и решил, что может плыть по течению жизни, как говнина по реке. Вот только канон гласит, что расслабляться нельзя. А, кстати, у магов ускоренная регенерация и повышенная выносливость, так что ребра к утру у него начнут срастаться, а через пару дней будет как новенький. Кстати, именно поэтому белобрысая пилотесса шесть глав назад скакала, как юная козочка, хотя была тяжело контужена в прямом смысле этого слова.
После того, как у меня отжали остатки трофеев, бандиты растворились в тумане. Обещанной наводки на прорыв я так и не получил, каких-то денег «на жизнь» — тоже. Так что я просто сосредоточился на грядущей учебе. Засунуть кулак в жопу усатика по самый локоть я всегда успею. Ведь это не меня заперли с ними, их — со мной.
Но что там преподают в Московской Магической Гимназии? Кроме профильных предметов, оказалось, я буду осваивать этикет, музыку, танцы, заниматься физической подготовкой и не понятно чем еще. Первый курс — довольно насыщенный, а что начинает твориться дальше…
Больше всего меня, конечно же, тревожили музыка и танцы. Мне прекрасное было не чуждо, но мой максимум в плане танцев — через раз хлопать в ладоши, а из музыки я вовсе предпочитал что-нибудь ритмично-долбящее. Тут же заведение элитное, так что и рассчитывать на то, что местный диджей навалит плотного фонка 200 BPM, чтобы аж в душу от перегруженного баса било, не приходилось. А флексить под Моцарта или Рахманинова я как-то не обучен.
Накануне перед началом учебного года я встретился с дядей Ваней.
Как обычно, взяли по шавухе у Шамиля, пошли на трубы. После еды я угостил бомжа сигареткой и дал прикурить, дядя Ваня же в ответ нагрузил своей пожилой мудростью.
— Ни с кем в первый месяц не дерись, — глубокомысленно изрек дядя Ваня, — а то я тебя знаю.
— Не понимаю, к чему эти грязные инсинуации, — ответил я.
— Все ты понимаешь. У тебя фляга свистит так, что за квартал слышно, ты же ебнутый, Илюша.
— Вот прямо так и свистит? — удивился я.
— Свистит, — важно кивнул дядя Ваня, почесывая косматую бороду. — Еще как свистит. Молодые пацаны, кто с головой дружит, местных авторитетов заживо не сжигают. А если и сжигают, то потом быстро меняют место жительства. А ты ходишь по району и даже не оглядываешься.
— А толку-то, — пожал я плечами. — Проблемы сами меня найдут.
— Это потому что ты даже уклониться от них не пытаешься, дурень, — сказал дядя Ваня и затянулся. — Повторяю, первый месяц руки — в карманы. Кстати, девок это тоже касается.
— У меня теперь есть Мишаня, — ответил я, пожав плечами. — Зачем бабы, если есть такой кореш? Нам, вроде, и комнату одну на двоих в общаге должны определить.
— Крепкая мужская дружба это хорошо, но молодые буфера имеют гипнотическую силу, — со знанием дела, прищурившись, вещал бомж. — Помяни мое слово, Илюша, будут с девками проблемы. А ты с ними не связывайся.
— Это вы, дядь Вань, Мишаню без рубашки не видели, а видели бы, то не беспокоились.
— Не ерничай.
— Да какое там…
Посидели, помолчали, подумали о своем.
— Так мне не связываться с проблемами или с девками? — уточнил я.
— В твоем возрасте, положении и со складом характера, это одно и то же, — ответил дядя Ваня. — А если серьезно, то под тебя попробуют какую-нибудь лярву подложить, уж больно ты для своих годков силен.
— Прямо таки подложить? — удивился я.
— А зачем тратить время и силы, если можно тебя, молодого спермотоксикозника, свежим девичьим телом к семейству привязать? — удивился дядя Ваня. — Или ты забыл, что тут дворяне постоянно в поисках свежей крови рыщут? Подложат под тебя какую-нибудь третью дочь и все, пиши-пропало. Будет тобой вертеть, как ей папаня скажет, а ты даже и не поймешь, что уже на цепи сидишь.
— Чет, дядь Вань, вы о моих умственных способностях невысокого мнения.
— Тебе сколько лет?
— Шестнадцать.
— Ну и вот.
— Какой-то эйджизм, если честно.
— Опять ты со своими левыми терминами. Смотри, еще на каторгу загремишь, за тлетворные идеи. Нет, просто в шестнадцать все тупые, — пожал плечами бомж. — Мне бы в мои шестнадцать, да то, что я понимал хотя бы к тридцатке — совершенно иначе жизнь бы сложилась… А не вот это вот, всё…
Дядя Ваня хмуро забычковался, я же уже докуривал вторую.
Сошлись на том, что я в первые две недели никого калечить, поджигать, убивать, унижать или как-то иначе цеплять не буду, и на дуэли вызовы принимать — тоже. А внутренний распорядок это позволял, все же, очень большой в стенах гимназии был процент дворянства. На счет девиц я не особо волновался, ведь со мной будет громоотвод в виде Иванова. Вот уж кто всё женское внимание будет пылесосить, это я даже не сомневался. Так что, думаю, через лет семнадцать-двадцать следующий набор в это прекрасное учебное заведение будет весьма… смуглым.
Мои догадки оказались верны. Когда я приехал заселяться на общагу — а таскаться через половину Москвы мне не улыбалось — Миша уже раскладывал свои вещи.
— Здарова, — махнул я рукой гиганту.
— Привет, — пробубнел Мишаня, аккуратно выкладывая одинаковые черные футболки ровной стопочкой.
У моего черного соседа была целая кипа вещей и все — спортивного назначения. Треники, футболки, три пары кроссовок, майки с вырезом на груди, майки с вырезом на спине, майки-алкоголички, майки… Короче, очень много всяких маек. А вот рубашки — всего две.
Косясь на чемодан Иванова, я бросил на пол свою маленькую сумку, даже как-то стесняясь разгружаться. Ведь внутри было пару комплектов старого белья, которое всучила мне маман, охапка носков, запасные штаны, пара маек, свитер, трико и тапочки. Все остальное — на мне.
— Я тебе среднюю полку оставил, как раз… — начал Мишаня, но осекся.
«Под твой рост», — мысленно закончил я за соседа.
Вздохнув, я все же открыл сумку и под удивленный взгляд Миши просто вытряс на свою полку все ее содержимое.
— А складывать не будешь? — нервничая, спросил маг земли.
— Зачем?
— Ну… Надо. Положено же складывать.
— Не, мне и так норм.
В комнате повисла тишина. Я сел на край своей койки, осматривая новое жилище, Мишаня же стоял и гипнотизировал взглядом мою кучу тряпья.
— Слушай, Илья. А ты не против если я…
— Против.
— Ну, нельзя же так! — воскликнул Миша.
Ноздри негра раздулись, взгляд стал почти безумным. Бардак на моей полке доставлял ему физические страдания.
— Ладно. Только трусы не трогай. Или поглубже запихни, мне они ни к чему.
— Ты
