к своему одеянию. В правой руке сжала смартфон.
— Ну, пошли?
Мы и пошли. Яйцерина предводительствовала. Вслед за ней мы покинули пляж, оказались в деревне. Цыплёнок сидел возле дома Яйцерика и доклёвывал червяка. Курицы не было — улетела, видать. Вообще, всё выглядело, как в мультике: вот только-только кругом разруха, ад, кровища и дерьмище, и вдруг — бабах, все уже радуются, а вокруг — чистота. Дом Яйцерика словно помыли. На земле ни следа скорлупы, белка и желтка. Всё стало, как до недавнего побоища, разве что яиц ощутимо прибавилось. Все они смотрели на цыплёнка, а цыплёнку было на всех одинаково плевать.
— Как только крылышки окрепнут, он улетит к другим Птицам, — сказала Яйцерина с грустью.
Но её тут же обрадовал чисто вымытый малыш-Яйцерик. Он выкатился из дверей дома и с криком: «Мама!» — понёсся к ней.
— Да-да, маленький, мамочка скоро, — проворковала Яйцерина. — Подожди немного, я только провожу наших гостей. Хорошо?
— Холосо, — пробубнил недовольный ребёнок и вернулся в дом.
Все встречные яйца кланялись Яйцерине. Вернее, наклонялись перед ней — ну, уж как умели. В такой вот торжественной атмосфере мы покинули деревню яйцеверов. Спустились по тропинке на бывшее лежбище яйцекратов. Там и сейчас были яйца, но уже не сидели без толку, ожидая прихода, а деятельно суетились. Из земли, подчиняясь каким-то неведомым нам яичным силам, росли холмы в форме яиц, которым предстояло вскоре сделаться яичными домами. Некоторые уже выросли, и яйца сновали то внутрь, то наружу, налаживая быт.
Вблизи портала никто не строился. Он так и висел посреди огромного поля, переливаясь радужным пятном.
— Я велю построить вокруг него стену, — поделилась планами Яйцерина. — И выставлю охрану. Мало ли что может прийти с той стороны…
— Да хуже нас — вряд ли что придёт, — сказал я.
— Всё возможно, Костя Старательное Яйцо. Всё возможно…
Возле самого портала мы простились. Я обнял Яйцерину, заверил, что для меня было бы честью стать её мужем, но высокая в небе звезда зовёт меня в путь. Яйцерина выразила формальные сожаления.
— Приходите в гости! — сказала она напоследок.
— Вот уж нафиг! — отрезала Диана. — Лучше вы к нам. Готовы? Три-два-один!
— Прррррощай! — каркнул ворон яичному миру.
* * *
— А! — первое, что я услышал, переместившись.
Открыл глаза и вскрикнул. Передо мной стоял человек — это несколько обнадёживало. Только вот голова у него была раз в десять больше нужной и квадратная.
— А! — повторил человек, хлопая на меня глазами.
— Ага, — сказал я. — Костя Старательное… А, к чему эти титулы. Просто Костя!
— А, — согласился человек и, подняв руку, вынул у себя из лица нос на длинном костяном стержне.
— Господи, что это? — пропищала Фиона. — Меня сейчас вырвет!
— Костя, свяжись с Шарлем, да поскорее, — сказала Диана. — У меня плохие предчув…
— А! — гнусаво крикнул безносый, и у него взорвалась голова.
— Да @@ твою мать! — заорала Диана.
Мы стояли на синем тротуаре, с ног до головы залитые кровью и мозгами. Вокруг нас стояли дома из зелёного кирпича, над нами желтело небо.
— А! — услышал я. — А! А! А!
Со всех сторон к нам торопились квадратноголовые, вынимая носы.
— Тардис! — заорала Диана в смартфон. — В чёрный список этот мир! Даже если будем помирать, и это будет единственный вариант — в топку!
«Координаты мира занесены в чёрный список», — отозвался смартфон.
Я смахнул с браслета ошмётки и принялся натыкивать номер Шарля-корабля.
— А на бегу можешь? — спросила Диана.
— А какой у меня выбор-то, блин?
Если мир говорящих яиц создавал пусть и поехавший, но в целом понятный творец, то кто работал над этим — я даже представить боялся. Может, если бы Сальвадор Дали как следует вмазался героином, занюхал пару дорожек кокса и заполировал это дело пивом с ЛСД, а потом покурил травки — что-то подобное у него бы и получилось.
Синий тротуар, по которому мы убегали от квадратноголовых, оказался не тротуаром. Это я понял, когда мы добежали до его конца. Конец приподнялся, выгнулся навстречу и посмотрел на нас круглым лиловым глазом. Под глазом прорезалась ротовая щель и сказала:
— А!
После чего голова превратилась в букет цветов. Пришлось спешно менять направление. Мы бросились по красной траве газона к зелёному небоскрёбу. Я заметил, что кирпичи, из которых он сложен, — двух видов. Одни — круглые, а другие… ну, такой формы, чтобы чётко затыкать промежутки между круглешками.
— Лестница! — крикнула Диана — указав на пожарную лестницу.
Она первой добежала до неё, подпрыгнула и подтянулась, уцепившись за нижнюю ступеньку. Забравшись, протянула руку. Я подал ей Фиону, Диана практически зашвырнула её наверх и потянулась ко мне.
Я поднял руку, и в глазах потемнело. В спину как будто скорый поезд впилился на полном ходу. Я услышал собственный крик, потом — задумчивое «А…» и характерный хлопок, с которым взрывается голова аборигена. Меня окатило душем из крови пополам с мозгами.
Диана таки умудрилась меня поймать за руку и даже приподнять.
— Брось меня, командир, — простонал я. — Спасай Фиону.
— Сплющилась мне твоя Фиона! Лезь давай!
— Не могу…
— Надо, Костя! Думай о сиськах. Сконцентрируйся на них!
— О твоих, что ли?
— А что, для тебя существуют какие-то другие? Щас обижусь — брошу.
— А как же партнёрство и ничего кроме партнёрства?
— Я готова пересмотреть условия соглашения, при условии, что ты выживешь. Некрофилия в число моих пороков не входит, уж прости.
— Блин… жаль. Опять подвиги во имя любви, эх…
Руки-ноги худо-бедно зашевелились, но ощущались как чужие. Я вцепился в перекладину, попытался ползти, но наткнулся на задницу Дианы.
— Готов? — спросила Диана.
— Готов, только давай не сейчас. Хоть на крышу вылезем, что ли.
— О, вижу, ожил. Давай, ручками-ножками.
И Диана поползла вверх. Я последовал за ней, скрипя зубами от боли. Ничего, Костик, вот сейчас заберёмся… на крышу… небоскрёба…
Я с тоской посмотрел вверх. Вверху сначала была Диана, с простынёй, обмотанной вокруг бёдер, открывающей прекрасный вид. А дальше была бесконечная лестница, уходящая в небеса, как в песне Led Zeppelin. Вид лестницы вызывал клиническую депрессию.
— Дианушка,
