его активацию, и именно я выбрала этот план. Не одиннадцатый и не двадцать седьмой, а четырнадцатый — но что-то я пока не получила подробного отчета о его выполнении. Кстати, а почему Соболев, а не Архипов? Вы же работали как Олег Николаевич, когда приказ пришел?
Дед помолчал немного, видимо осмысливая поступившую информацию, затем нехотя произнес:
— Пришлось в Ленинграде работать, а там слишком много людей было с Архиповым лично знакомых. Но все отчеты по работе я кому надо отправил.
— А кто надо дальше переслал лишь самую общую информацию, без конкретики.
— А вот это уже меня точно не касается!
— Значит так, я вас отсюда забираю, переведу в центральный аппарат Комитета. Завтра утром будьте готовы к переезду.
— Не получится: у меня жена тут молодая в медчасти работает, сын опять же родился, люди просто не поймут — а зачем вам лишние слухи?
— Сын, говорите… да, слухи нам точно ни к чему. А вы сами кем тут?
— Инженер-приборист, Соболев-то вроде как университет закончил. Ну и, вроде как по опыту в… по личному опыту одновременно и стройки курирую. Нет, с работой я справляюсь…
— Ну да, МВТУ хорошо людей готовит. Значит так, где-то к зиме, когда стройка основная закончится, здесь будет организована новая лаборатория, на основе которой в следующем году будет создан НИИ отдельный. Вы, гляжу, с Юрием Ми… с Юрой общий язык уже нашли, так мне потребуется четыре восемнадцатиквартирных дома для новых специалистов, пусть подумает, как их поставить, за рамки бюджета особо не вылезая. Пусть хотя бы фундаменты заложит…
— Не сможет, это я вам сразу сказать могу. У нас лимит по цементу и без того уже превышен…
— Ясно. Тогда летите со мной в Москву в командировку, на неделю, максимум дней на десять. Вы куратором стройки приказом назначены?
— Да, но завтра… у нас зарплата только седьмого, в понедельник, а жена дома сидит с ребенком пока, ее без денег оставить никак нельзя.
Я еще несколько секунд подумала, снова нажала кнопку на своем хитром устройстве. Хорошее устройство у меня получилось, пока оно работает, все современные микрофоны в радиусе метров тридцати передают только шум десятка внезапно заработавших перфораторов — но теперь можно было разговор и не «прятать», а лишнее излучение в любом случае не очень для здоровья полезно, так что я его выключила, сунула в сумочку и вытащила из нее свой загашник:
— Вот, оставите жене немного денег, думаю, три тысячи ей на неделю хватит. А Юра — он-то, надеюсь, пока не женат? Хотя он мне сейчас там не понадобится… Да, найдите в помощь жене няньку какую, думаю, вчерашних школьниц, желающих в городе обосноваться, найти будет нетрудно. Все, разговор закончен, завтра утром я за вами… пришлю кого-нибудь.
— Но я же просто за строителями присматриваю, сам я…
— Вы — приборист, а речь пойдет именно о приборах. О новых приборах, о новых машинах и механизмах. О перспективных приборах и машинах…
На самом деле мне было не особенно интересно, как именно был выполнен «план четырнадцать», результаты его исполнения я уже не заметить не смогла. Хотя бы то, что мне выделили не самый задрипанный участок работ говорил о многом, а уж то, что большинство фамилий, ранее мне прекрасно известных, сейчас вообще нигде не упоминались, доказывали, что поработали товарищи более чем успешно. Ну теперь была моя очередь успешно поработать, но для этого нужны были все те же три вещи — и пока я могла хоть немного пользоваться ранее выделенным финансированием, нужно было его использовать с максимальной эффективностью. А как говорил дед (не товарищ Соболев, а все же Олег Николаевич), эффективность любых трат определяется людьми, эти траты производящими. То есть мне прежде всего нужно было собрать правильную команду — и предоставить этой команде возможность думать в основном именно о работе. Но ведь люди думают не только о работе, вон, например, товарищ Соболев в первую очередь подумал о жене, которая может остаться без денег…
В Москву я все же вернулась без деда: решила, что незачем пороть горячку, сначала нужно все же разобраться с тем, что на новом заводе выпускать придется. То есть в любом случае на заводе придется выпускать всякие транзисторы с тиристорами и прочими диодами, план будущему заводу все же уже спустили и выполнять его всяко будет необходимо. Ведь если этот план не выполнить, то меня просто уволят с нынешней должности, а я уже придумала много чего, без сидения в кресле начальника Комитета невыполнимого — так что первым делом «план любой ценой!», а все остальное может и подождать. Только очень недолго может, но у меня уже родилась мысль как «совместить несовместимое». И начинать нужно было с денег на зарплату «аппарата»…
Но я начала даже не с этого, утром в понедельник сказала Сереже, что мы переезжаем на новую квартиру, причем уже в ближайшее воскресенье. Что его немного удивило: я ему, конечно, сказала, что меня на работу взяли в Комитет по передовой технике, но он искренне считал, что я там работаю простым инженером, а квартиры инженерам обычно давали в лучшем случае через несколько лет работы. Но он удивлялся все же меньше чем радовался, причем поводов для радости у него было больше: квартиры вне очереди семьям в определенных условиях уже много где выделялись, и он — уточнив у меня и получив положительный ответ — просто засиял. А я подумала лишь о том, что времени у меня для упрочнения собственной позиции просто стало гораздо меньше.
Еще я заехала к товарищу Патоличеву и попросила срочно купить для неотложных нужд Комитета тонну-другую индия. У американцев купить: большую часть этого металла в мире добывала одна-единственная американская компания, продающая его всего по двадцать пять долларов за кило (и, насколько я помнила, почти двадцать лет цену вообще не менявшая), а в СССР индий пока буквально граммами добывался. Николай Семенович просьбе моей внял, да и сумма выглядела совсем не критичной — а он знал, что без индия в полупроводниковой промышленности просто никуда. Только я ему не стала рассказывать, куда именно я собралась столько индия потратить, и именно с полупроводниками (то есть с диодами и транзисторами) моя затея была практически не связана.
Я решила крупно сэкономить на производстве телевизоров, а там самым дорогим компонентом был кинескоп. Паршивый кинескоп с диагональю в тридцать сантиметров производства МЭЛЗ стоил, между прочим, триста двадцать рублей, то есть цена телевизора более чем на треть из цены кинескопа и состояла! А в производстве кинескопа, насколько я смогла выяснить у фрязинцев, четверть затрат приходилось на создание системы препятствования появлению мощнейших электростатических зарядов. Колба даже снаружи была покрыта толстым слоем графита, а уж внутренняя ее обработка была сродни великому колдунству. Однако колдунство во все времена было делом очень недешевым, так что я собрала небольшую команду на «остатки фонда научных исследований» и высказала свои соображения по этому поводу:
— Итак, товарищи, у нас есть проблема, даже три сразу. Первая: нарастить выпуск телевизоров в Брянске мы не можем потому что МЭЛЗ нам кинескопов больше давать не хочет и не может. Вторая проблема заключается в том, что я пока не знаю, как кинескопы делают — но вы это точно знаете… нет, не надо мне рассказывать, вы просто подготовьте документацию для постройки в Брянске цеха по собственному производству кинескопов. Ну а третья проблема заключается в том, что я не желаю при ремонте телевизоров, особенно при необходимости кинескоп поменять, прекращаться в негра-шахтера, который уголек рубал, месяц на поверхность не выходя. То есть нужно кинескопы делать, не извазюкивая их в графите…
