чем из мести. Энтузиазма от него не чувствовалось. Я даже вспомнил откуда он мне знаком. Я эту парочку в Дарге как раз и регистрировал в день знакомства с Ротодом. Значит они к Иве прибились позже, поэтому меня и не узнали. Хотя тут вопрос как меня Ива узнал, я же подрос и возмужал. Но, узнал. В процессе избиения с меня сняли остатки брони, связали и одели мешок на голову. Ну да, сложно колдовать на то, чего не видишь. Не мне конечно, а вообще. Мне тоже, но у меня есть магическое зрение. Я после того как просидел в подвале где с Тартой познакомился, с этой темой ознакомился. Меня тогда серьёзно недооценили оказывается. Плотный мешок — повсеместная практика. Били с энтузиазмом, но неумело, не считая толстого и тонкого. Тонкий вообще не участвовал в экзекуции, а толстый, как я уже говорил, скорее обиду вымещал. Закончили в темноте, бросив меня прямо на пшеницу. Ну что за неуважение к чужому труду! Радовало что я за эти пару месяцев немного научился блокировать боль. Чего это стоило лучше не вспоминать. Я нормализовал течение маны в мозгу, и скрипнул зубами. Боль не просто усилилась, она усилилась разом, везде и достаточно сильно. Из глаз покатились слёзы, но я хотя бы не вскрикнул. Пора провести ревизию организма. Пара трещин в рёбрах и множественные ушибы по всему телу. Не так страшно как могло бы быть. С магией и нормальным питанием, через месяц и следа не останется, но главное подвижности не мешало ничего кроме боли. От попытки немедленного побега меня останавливало отсутсвие маны, поэтому я начал молиться и дышать. Молитва успокаивала, а «правильное» дыхание ускоряло «реген» маны. Со стороны затихшего лагеря ко мне кто-то подошёл.
— Что ты делаешь? — голос был незнаком, и был ужасно раздражающим. Похожим на шепот, но при этом чувствовалось, что говорящий прикладывает немало усилий чтобы напряч связки.
— Молюсь, — ответил я.
Говорили мы кстати на карольском, а в нём такого слова не было. Поэтому дословный перевод моих слов на русский звучал скорее как «поклоняюсь духу».
— Чем они помогут тебе, кроме быстрой смерти?
— Neispovedimi puti Gospodni, — ответил я.
— Я не знаю твоего языка.
До чего же противный голос.
— Ты когда говоришь, направляй магию в горло, должно помочь, — выдал я.
Такие советы у меня уже на автомате вылетали. Тарта этой моей новой привычке даже название придумала — словесный понос Гиппократа.
— Ты странный, — ответил неизвестный, и судя по звуку присел рядом.
Шанс сбежать заметно уменьшился, но я продолжил молиться, набирать ману и гонять её по телу ускоряя регенерацию. Жрать хотелось неимоверно, я же планировал плотно поужинать, и не обедал. Для этой эпохи такое было в порядке вещей, и я уже привык к такому распорядку.
— Знаешь, мне не очень нравится то что с тобой сделали, — прервал тишину мой сторож, но не дождавшись ответа снова замолк.
В ночи чирикали птички, скворчали какие-то жучки. Последние кстати и по мне ползали, чем доставляли массу неудобства. Неожиданно со стороны лагеря донеслись крики. Мой сторож, судя по звукам, молча сорвался с места, а я стал прислушиваться затаив дыхание. А ещё перешёл на магическое зрение, и постарался сфокусироваться на верёвке на ногах. Руки были за спиной, и ту я не увидел бы при всём желании. Со стороны лагеря раздался рык, снова крик, звук спускаемой тетивы, еще крик, какое-то подвывание резко оборвавшееся влажным хрустом. В общем, звуки боя небольшой кучки людей со зверьми. Стресс подстегнул мыслительный процесс, и я не глядя создал лезвие из ветра, прорезав ткань мешка. Всё прекратилось достаточно быстро, и следом со стороны лагеря послышались шаги. Даже не знаю, радоваться этому или нет. Зверям бы пять человеческих туш хватило бы.
— Слабость тебя раздери! Каким духам ты молился? — спросил со своей раздражающей хрипотой-сипотой, и вообще не знаю как это назвать, тонкий.
Оказывается сторожить меня приставили именно его. Он набрал было воздух, но заметил что мешок продырявлен и ненадолго замер с окровавленным кистенём в руках.
— А к слабости!
Он сунул кистень за пояс, и наклонившись сорвал с головы мешок. Затем достав из сапога нож, разрезал верёвку на ногах, и рывком поднял меня. А ведь я вешу не меньше него, а то и больше.
— Пойдём, посмотришь что твои духи сделали, — толкнул он меня в сторону лагеря.
Картина была достойна хоррора. Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж. Причём пейзаж будет в багровых тонах, ибо виновники сего действа — пара потрошителей. Судя по следам начали они со спящего толстяка. Он похоже так и не удосужился почистить одежду от останков зайца, и этот запах привлёк ночных волков. Подняв криком остальных, он для себя уже ничего не мог поменять, но дал оставшейся в лагере тройке среагировать, и убить самку метнув копьё. Похоже вон тот мужик с рукой лежащей в паре метров от него, имени которого я не знал, неплохо так умел это делать. Впрочем зря. Могли бы отпугнуть просто, или в крайнем случае дать утащить труп толстяка. Потрошители опасны для одиночек. А группе страшны только ночными нападениями и умением прятаться. Три человека — это опасность, а звери не настолько глупы чтобы подвергать себя излишней опасности. А вот что такое месть, они знают. Что и показал разъярённый самец, покончив с тремя полусонными разбойниками, пусть и не без ущерба для себя. Тонкий похоже сумел только добить раненного самца, о чём говорил череп с характерным следом от кистеня.
Читать следы меня научили в роду землистых куниц, где я руководил постройкой водяного колеса для кузницы. Я уже говорил что накачка маной мозга помогает быстро учиться и думать? Первое помогло мне
