Увидев рядом с проезжей частью первый попавшийся автомат, я притормозил, выскочил, чтобы проверить — работает ли? Далеко не все городские телефонные будки и аппараты внутри находились в идеальном или хотя бы — рабочем состоянии. Обычно мне везло. Повезло и на этот раз. Закинув в щель двушку, я набрал номер семейства Рунге. Трубку взял Карл.
— Это Саша, — сказал я.
— А-а, добрый вечер!
— Я могу к вам сейчас заскочить?
— Должен! Гретхен рвет и мечет. Почти как в гоголевском «Ревизоре» — подать сюда Ляпкина-Тяпкина, в смысле — Данилова.
— Ну вот я и самоподамся сейчас, — откликнулся я. — Минут через десять. Что-нибудь захватить?
— Только — голову!
— Гляну, может в багажнике завалялась…
— Давай, шутник, ждем!
Повесив трубку на рычажок, я вернулся в машину. Я доехал даже быстрее, чем обещал. Консьержка, которая уже давно знала меня в лицо, улыбнулась и даже привстала, здороваясь. Я ей тоже кивнул. У Рунге дверь была открыта. Карл стоял в прихожей и едва я переступил порог, как он приложил палец к губам, помог снять куртку и указал пальцем на дверь комнаты, которая в этом семействе служила и мастерской и студией. Скинув ботинки, я почти на цыпочках прошел в указанном направлении.
Заглянув в комнату, я увидел хозяйку квартиры, которая в задумчивости стояла перед кульманом и крутила в воздухе карандашом. Видимо, услышав шорох за спиной, она обернулась и ни слова не говоря, поманила кончиком этого карандаша, словно пальцем. Я подошел поближе и увидел на втамане, прикрепленном к вертикальной доске кульмана, изображение, от которого у меня захватило дух. Я еще не знал, что это, но мне сразу же захотелось, чтобы это здание было построено.
— Ну что скажете, товарищ заказчик? — спросила главный архитектор.
— Это — что? — спросил я. — Это — оно?
— Это пока что только полет воображения, без учета строительного материала и реальных возможностей городских СМУ, — поскромничала Эмма Францевна.
— Я хочу, чтобы было построено так, как нарисовано, — сказал я. — Только прошу добавить еще обсерваторию.
— Обсерваторию? — не слишком удивилась она и, подойдя к кульману, быстро «пристроила» к основному зданию башенку с куполом. — Так?
— Да!
— Ну что ж, будем считать, что заказчик эскиз утвердил, — задумчиво проговорила Рунге. — Кстати, пора бы уже как-нибудь назвать это сооружение? Не могу же я писать в документах «Это» или «Заказ Саши Данилова»?
— Детский оздоровительный комплекс «Процесс», — выпалил я, первое, что взбрело в голову.
— Так и запишем, — пробормотала моя собеседница, сделав пометку прямо на эскизе.— А теперь, я хотела бы поговорить с вами, Саша, на другую тему.
— Я готов, особенно если угостите чаем.
— Идемте на кухню, у меня еще остался изрядный кусок киршторте.
Она окликнула мужа, предложив ему присоединиться к чаепитию. Карл с удовольствием согласился. Мы расположидись на кухне. Хозяйка разлила чай по чашкам, нарезала остатки фирменного семейного торта на куски, самый большой подложив мне. Некоторое время мы молча наслаждались чаем и кулинарным шедевром Эммы Францевны, но в молчании этом накапливалось напряжение, как в грозовой туче. Нет, понятно, что никто не собирался ругаться — не те люди Рунге.
— Карл передал мне ваше предложение включить в план реконструкции Литейска здание киностудии, — начала главный архитектор города. — Мне показалось, что я ослышалась, но муж настаивает, что именно это вы и сказали.
— Совершенно верно, — сказал я.
— Послушайте, Саша… — терпеливо произнесла Эмма Францевна. — Я уже имела возможность убедиться в вашем удивительном влиянии на городское начальство и поверьте, ничего против этого не имею, но я ума не приложу, как мы его убедим, что городу нужна собственная киностудия, да еще в специально построенном здании?
— Есть же в Литейске собственный драмтеатр, — ответил я. — Почему это ни у кого не вызывает вопросов, а киностудия — вызовет.
— Возможно потому, что съемки фильмов требуют серьезного технического оснащения, — предположил Карл. — А это стоит денег.
— В городе масса заводов, вокруг него — рудники, а в бюджете нет денег? Рабочие живут в каких-то халупах. Я бываю у своих учеников, поэтому знаю, что говорю. Разве это справедливо? Всего-то и нужно, что оставлять в городской казне хотя бы половину получаемой его предприятиями прибыли.
