Рядовых и унтеров отделили от офицеров и к большим баракам повели, нам же — офицерам, велено было двигаться дальше. Туда, где маленькие домики, опять же в ряд выстроились. Оказывается, действительно каждый офицер тут в плену должен проживать отдельно. У меня от такой новости глаза на лоб полезли. Ничего себе, во как… Просто чудеса какие-то…
Хотя, об этом нам уже говорили, но я подумал — шутка просто это. Не бывает такого. Оказалось — совсем не шутка.
У этих самых домиков, мимо которых мы сейчас двигались, совершенно русские на вид солдатики в летних кухнях какую-то еду готовили, стиркой занимались, что-то другое по хозяйству делали.
— Кто это? — я кивнул молчуну-поручику на занятых решением бытовых проблем людей в российской солдатской военной форме.
Он всё знает, хоть и говорит мало.
— Денщики…
Вот те раз… Офицеры тут ещё и с денщиками плен свой отбывают!
Причем, отвечал мне прапорщик без нотки удивления в голосе. Вроде оно, так и должно быть. Это я сейчас, возможно, не совсем уместный вопрос задал, но я же в офицерских кругах тут раньше не вращался.
Поручик, тоже мой вопрос нормальным посчитал, знал он о моей мнимой потери памяти после контузии. Спрашивает человек, ну и ладно — знать будет. Спросить-то не стыдно. Стыдно не знать.
Тут у четвертого по счёту домика я знакомого увидел. Надо же! Это гора с горой не сходится, а человек с человеком — может. Даже на чужбине, в далекой Японии.
Агафон Агафонович, коллекционер редких книг и преподаватель из нашей школы ротных фельдшеров сидел в плетеном кресле и покуривал. Колечки из дыма в японское небо пускал. Кстати, на его коленях уютно так книга примостилась, даже на вид возраста не в одно столетие.
Я-то дорогой на Дальний Восток заболел и был помещен в госпиталь, а он со всеми нашими дальше поехал. Видно, тоже где-то в плен попал, вот и свела нас судьба в Мацуяме.
— Добрый день, Агафон Агафонович. — я вежливо кивнул своему бывшему преподавателю.
Тот аккуратно закрыл раритетный томик, встал, положил книгу на кресло.
— Иван? О, растёшь в званиях…
Агафон Агафонович с уважение посмотрел на мои погоны.
— Ну, так получилось…
Не стал я вдаваться в пояснения. Позже это сделаю, сейчас лишних ушей много.
— Буду рад видеть Вас у себя вечером, — как о чем-то совершенно обыкновенном, словно не в плену мы сейчас находились, было сказано мне Агафоном Агафоновичем.
Я уже даже почти перестал удивляться. После денщиков у пленных офицеров меня трудно было чем-то из колеи выбить.
— У одного из коллег супруга в гости приехала, вот и посидим, выпьем чаю. Он тут довольно хорош…
Мля… Тут ещё и к офицерам жены из России в гости ездят…
Вот к такому я был уже совсем не готов.
До предназначенного мне домика дошагал как пыльным мешком ударенный. Не велик он был, но — на одного меня…
Внутри такое же кресло, как у Агафона Агафоновича стояло. Сел я в него и ноги вытянул.
— Ваня, всё нормально будет. Осмотрись, что тут и как… — от всего увиденного, я уже сам с собой разговаривать начал. Плохо это, конечно, но — уж как есть…
Глава 33
Глава 33 Чистота — залог здоровья
Удобное какое кресло…
Стоп. Кресло.
Дома в «Клубе кинопутешествий» как-то сюжет про историю Японии показывали. Там что-то никаких кресел не было. Люди, если я ничего не путаю, на полу сидели… Откуда же оно тут у меня появилось? Специально для русского военнопленного его сплели? Надо у Агафона Агафоновича спросить…
Тут я чуть вслух не выматерился. О какой-то ерунде, о кресле думаю. Ну, стоит и стоит, есть-пить не просит. Что я к этому креслу привязался…
Тут голову ломать надо о том, как я дальше жить здесь буду, а я о кресле…
Так. Сегодня вечером меня в гости пригласили. Помыться бы с дороги не мешало. Вон я какой грязнущий. Как дед говорит — заослился. Ну, в смысле — как от осла от меня пахнет.
