Про эти всякие-разные церемонии на востоке я ещё дома слышал. Про ту же чайную.
Так вот, в мотицуки участвует два человека. Меньше — никак не получится. Сначала этот особый рис замачивают на ночь, а затем варят. После варки он становится плотным и липким. Далее этот варёный рис толкут деревянным молотом в традиционной ступе усу. Вот тут два человека и нужны. Один по вареному рису в ступе молотом наяривает, а второй — рис мешает и смачивает его. Делать последнее надо очень ловко — чуть ошибешься и можно руки лишиться. Ну, это образно. В реальности — хорошо так по руке тебе прилетит. Молот-то не игрушечный, по словам преподавателя десмургии — довольно тяжеленький.
Тот, кто молотом колотит, время от времени с мешающим местом своим меняется. Так по традиции мотицуки положено.
Наконец, содержимое усу превращается в тягучую тестообразную массу. Из неё и лепят моти. На стол они попадают после жарки на гриле или после варки.
Это всё хорошо, эрудиция моя выросла, но есть хотеться меньше не стало. Что-то бы более существенное в желудок сейчас поместить…
Оказалось, что ужин у нас ещё впереди. Такую информацию Агафон Агафонович до меня довёл, видя, как я на моти налегаю. Посидим и поговорим мы перед его домиком, а есть будем в другом месте. Там, где офицеры из лагеря завтракают и обедают. У меня даже после этого настроение несколько лучше стало. Люблю я повеселиться, особенно — поесть…
Преподаватель десмургии в своем рассказе супруге о местной жизни с темы питания всё не сходит и не сходит, в том же ключе продолжает. Заверяет её, что с питанием у них тут теперь всё нормально. Раньше — проблемы были. Не без этого. Это, когда пленным японские повара готовили. Не принимали российские души японскую пищу. Попробовали привычное для пленных готовить, но японские повара с премудростями русской кухни не справились и это вызвало в лагере ропот. Пришлось администрации Мацуяма пойти на компромисс — заменить своих поваров на поваров из военнопленных. В плен-то не только стрелки и артиллеристы попали, были в лагере и те, кто приготовлением пищи для российских солдат занимался. Теперь в лагере готовят наши повара. Даже хлеб пекут, а в первое время без хлебушка пленные сильно тосковали…
Преподаватель десмургии оказался и знатоком рациона пленных. Перечислил как по писанному, кого и чем тут питают. По его словам, офицеры получают в Мацуяма на завтрак хлеб, суп, жареную рыбу, ростбиф, пудинг, масло, чай, сахар, молоко. На ужин — хлеб, суп, вареную говядину, жареного цыпленка, масло, чай, молоко. Для низших чинов утром положены хлеб, масло, чай, сахар. На обед — хлеб, масло, суп с мясом и овощами, чай, сахар. На ужин — хлеб, масло, вареная говядина, чай, сахар.
Что-то он про обед офицеров ничего не сказал, но ничего — завтра я это сам узнаю.
На ужине, действительно, всё из сказанного было. Не вводил в заблуждение специалист по повязкам свою супругу. Хлебушек нам дали свежий, ещё даже горячий. Суп был рыбный, но наваристый. Говядина — вкусная.
Тут я вспомнил про свои мытарства с жестянкой из-под японских галет…
Меня аж передёрнуло.
Да уж…
Молока в этот вечер не давали, но и чая оказалось достаточно.
Ну, вот и опять, жизнь вроде налаживаться стала.
Кстати, некоторые офицеры на ужине присутствовали в кимоно. Зрелище было довольно забавным. Кимоно, а сверху накинута шинель. Ну, сейчас, в плену, это, наверное, дозволено…
Глава 36
Глава 36 В додзё
На следующее утро мне долго поспать не дали. Вернее, не дал. Молчун-поручик. В миру — Александр Владимирович.
Ни свет, ни заря по мою душу явился — пошли клятву давать.
Со сна я сначала немного затупил.
Клятву? Какую клятву?
А, что сбежать не надумаем…
Пошли…
Сходили. Подписали соответствующую бумагу.
Тут поручик опять меня удивил. Он, оказывается, читать по-японски умеет.
Когда нам соответствующие листочки выдали, я свой только и мог, что в руках повертеть, а поручик — со знанием дела читать его начал! Сколько же в его шкатулке секретов имеется⁈
— Подписываем.