— Кстати, о жилье для рабочих, оно-то как раз предусмотрено планом реконструкции города, который мы будем обсуждать в горисполкоме. Я еще удивлялась, с чего это Степанов вдруг озаботился этим, а теперь понимаю, откуда ветер дует.
— Да, я как-то трепал языком на эту тему, а предгорисполкома принял мой треп всерьез.
— Не скромничайте, Саша, не скромничайте.
— Странно, что такие очевидные вещи должен озвучивать физрук, — хмыкнул я.
— Тебе бы быть главой города, — сказал Рунге.
— Знаете, есть такой анекдот… Мюллер говорит Штирлицу. Вы ведете себя так, Штирлиц, словно вы второй человек в Рейхе… Ну почему же — второй, скромно проговорил Штирлиц.
Мы посмеялись и я начал собираться. Пора и честь знать. Эмма Францевна сказала, что заседание горисполкома назначено на следующую среду. Что ж, будет любопытно поприсутствовать. Я попрощался с гостеприимными супругами и отправился домой. Севка оказался на месте. Хотел накормить меня ужином, но я решил, что после бутербродов и торта есть не стоит. Спать было пока рано. Можно было поставить фильм на видике, пока я его еще не отдал брательнику, но мне захотелось пообщаться с Перфильем-младшим.
— Отец пишет? — спросил я
— Да.
— Ну как он там?
— Пишет, что здоров. Работает. Шьет рабочие руковицы.
— Я обещал адвоката найти, чтобы занялся пересмотром его дела, — сказал я. — Прости, замотался. Завтра же выясню, что можно для этого сделать.
— Спасибо!
— Мне одно непонятно, что будет с отцом, если ты, как и другие пацаны, вдруг исчезнешь? — в лоб спросил я, хотя, наверное, не следовало так ставить вопрос.
Севка сразу словно окаменел. Зря я это сказал. Ведь не своей же они волей все это затеяли. Как и я не своей волей попал сюда. По сути мы с пацанами товарищи по несчастью, но если так уж вышло, то и решать надо поступающие проблемы сообща.
— Извини, — сказал я. — Беспокоит меня это все. Ты же знаешь, я вам не враг. Я вот, что задумал. Хочу построить за городом что-то вроде пионерлагеря. Место хорошее — две реки и озеро, лес рядом. Летом там будет красота. Можно будет там заниматься спортом и всем, что нравится. Если уж невмоготу станет жить здесь, уходите, но по возможности — не навсегда. Там в этом лагере вы могли бы видится со своими родными. В нем будут для этого все условия. Ну а если никуда уходить не придется, еще лучше. Зачем какой-то Новый Мир, если столько всего нужно сделать, чтобы улучшить Старый. Впереди у страны трудные годы, поверь, я знаю. И помощь таких людей, как вы, ей очень даже пригодится. Вы уже взрослыми станете к тому времени, а я еще не старым буду. Да мы вместе горы свернем, Севка!.. Виноват, Всеволод Всеволодович.
— Да разве мы против, Александр Сергеевич! — словно преодолевая сильную боль, произнес он. — Да мы только об этом и говорим!
— Знаю, — сказал я. — Слышал у Борисовых, как вы толкуете про Риманово пространство и разные там складки. Только почему — тайком? Чтобы вы там ни решили, я все равно на вашей стороне. А так может какая-нибудь помощь понадобится… Я помню, ты обещал держать меня в курсе, ну так не хочется узнавать все в последний момент. Если нет никаких особых препятствий, посвящайте меня в свои текущие дела.
— Хорошо, — сказал Перфильев-младший. — Тогда, если у вас будет время… В общем завтра, после уроков у нас общий сбор…
— Время для вас у меня всегда есть.
— Мы собираемся у вашего брата в доме. Приезжайте часов в пять вечера, ладно?
— Ладно… Договорились.
На этом и закончился наш разговор. Я пошел в ванную, потом сразу в спальню. Нужно было крепко выспаться. Чувствовал, завтра предстоит мне крепкая встряска. Конечно, я немного продвинулся вперед. Вот уже удостоился приглашения на общий сбор этой ватаги. Вернее — напросился. Глядишь, завтра узнаю, что-нибудь полезное. Может, какой-нибудь просвет появится. Хотя бы чуть больше стану понимать этих огольцов. А это не так уж и мало. Вряд ли кто-нибудь из родителей, сестер и братьев, не говоря уже об учителях, и разных там пионерских и комсомольских деятелей понимает их хотя бы наполовину. Хотя я бы сам с удовольствием обменял бы свое нынешнее знание на их полное незнание. И мне бы куда легче жилось. Да вот только от этого знания может спасти лишь амнезия, либо — деменция.
