Зав током удивленно посмотрел на меня.
— А ты бывал что ли на том старом амбаре?
Все мне стало ясно. Была у этого амбара особенность. Внутри, там, где у нормального хранилища простор, а зерно только у стен лежит, стояли в старике подпорки, чтобы укрепить крышу. И были они очень неудобные для грузовой машины.
При езде по амбару приходилось огибать подпорки на малом ходу. Протискивать газон между ними, едва-едва не цепляя. Крутить насилу руль так, что к концу дня руки гудят. Никакой гири не надо. Видимо, там и завалил крышу Саня Матронов.
— Пацаном только, — приврал я, хотя сам, в прошлой жизни часто в этом амбаре катался.
— Благо, — продолжал завток, — никто не пострадал. Саня подпорку только сдвинул. Бортом зацепил. Ну стропило и обрушилось. А вместе с ним пять квадратов шифера, бабах ему в кузов! Пришлось ремонт устраивать. А шифер, что на школу хотели пустить, решили использовать сюда, на амбар. Для школы ж, в Новороссийске новый будут закупать.
— Ну и что? — Пожал я плечами, — ну дал маху один парняга. Бывает. Зачем всех под одну гребенку-то?
— А почему один то? — Он вздохнул, — весной, когда дочищали пшеницу, прислали другого парня, Игната Орлова. Тот мимо зава колесом промахнулся, да и перевернул свой газон. Пришлось вызывать кран с гаража. И не одну я тебе такую историю могу рассказать. Замучил меня завгар ваш. Все думает, тут, на току, ясли какие-то.
— А я думаю, — подбоченился я, вглядываясь, как белые тучные облака плывут над амбарами, — что правильно он делает. Пусть молодежь до уборки познакомится, как тут, на току все устроено. Потому как когда начинается страда, не до учебы будет. А ведь есть разница, когда кран вызывать: весной, когда все тихо, или на уборку. Тогда ж вся работа станет, если мехток перестанет зерно чистить.
Зав током не ответил сразу. Кашлянул, снял фуражку, протер по-ленински высокий, выпуклый лоб.
— Есть тут, конечно, здравое зерно, — сказал он и обернулся на звук.
На территорию механического тока подоспели новые грузовые машины. Притянула свой прицеп многострадальная желтоголовая Колхида.
— Ну вот красота! — всплеснул он руками, — еще одного на мою голову!
— А что не так-то? — Я засмеялся.
— Да чахотку эту, — он указал на грузинский автопром, медленно причаливший к Микиткиному пятьдесят второму газику, — только молодежи втюхивают. Да еще тому, кто понаивнее. Потому как опытный шофер просто так за ейный руль не сядет.
— Ну что уж поделать, — пожал я плечами, — я тоже хотел бы не на газоне ездить, на камазе только что с конвеера.
Завтоком вздохнул, наблюдая, как женщины-колхозницы входят в амбар, а механик выкатывает из сарая старенький ЗПС-60 — зернопогрузчик.
— Кажется, и то верно. Но знай, Землицын, что своего отношения к зеленым шофером я не переменю.
— Шоферы разные бывают, — сказал я ровным тоном, — да только всех одной зеленкой мазать не надо. Сначала гляньте, как я и мои товарищи работать будем, а потом уж думайте, как к нам относиться. Я шефство над молодыми сегодня возьму. Прослежу, чтобы складно работали и не делали ошибок.
Завтоком с подозрением посмотрел на меня.
— Да ты ж сам только первый день на току.
— А вот пойдем, Петр Герасимыч, посмотрите, как я с вашим амбаром управлюсь.
— Ээээ, не, — отмахнулся завтоком, — не пущу я тебя пока мест внутрь! На второй ремонт крыши у колхоза щас шифера нету!
— Ну тогда, — я подбоченился, — сами будете перед правлением отвечать, почему страда идет, а ток неподготовленный.
— Тфу ты, — Мелехов сдвинул фуражку на высокий лоб, — ладно уж. Пойдем, Землицин. Заводи свою машинку.
— Вот туда давай! — Кричал я Микитке, — в сторону! Руля левей! Не бойся! Проходишь!
Газон медленно пошел рядом с опорой. Едва не зацепив ее бортом, прошел все же прямо, стал под хоботом зернопогрузчика.
— Ну что, — я взобрался на подножку Микиткиного грузовика, заглянул в кабину, — понял, как маневр держать надо, чтобы не зацепить? Первую опору проезжаешь, руля правее, а дальше, как по накатанной пройдет.
