Ларс III - Виктор Гросов

Правителю огромного государства не пристало терзаться угрызениями совести либо сожалеть о содеянном. Я нахмурился, недовольно поглядывая на волхва. И что теперь? Может еще признать мальчика своим сыном и сделать наследником?

То ли волхв угадал предположительное направление моих мыслей, то ли мой вид его испугал, но он стал торопливо мне объяснять истинную подоплеку своего предложения.

Оказывается, Умка был действительно умным парнем. Извиняюсь за каламбур. Он был не по годам сообразителен. По словам волхва ему он легко мог бы писать на заморской латыни, если бы был тот, кто смог бы обучить его. Мальчишка легко схватывал на лету простейшие задачки. Последнее он решил продемонстрировать наглядно.

— Умка, — обратился волхв к парню, заставив меня вздрогнуть от такого обращения, — Как то раз, воеводу спросили, сколько у него дружинников. Он ответил, что сейчас у него девять воинов, то есть треть дружины, остальные в дозоре. Сколько воинов у него в дозоре?

Парень задумался, что-то покрутил на пальцах и показывает растопыренными пальцами десять и восемь.

Я хмыкнул. Может это «подстава» какая-то? Задав пару простеньких вопросов из разряда 2+2 и тому подобное, я убедился в сообразительности парня. Вот только что мне с ним делать? Отправить Судимиру в помощники? Вырастит мне отменного казначея. Или отдать на воспитание Метику? Будет неплохая смена поколений.

— Сам-то ты кем хочешь быть? — с улыбкой спросил я Умку.

— Воином! — без раздумий ответил он.

Я попробовал его отговорить. Объяснял кто такой казначей, кто такой лекарь, даже про наместников поведал. Уперся, как барашек. Заладил «хочу воином быть» и все тут. Раздраженно махнув рукой, я ответил волхву согласием.

Он объявил селянам о моем решении взять к себе в ученики Умку, дабы обучать его воинским премудростям. Деревня ликовала. Родители, конечно сначала, напряглись, но волхв, судя по всему, рассказал им перспективы парня в будущем.

Вот так я обрел себе очередную головную боль, о которой я еще имел очень слабые представления.

Лето 827 г., окрестности Тьмутаракани.

Из селения мы вышли сытые и довольные. До конечной точки нашего маршрута оставалась пара-тройка часов, поэтому наша компания была несколько расслабленной, я бы сказал — вальяжной. Благо охранение держало ухо востро.

Возвращаясь мыслями в покинутое нами село, я с удовольствием отметил, что вместо ожидаемой вражды, мы наткнулись на мирных и дружелюбных жителей, которые с уважением приняли нового хозяина этих мест. Селяне, что удивительно, научили меня традициям и обычаям местной культуры. Они угощали вкусной едой и рассказывали о своих ремеслах и занятиях. А таинство имянаречения, которое мы, к своему стыду, нагло подглядели, дало повод для размышлений. Вера людям нужна обязательно. Мысль превратить славянское язычество в полноценную религию кажется очень интересной. Можно же взять все самое лучшее у других религий и объединить в одну — нашу, гардарскую.

Жаль, что таких спокойных моментов в моей жизни все меньше и меньше. Вокруг войны, битвы и сражения. Даже мое попадунство началось с битвы, а они и не думают заканчиваться.

Я понимаю, что история изменилась. И если мое имя войдет в историю моей страны, то наверняка меня прозовут кровожадным воителем, а не созидателем. С другой стороны, а что я создал? Чуть развил металлургию, немного подкорректировал административное управление, слегка поднял инфраструктуру дорог. На этом и все.

Видимо мое быстро изменившееся настроение отобразилось на физиономии. Эса начала бросать подозрительные взгляды в мою сторону, пытаясь угадать причину изменения моей недовольной рожи.

Мы аллюром двигались вдоль берега. Эта местность была очень необычна. Морской берег — это место, которое вечно движется и изменяется, но в то же время остается величественным и красивым. По мере приближения непосредственно к морю, звуки волн становятся более отчетливыми — слышны ритмы запредельного звука, где шепчет пляж и гудят окружающие нас горы. Легкий бриз морского воздуха играет на коже, принося свежие ароматы соленой воды и водорослей.

Эса, глубоко вдохнув морской воздух, подвинула свою кобылу ближе ко мне, на радость Дастану.

— Знаешь, — заговорила девушка, — я слышала, что на небе есть такие большие города, называемые облака. И там живут души наших предков.

Я покосился на подругу. Она смотрела на чистое, безоблачное небо. Чего это она вдруг такое мне говорит? Отвлечь что-ли хочет от дум тяжких?

— Наши предки, — продолжила она, — помогают богам насылать дожди и снега во благо тех, кто остается на земле.

— Ага, — вклинился в разговор Умка, — а потом они летают на белых лошадях и забирают души умерших в вечность. Я тоже слышал такую легенду.

Мальчишка на заводной лошади пристроился между мной и Эсой. Воительница чуть приподняла бровь. Лицо мальчишки было пунцовым. Я ухмыльнулся.

— Интересно, — заметил я, — это правда?

— Да какая разница, — неуверенно бросил смутившийся подросток, — лучше достойно прожить свою жизнь, а не размышлять о том, что происходит после смерти.

Глаза Эсы увеличились в немом удивлении. И я разделял ее чувство. Мало того, что этот сорванец вмешался в разговор старших, да еще и правителей, что для местных считается грубейшим нарушением и выказыванием неуважения, так еще и речи толкует явно не детские.

Наше молчание нарушил задиристый смех Эстрид. Она потрепала парня по голове, взлохматив его светлые кудри.

— Умка, ты умница, конечно, — широко улыбаясь, заявила девушка, — но когда говорят старшие воины, младшие смеют заговорить, только если их спросят, — нравоучительно закончила Эса.

Умка еще больше покраснел, хотя, казалось бы — куда уж больше. Он неуклюже постарался придержать лошадь, чтобы чуть отстать и оставить нас наедине. Эстрид, вновь залившись смехом, придержала его скакуна.

— Да ладно уж, — сквозь смех заметила воительница, — дозволяем тебе говорить.

Я с трудом сдерживал уголки губ, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Непосредственность парня меня радует. Его смелые высказывания, тем более в вопросах веры, говорят о неплохом аналитическом складе ума, как бы парадоксально это не звучало. В нынешнее время религия — это нечто сакральное, о котором могут говорить либо умудренные жизнью старцы, либо волхвы, что, по сути, одно и тоже.

— Что ты знаешь о вере, — спросил я Умку.

Парень недоуменно взглянул на меня, не понимая, что я спрашиваю.

— Во что ты веришь? — переиначил я вопрос.

— Я верю в природу и силы природы, — аккуратно заметил Умка,