Ну, и если верить санитарному просвещению, чистота — залог здоровья.
Дорогой нас, понятное дело, в баню не водили. Так и до вшей дожиться можно. Или до чесотки какой. Сейчас перво-наперво надо сходить разведать, где тут моются. Тем более, сейчас у меня есть во что переодеться.
После местного медосмотра мне, как и всем, сверточек выдали. Я его развернул, а там — общевойсковая японская солдатская форма. Насмотрелся я на неё на конвоирах, а вот теперь и самому придётся в такой ходить. Моя-то одёжка, доброй сестрой милосердия выданная, сейчас в весьма плачевном состоянии. Правильно, сколько я её носил не снимая. Да и была она уже не новая. Впрочем, выбрасывать её тоже пока не буду. Постираю, зашью. Она больше грязная, чем рваная. Пригодится мне она ещё.
Вышел я из своего домика. Осмотрелся. Примету бы какую найти, а то потом как я его разыщу. Они вон, домики — все одинаковые. Хоть бы номера на них японцы написали…
Что-то сразу ничего не находилось. Не было такого прямо глазу приметного.
Не беда. Веревочку-то, которой японская форма была связана, я не выбросил. Вот и повязал я её на дверную ручку своего нового жилища. По ней свой домик и искать буду.
Язык, он до Киева доведёт. Спросил первого встреченного мною такого же, как и я военнопленного о том, где тут помыться можно.
— Прямо, прямо, а потом через три домика налево…
Рукой он мне, куда идти надо показал.
Оказывается, я совсем в другую сторону шёл.
Так, вот где они тут моются…
Под навесом я увидел две большие деревянные бочки. Высота у них была не велика, мне примерно по грудь будет. Это если учесть, что они не прямо на земле стояли, а на некотором постаменте что ли. Вблизи это оказался никакой не постамент, а дровяная печь. Тут же лавочки ещё какие-то стояли, а на них тазики с водой.
Из бочек несколько голов торчали.
Ну, и как тут и что?
А, нечего заморачиваться, буду делать, как другие…
Другие из тазиков ополаскивались, а уже потом в бочки лезли. Правильно, грязь свою с тела сначала убрать нужно, а потом и в общую бочку забираться. Хотя и это мне показалось не правильным — сразу в одной воде нескольким людям мыться. Интересно, меняют ли они тут воду-то? Или всё одной моются?
Оказалось — меняют. Как раз из одной бочки все вылезли и из её стали воду вычерпывать. Вот, повезло мне — в чистенькой водичкой помоюсь. Пока из тазиков споласкиваюсь, она немного и нагреется.
Я разделся и подошёл к лавочке с тазиками. А, холодно! Так и простыть не долго!
Мыла не оказалось. Мочалки — тоже.
Я пять тазиков извёл, пока хоть более-менее с меня чистая вода стекать начала. Да и воды-то в каждом тазу было с гулькин нос. На глаз — не больше десяти литров, а то и меньше.
Из-за такого расхода воды солдатик, что печку под бочками топил, на меня коситься начал, но ничего не сказал. Не посмел, видел мои погоны подпоручика.
Споласкивался я не долго, но будем надеяться, что вода в бочке с чистой водой чуть-чуть уже согрелась. Я срам рукой прикрывая к ней и направился.
— Вам не сюда…
Солдатик-истопник попытался меня остановить.
Как не сюда! Очень даже сюда! Я уже замерз как не знаю кто, пока из тазиков споласкивался. На дворе-то не май месяц…
— Эта бочка для нижних чинов. Для офицеров — вот…
И на вторую бочку, из которой головы торчат, мне показывает.
Ага, сейчас я в чужую грязь полезу… Не, я хочу в чистенькую водичку…
Не стал я солдатика слушать, прошлёпал босыми ногами туда куда шёл.
Температура воды там не порадовала, но хоть чистая…
Внутри бочки, по всему её периметру приступочек в виде скамейки имелся, я на него и сел. Воды там по нижний край рёбер было. Экономят что ли?
Как уже позднее мне известно стало — не экономили. Сколько положено в бочку было налито — вода, по местным правилам область сердца не должна закрывать. Ну, а то, что только под навесиком бочки стояли — это для чистого воздуха. Ну, всё не как у людей!