— Понял, — боязливо посмотрел на меня Микитка. Его светлые глаза заблестели, — спасибо, — как-то затравленно и очень смущенно сказал он, будто выдавливая из себя слова.
Понял я в чем тут дело. Микитка ходил подмятым под Пашку Серого. Потому и боялся меня. Ну ничего, поправим это. Влип парень в плохую компанию, так я его выпутаю.
— Молодчина, — кивнул я, — щас еще задом выедем и поймешь, как надо.
Я спрыгнул на бетонный пол. Пошел к большой куче сорного, вперемешку с пылью ячменя. Куча лежала в самом конце, у дальней стены. Почти весь амбар вычистили. Тут и там ходили колхозницы с лопатами да метлами, заметали, вычищали остатки.
Колючая ячменная пыль стояла в воздухе плотным туманом. Она забивала нос и неприятно оседала за шиворот. Свербила кожу.
— Ну? — Приблизился я, — че не запускаете свою машинку?
— Да что-то не включается, зараза железная! — Сказала мне женщина, плотно укутавшая голову и лицо от густой пыли, — я на кнопку, а он молчить!
— В розетку включили? — Спросил я.
— А как же? — Зычно крикнула другая баба немного за сорок. Она держала на крепком плече тяжелую подборную лопату, — или ты думаешь самый вумный тута? Что мы не знаем, как ентот зерночеститель включается?
На меня посмотрели ее злые темно-голубые глаза, горящие над перевязью платка.
— Я думаю, — блеснул я улыбкой, — что у вас, гражданочка, глазки красивые, как у молодой козочки.
Женщина вылупила на меня удивленные глаза, которые и правда под определенным углом могли сойти за козлиные. Если прищуриться. А потом улыбнулась ими очень тепло.
— Ну чего вы, молодой человек, — смутилась она, — чего вы такое говорите?
— Говорю, в сеть включено? — Посерьезнел я.
— Да было включено, — уже теплее ответила колхозница.
— Пойду проверю. Нито работа стоит!
Я торопливо пошел к выходу, следуя по толстому черному электрошнуру, пуповиной связывающему зернопогрузчик с электрической сетью.
Когда выбрался на свет, из амбара, первым делом услышал странный хрипящий шум, время от времени напоминающий музыку. Шум то взвивался высоким шипением, то сбивался в низкий хрип. Потом же установилась ровная и чистая музыка:
Самое мирное
Сраженье — спортивное.
Нет крепче оружья,
Чем верная дружба!
То заиграла «Старт дает Москва» в исполнении Лещенко и Толкуновой.
Надо же! Я совсем забыл, что совсем скоро, уже в этом месяце в Москве пройдет победоносная олимпиада. Правда, эта мысль быстро выветрилась из головы, когда я понял, что музыка звучит из машины казачка, того самого чернявого парня.
Я подбежал к ней, вскочил на ступеньку.
— Ты че тут делаешь, Казачок?
— Мам мая! — Вскрикнул он и аж подпрыгнул на месте, — ты чего душу из меня вытрясть решил⁈ Чего пугаешь⁈
— А что тут у тебя? — С интересом посмотрел я на искалеченный приемник Вега 404, что чернявый держал в руках. Впрочем, чернявый его быстро выключил
— А! Да вот! — почему-то испуганно посмотрел он на меня, — музыку я, понимаешь, очень люблю. Он показал мне приемник.
Корпус был расколот, обнажив динамик и внутренние схемы, торчащие транзисторами. Я вопросительно поднял бровь, когда увидел, как провода тянутся под панель газона.
— К сети, что ли, подсоединился?
— Ага, — опустил он глаза, — понимаешь, очень уж я музыку люблю. Ну и хотел, — он протянул мне приемник, как бы желая передать, — чтоб у меня в кабине играло.
— Смотри, короткое замыкание не устрой, — сказал я строго.
— Да не-не! У меня тут все схвачено! — Потряс он проводом. У меня тут все схвачено!
Внезапно, казачок посмотрел на меня удивленно. Замигал слегка раскосыми глазами.
— А как ты догадался, что я из казаков? У меня так-то дед красный казак был.
— Догадался, сказал я.
— А зовут меня Геной, — он улыбнулся, — а тебя?
— Игорь, — я спрыгнул с подножки, — ладно! Не сожги, давай, кабину!