Как всегда, коротко с его стороны прозвучало.
Ну, поверю ему на слово. Тем более, Александр Владимирович сам первым свой автограф в этой бумажке оставил. Ну, а затем и я не заставил его долго себя ждать.
— Пошли.
Куда пошли? Зачем пошли?
Оказывается, за пределы лагеря.
А, завтрак? От пищи телесной что-то мне отказываться сегодня утром не хотелось. Да, вчерашний ужин был хорош, но на три дня вперёд сытости он не давал.
— Хорошо.
Опять же весьма коротко Александр Владимирович выразил своё согласие.
Позавтракали. За ворота вышли.
— Куда направляемся? — задал я своему нетерпеливому спутнику вопрос.
— В место, где неотесанный камень духа превращается в алмаз.
Я чуть на ровном месте не споткнулся. Оказывается, молчун-поручик и длинно говорить умеет. Причем, непонятно и загадочно. Раньше пару слов скажет и всё ясно. Сейчас он фразу чуть не из десятка слов выдал, а я — ни бум-бум…
— Куда? — в стиле Александра Владимировича я сформулировал свой вопрос.
— В додзё.
Додзё, додзё, додзё… Знакомое слово. Слышал я его где-то, а сразу вспомнить не могу…
А, вот память девичья! Парни из нашего общежития в додзё карате занимались. Так и говорили — идём в додзё заниматься. Причем, был этот додзё какой-то подпольный…
— В спортзал? — показал я молчуну-поручику свою осведомленность.
Тут он на меня посмотрел, как на последнего идиота.
— Додзё — место, где ищут путь…
Тут случилось такое, что уже никогда больше поручика я молчуном назвать не мог. Словно где-то плотину прорвало и слова из него бурным потоком полились.
— В японских системах рукопашного боя совершенствуется не столько физическое тело человека, столько его дух. Дух — в первую очередь! Додзё — это храм духа, божественного и человеческого, который присутствует в мире…
Глаза поручика, когда он это говорил, просто огнём горели.
Во, дела…
— Когда придём, нужно будет снять обувь и поставить её на специальные полочки…
Я невольно посмотрел на свои сапоги. Ну, сниму я их…
Да, Бог с ними, сапогами. Тут главный вопрос — почему меня поручик в это самое додзё тащит? Он сам, что — фанатик каратэ? Так сам бы и шёл, меня почему с собой взял? Увидел во мне родственную душу?
Александр Владимирович между тем до никаких объяснений своих действий мне не снисходил, широко шагая продолжал мне про додзё рассказывать.
— При входе в зал обязателен поклон стоя — додзё-рэй, то есть поклон додзё…
Ага, только там нас и ждут, так нас туда и пустили…
— При выходе, додзё-рэй опять же обязателен. Причем, лицом к додзё, а спиной к выходу…
Так, он ещё и выйти планирует… Да японцы нас на части порвут, ишь, какие-то пленные припёрлись, что-то вынюхивают…
— Рэйги — этикет отношений в додзё ни в коем случае нельзя нарушать…
Александр Владимирович ещё шагу прибавил. Я уже за ним еле успевал. Так ему не терпелось в додзё попасть…
Если честно, у меня даже некоторое сомнение в его психическом здоровье появилось. Ну, никак не укладывались его действия в поведение нормального человека. Меня ни слова не спросил, тащит куда-то, что-то рассказывает. Почему так? Вместе с тем, ещё и знает куда идти, у идущих нам навстречу японцев дорогу к додзё не спрашивает. Был он уже тут? Уверен, что нас туда пустят?
Одни вопросы и никаких ответов…
— Сейчас по дороге нам ещё кэйкоги купить нужно…
Ха, купить! У меня и денег-то нет. Ну, и что такое кэйкоги я не знаю…
— Кэйкоги?
Я вопросительно посмотрел на поручика.
— Одежду для занятий, — пояснил Александр Владимирович.
— Кимоно? — решил я за каким-то лешим показать ему, что не совсем в этом вопросе тёмный.
— Кимоно — общее японское название одежды. — поморщился поручик. — Кэйкоги — название одежды для занятия боевыми искусствами. Кэйко — занятия, упражнения, ги — одежда.
