Правительственная экспедиция вновь забуксовала. Она вышла из Большерецка только в августе и цели похода на этот сезон ограничились огибанием Лопатки и достижением устья Камчатки. Красавица бригантина восстановлению не подлежала, ещё один корабль, как выяснилось, разбился на Курилах. Кое-как подлатав два оставшихся корабля, часть людей отправилась морем, остальные пошли сухим путём — до верховьев Камчатки и дальше вниз по реке. Морская экспедиция на время превратилась в сухопутную.
Впрочем, такие темпы не стали чем-то особенным. Беринг топтался на берегу океана десятилетиями, израсходовал кучу средств, чтобы в итоге совершить два коротких заплыва без впечатляющих результатов. Предприятия, организованные государством вообще отличались крайней медлительностью и неэффективностью, что лишний раз иллюстрировало ущербность всякой казёнщины перед частной инициативой. Промышленники срывались быстрее, тратили гораздо меньше средств и добивались больших результатов. И было их больше.
* * *
Потлач дал нам необходимое время, чтобы закрепиться на берегу. Затем начался сезон ловли лососевых и рыбок, которые здесь использовали в качестве осветительных приборов. Мы активно запасались и тем и другим. В конце концов, местные индейцы, кажется стали воспринимать нас как часть ландшафта. Во всяком случае прямой угрозы в поселении чужаков не видели. Это не лучшим образом сказалось на моих зеверобоях. Мотивация таяла с каждым солнечным деньком, словно ледяная глыба. Люди стали лениться. Подобно анаконде, которой требуется значительное время, чтобы переварить добычу, промышленники, дойдя до Ванкувера, малость расслабились. Обретённая земля походила на суровые северные территории только горным ландшафтом. В ясную погоду можно было видеть вершины, покрытые снегом. Но климат здесь был много мягче большинства российских губерний. Парни, прошедшие Сибирь, Дальний Восток и Аляску наслаждались теплом.
Лишь шкурки калана могли сорвать эту компанию в путь. Всё еще опасаясь недовольства индейцев, мы выбрали для пробного промысла группу островков и камней, что лежала в нескольких километрах к востоку от занятой нами оконечности Ванкувера. Один из них Дискавери, похоже был назван в честь корабля Кука.
— Ну уж точно не в честь любимого твоего канала, — сказал я Лёшке.
Два корабля под командой Яшки Рытова и Федора Ясютина ушли к островам. Передовщиком отправился Сидор Варзугин. Несколько коряков из отряда Ватагина мы отправили на восточный берег, чтобы наблюдали за промыслами издалека. И если случится какая неприятность, они могли быстро позвать остальных на помощь.
Я же загорелся энтузиазмом другого рода. Нетронутый цивилизацией ландшафт вызывал творческий зуд, подобный тому, что вызывает у писателя или художника чистый лист бумаги или свежий грунтованный холст.
— Мы будем строить город, — заявил я ближайшим соратникам.
К ним кроме Лёшки, в настоящий момент относились трое русских — Комков, Окунев и Березин, а также троица туземцев — Чиж, Ватагин и Анчо.
— А корабль? — спросил Березин. — Мы с Кузьмой собирались баркас для начала из местного леса построить, посмотреть что да как.
— Вот и займись с Кузьмой баркасом.
— А людей сколько дашь? Помощники нужны, которые разумение в этом деле имеют, пильщики, да и просто сила нужна. Поди, потаскай такие-то бревна.
— Да всех, кто плотничать умеет, забирай, — отмахнулся я.– Чихотку, Борьку, корабельщиков.
— А избы кто тебе будет рубить? — нахмурился Комков, не одобряющий отвлечение людей от промыслов.
— Какие избы?
— Для города твоего.
Минимализм промысловых посёлков давно сидел в печёнках.
— Избы рубить не надо, — заявил я. — Строить будем из камня!
— Из камня? — Комков нахмурился ещё больше.
— Ну, не всё из камня, конечно, — поправился я. — Перекрытия пусть деревянными будут, пол, лестницы, обрешётка крыши. Но фундамент и стены только каменные, и крыши будем крыть черепицей.
