открывается, и я вижу в комнате мою соратницу по комсомольской дружине школы Иру Моклик со своей соседкой Инной. Та сидит в слезах. И Бейбут странный — злой и растерянный.
— Инна, что случилось? От чего глаза на мокром месте? — шучу я.
— Толя, ты только сразу никуда не беги, — пугает меня Ирка.
«Неужели что-то с моими случилось?» — задумываюсь я. — Нет же, причем тут Инна эта малолетняя? Может, её кто изнасиловал, например?
— Короче, козлам одним надо по рогам настучать, — злобно говорит мой сосед.
— К Инне приехал её бывший парень с друзьями, как-то нашёл её, и сейчас они у нас в комнате бухают, — пояснила Моклик. — Мы просили уйти, а они не хотят!
— Ну? — пока не понимаю я, забыв всю подоплёку дел Иркиной соседки. — Пока не вижу проблем.
— Они и сюда приходили, еле вытолкал их, — сказал одноногий пока друг, досадуя на своё бессилие.
— Уже понятно, за что морду бить, — обрадовался я, — а чего Илюху с парнями не позвали?
— Нет Ильи, с Ленкой в кино ушел, и парней нет, и я не боец, — с надрывом сказал Бейбут.
— Они нам нагрубили, ну друзья и тот парень, с которым Инна дружила, — сказала Моклик, явно смягчая факты, ведь я помню, что они жили даже вместе, пока Инкин папа — декан вуза — не разлучил дочку и этого похабного педофила.
— Сидите здесь, сейчас схожу, разберусь, — снисходительно говорю я.
— Осторожней там, этот мудак — крепкий парень, а с ним ещё парочка амбалов, — хмуро говорит друг.
— Черт, и правда, надо подстраховаться, — говорю я и надеваю свои боксерские перчатки. — Убью ещё дураков.
Третий этаж, дальняя сторона, на пути некстати попадается Сашка.
— Толь, ты ко мне? — удивилась она.
— Саш, потом, мне нужно с парнями одними тут поговорить, — отмахиваюсь я.
— Толя, слышишь, ничего у меня с ним не было, — пугается Александра. — Зачем он мне дурак малолетний, так, слюни пускает на мою грудь.
— Сейчас очень интересно про кого ты, но я иду точно не к твоему ухажёру. К Инке, которая с Моклик живёт, вломились какие-то нахалы. Но с тобой потом побеседую! И с ним заодно! — кровожадно обещаю я.
Оставив растерянную любовницу стоять с открытым ртом, подхожу к комнате девочек и еле успеваю отшатнуться от двери, открывающейся не иначе как пинком ноги! Передо мной стоит высокий парень, довольно крепкого телосложения, и, что важно, вижу его в первый раз.
Резко бью в челюсть, отправляя и так стоящего некрепко на своих ногах незваного гостя в полёт. В комнате ещё два амбала, но в тесном помещении нет у них шансов никаких. Удары у меня все без замаха, акцентированные. Буквально три секунды и в комнате три мычащих наглеца.
— Ты кто? — первым очухивается пинатель двери.
Добавляю коленом, возможно, повреждая зубы. Следом хреначу ещё раз амбалов.
— Да за что? — орет один из них.
— Было бы за что — вообще убил бы, — хмуро отвечаю я. — Значит так, педофилы! Сейчас резко подрываетесь в умывальник, приводите себя в порядок, наводите порядок в комнате, и исчезаете! На все про всё у вас десять минут!
— Почему педофилы? — удивляется пинатель.
— Ну а чего ты с несовершеннолетней девочкой кувыркался и не знал, что за это в тюрьму сажают? — я уже понял, кто ухажёр Инны.
— Мне самому семнадцать лет, и это она меня соблазнила! Я сам несовершеннолетний!
— Ну а че вы тут делаете в общаге? — спрашиваю я, не помня законы СССР на этот случай.
— Инна в гости звала! Вот письмо! Тьфу, дай до дублёнки дойти, покажу! Я на выставку приехал сюда, я — художник! Мы вообще пожениться хотели! — оправдывается парень.
«Вот малолетки тупые, сами накрутят парней, а потом я разбирайся», — злюсь про себя я.
— Мне все равно! Я комсорг школы, у нас запрещено пьяными в общежитии находиться, и потом, девочки вас просили уйти? Почему не ушли! Осталось девять минут у вас! — принимаю решение я. — И тихо чтобы, не хочу от вас ни одного звука слышать!
— Ты че, боксер что ли? — спросил один из троицы.
В умывальник он не успел уйти. Сказал же — тихо!
Пока хулиганы наводили порядок, я привел в комнату девушек. Инна идти не хотела, но я желал устроить очную ставку.
— Ну, и зачем ты его звала, и адрес мой дала? — спросила злая Моклик, увидев письмо соседки по комнате своему суженному в Москву.
— Это был порыв слабости, и это наша общая комната! — попыталась оправдаться малолетка.
— Ну, вот дети пошли, а? — спросила меня моя ровесница Ира. — В пятнадцать лет! Я девушка ещё!
Я и сам в этом теле девственность потерял в пятнадцать лет, но состроил понимающую физиономию.
— Значит так! Я уже позвонила её папе, и лучше бы вам, ребята, исчезнуть, он сказал, что завтра прилетит в Красноярск! — зло сказала девственница.
При слове «папа» незадачливый художник стал вертеть башкой, пытаясь понять, как бы ему сбежать поскорее отсюда. Амбалы, его друзья, или не в курсе разборок или ещё не протрезвели.
— С тобой понятно, кто ты и зачем тут, а это кто? Волшебники? — спросил я, указывая на парней.
— В гостинице живем вместе, они борцы, я их попросил со мной поехать, — буркнул художник.
— Тут просто место мало, были бы мы на свободном пространстве, и не такие бухие, — почесывая побитую морду, оправдывался одни из борцов.
— Ага, ещё хорошо бы, чтобы вас не двое было, а пятеро, и я был связанный! — заржал я. — И не мечтай. Мало того, я вот узнаю откуда вы, и стукану вашему тренеру. Мол, вы за бутылку водки продаётесь.
С презрением на меня, как на потенциального стукача, посмотрели все, кроме Моклик. Та сама такая же.
Дверь неожиданно открывается и показывается первокурсник, член комитета комсомола школы Женька Денисенко. А ещё он сын второго секретаря горкома ВЛКСМ. Вид парень имеет боевой, но, завидя обстановку, расслабляется.
— Ира, кто тебе нахамил? — спрашивает он и добавляет мне: — Привет, шеф.
— Виделись, да и тут уже всё в норме, а ты чего пришёл? Заступаться? — сказал я.
— Ага! Женька, Лапшин? А ты чего тут? — обратился он к говорливому борцу.
Я вспомнил, что Денисенко ещё и КМС по борьбе, несмотря на свои пятнадцать, или уже шестнадцать, лет.
— Жень, веришь, нет, тупанули с Толиком, сосед предложил нам стол в ресторане оплатить, если с ним поедем, мол, общага чужая, вдруг побьют, мы и повелись, — узнал Денисенко пострадавший.
— И ведь не зря боялся ваш
