которая обречена была впитываться в землю. Диана осталась в одном нижнем белье, не считая, конечно белка с желтком.
Любоваться времени не было. Я вскинул ракетки и ударил двумя лучами по ногам голема. Захлопали, взрываясь, яйца. Голем покачнулся, взмахнул руками.
— На, скотина! — визжала Фиона. Её лучи врезались голему в грудь и живот. Без особого толку. Сокращать число яйцекратов смысла не было абсолютно — всех их мы бы и за сутки не перебили.
— Эй, ты!
Я обернулся и увидел Джона Ячменное Яйцо. Он целился в меня из пистолета. Того самого пистолета, который унёс жизнь его сына.
— Уверен, что сейчас подходящий момент? — грустно спросил я.
— Другого может и не быть.
— Так-то да…
Вхолостую щёлкнул спусковой механизм. Потом — ещё раз.
— Да бессмертный я, бессмертный! — вздохнул я и легко отобрал пистолет у Джона. — Смиритесь вы уже, господи…
Пистолет я, за неимением лучшего, сунул за резинку трусов. Джон мужественно осознал, что оказался в проигрышной позиции, и направил ракетку на голема. Я, повернувшись, тоже принялся палить.
Собственно говоря, уже даже бежать смысла не было. Три голема подобрались почти вплотную и могли настигнуть нас в один шаг. Шесть рук одновременно поднялись, беря нас на прицел.
— Огонь по снарядам! — скомандовала Диана.
Это действительно была единственная оставшаяся стратегия. Яйцерик и два чёрноузорных яйца стояли далеко, палили по големам, но на смену взорвавшимся яйцам тут же прилетали другие.
— Поквитаемся на том свете, — буркнул Джон.
— О, так ты суеверным заделался? — усмехнулся я. — Поздравляю, чё.
Джон не успел мне ответить. Шесть рук выстрелили шестью яйцами сразу. Тут я быстро понял, что целиться одинаково метко из двух орудий сразу — трудная задача. Одно яйцо мне удалось сбить, второй луч улетел в небо. Джон вообще стрельнул куда-то в голову голему. Вроде бы попал, но какой в этом был смысл? В ту же секунду его снесло и размазало по траве пушечным яйцом.
— Бооооосс! — горестно взвыл черноузорный.
Диана и Яйцерик с Фионой успели сбить остальные яйца.
— Неплохо! — прогремели голоса всех трёх големов. — А как насчёт этого?
Яйца полетели сплошным потоком. Сначала было даже просто. Я зафиксировал ракетки и бил в две точки, уничтожая яйца одно за другим. Таким же образом поступили и остальные. Но вот големы начали двигать руками, и траектория полёта яиц принялась «гулять».
— Всё пропало! — заорал я.
«…мать, мать, мать…» — привычно отозвалось эхо.
— За холм! — услышал я вопль Дианы сквозь грохот рвущихся яиц.
Короткими перебежками, то и дело отстреливаясь, мы переместились за ближайший жилой холм, покинутый жителями. Холм тут же загудел, как барабан, от бьющих по нему снарядов.
— Дерьмо! — прошипела Диана, встав плечом к плечу ко мне.
— Да ладно, не всё так плохо. Ты, например, отлично выглядишь.
Диана лишь злобно зыркнула на меня. А заговорил Яйцерик:
— У нас лишь один шанс на спасение…
— Ракетная установка? — спросила Диана.
— Яйцекратам нужен Костя Старательное Яйцо.
— Вот этот? — Единственный оставшийся черноузорный указал на меня ракеткой. — Так отдадим его, и дело с концом!
— Ну, попробуй. — Диана навела на него ракетку.
Фиона, смекнув, чем дело пахнет, взяла на прицел Яйцерика.
— Да поймите же вы, — заговорил Яйцерик, подняв ракетки. — Они убьют нас всех, если мы не выдадим им того, кто повинен в смерти Короля-Яйцо. Это особое яйцо, они выращивали его несколько лет и верили, что птицы…
Сияние Яичницы померкло. Голем перегнулся через холм и посмотрел на нас.
— За Короля-Яйцо! — крикнул он и… рассыпался.
Диана рванула меня за руку. Перед нами разбилось яйцо. Я бы шарахнулся, но Диана даже бег не замедлила. Мы пробежали через яичное болото, только потом оглянулись.
Черноузорному пришёл конец — я видел кусочек скорлупы с фрагментом узора, плывущий по яичному морю. Яйцерик и Фиона успели спастись. Причём, Фиона несла на руках Яйцерика.
Два других голема обогнули холм, безмолвно подняли руки, готовясь нас расстрелять.
— Мне плохо! — слабым голосом произнёс Яйцерик. — Кажется, я… Я умираю…
Фиона, обалдев от таких откровений, опустилась на колени, глядя на Яйцерика беспомощными глазами, в которых отчётливо читалось желание нажраться вдрабадан.
— Па-а-а-апа-а-а-а! — Откуда ни возьмись появилась Яйцерина. Подбежала к Фионе.
— Дочка… Прощай! Я не держу зла. Не сердись и ты на меня.
— Папа, нет, ты не можешь умереть!
— Я чувствую! Чувствую, как моя душа рвётся нару…
— За Короля-Яйцо! — проорали големы.
— Если мы реинкарнируем в яйца, я покончу с собой, — сказала Диана и сжала мне руку. Мы переглянулись…
И вдруг раздался треск.
В тишине, предварявшей начало конца, треск был слишком тихим и непривычным, поэтому сразу привлёк внимание. Я повернул голову и увидел, что треснула скорлупа Яйцерика. А в следующую секунду трещина расширилась, и Фиона, завизжав, выронила яйцо.
Фиона выронила Яйцерика, и он, под отчаянный крик Яйцерины, прокатился несколько метров. Замер, глядя трещиной в небо.
Я метнул взгляд на големов и обнаружил, что они опустили руки, как будто бы тоже смотрели, потрясённые, на гибель Яйцерика.
Снова раздался треск. Яйцерина, подкатившаяся к отцу, с визгом откатилась обратно. Из трещины показался клюв.
— Мать моя женщина, — сказала Диана. — Он что, серьёзно?
— Душа! — прошелестел выдох сотен яйцекратов. — Душа вылупляется!
Ещё один удар, и вот наружу показалась ярко-жёлтая головка. Раскрыв клюв, она чирикнула и с любопытством огляделась. Раздался грохот — големы повалились на колени.
— Папа?! — выдохнула Яйцерина.
Птенец повернул голову к ней и пронзительно чирикнул, аж в ушах зазвенело. Потом задёргался, доламывая остатки скорлупы, и, наконец, расправил крылья. Ростом оказался чуть пониже меня — и как только в Яйцерике помещался?
— Цып-плё-о-онок, — протянула Фиона. Её хвост, испачканный в яйцах, дёрнулся, уши шевельнулись.
— Брысь, — негромко сказал я, приводя её в чувства.
Фиона встрепенулась, тряхнула головой. Вот так, правильно. Ты не кошка, ты алкаш-декламатор, так безопаснее.
— Но почему? — завопили яйцекраты. — Ведь мы же всё делали правильно! Почему вознесение было даровано яйцеверу?!
— Потому что он — верил! — плачущим голосом ответила им Яйцерина. — Всю свою жизнь он верил в то, что вознесение — удел достойных!
—