Лёшка кивнул, соглашаясь. Остальные молчали. Я и раньше частенько рассказывал друзьям о всевозможных прожектах, расписывал в красках своё видение будущего, но никто, похоже, не ожидал, что я когда-нибудь всерьёз решусь приступить к воплощению мечты.
— Хочется иметь хоть один приличный город, — объяснил я. — Такой, где хотелось бы жить. Эти деревянные казармы изрядно достали меня. Постоянная теснота, духота, грязь, храп, пердёжь. От стен и лавок несёт тюленьим жиром и гнилой кожей. С крыши капает даже при легком дождике… Нет, здесь мы будем строить с размахом и на века. С канализацией и водопроводом, с мощеными дорогами и обвалованными набережными. И исключительно из камня, и с черепичными крышами! Так будет красиво, а заодно позволит избежать опустошительных пожаров.
— Камень от огня не спасает, — заметил Тропинин. — Питер выгорал только так.
— Это потому что аристократия халтурила или раскрадывала казну, — возразил я. — Им важен был внешний вид. Строили из дерева, а сверху штукатурили под камень. Кажется, сам Пётр и подал пример. На то он и Первый.
— Камня не хватит, — сказал Комков. — Мы уже собрали весь подходящий на добрую версту вокруг. Всё на крепость пошло. То есть камень-то есть, рядом совсем, но его нужно ломать. А нам что ломать, что издалека таскать — разницы никакой.
— С камнем вопрос решим, когда придёт время, — сказал я. — А пока займёмся составлением генерального плана.
Друзья выдохнули с заметным облегчением. Составлением планов я мог, по их мнению, заниматься сколько угодно. Все разошлись по делам, и в корабельной казёнке остался только Тропинин.
Вообще-то в вопросах градостроения мне претило любое планирование. Строгие перпендикуляры Нью-Йорка наводили тоску, а радиально-кольцевая схема Москвы будоражила вестибулярный аппарат. Питер копировать не хотелось, он выглядел слишком официальным, а от казёнщины меня здорово мутило. Амстердам с его каналами больше подходил местному размаху и моим эстетическим представлениям, но рыть каналы на каменистой почве занятие неподъёмное даже для более развитых стран и времён. Мы и единственный ров-то не могли толком закончить.
Всё это было не то. Фронтир не терпел планирования. Города, возведённые по плану, как образец не годились. Куда приятнее гулять по запутанным улочкам средневековых городов. Их кажущийся хаос на самом деле учитывает особенности ландшафта, истории, социальной структуры общества. Планом хорошо лишь слегка причесать то, что сложилось само собой.
Но в моём случае причёсывать нечего — ещё ничего не сложилось. На месте будущей столицы раскинулась, что называется, пересечённая местность. Не пускать же дело на самотёк, выжидая десятки лет, пока в борьбе человека с природой сформируются очертания. По крайней мере, основную концепцию города предстояло придумать.
— С гаванью, допустим, всё ясно. Её окружим набережными.
Я взял обернутый тряпкой кусок графита, который сходил в этом времени за карандаш, и набросал на бумаге эскиз. За образец был взят обобщённый образ городков Французской Ривьеры и многочисленных портов, где мне приходилось бывать в прошлой жизни. Ряд невысоких домов, мостовая, бульвар со скамеечками и пальмами, причалы.
— Пальмы здесь не растут, — заметил Тропинин и выглянул в окошко, как будто желая удостовериться, что не пропустил случайно чего-нибудь финикового или кокосового.
— Посадим что-нибудь вместо них, — отмахнулся я. — Сакуру.
— Сакура пойдёт, — согласился Лёшка.
— Ладно, будем считать, что с набережными разобрались. Променад, мостовая, первая линия. Дальше-то что?
Дальше фантазия иссякла. На бумаге получались проспекты с площадями, какие во все времена рисовали монархи и градостроители, и от чего я как раз старался уйти. Попытка искусственно искривить улицы только ухудшала дело. Беспорядок невозможно придумать. Запланированный хаос — это оксюморон.
— Нет, так не годится, — я скомкал лист весьма дорогой бумаги. — Нужно искать привязку на местности.
