Амстердам стал единственным европейским городом, куда я смог попасть, так сказать, по старой памяти. Большинство городов, где приходилось бывать, я просто не видел с воды. Во всяком случае не видел своды старой застройки. А по водным путям Амстердама пришлось покататься. Несколько центральных каналов не меняли внешний вид на протяжении целых столетий. Менялись лишь отдельные детали, вроде формы и материала мостов. В восемнадцатом веке отсутствовали столбы и провода, ливневая канализация, а вместо богемных дебаркадеров у берегов стояли лодки и корабли. Но подобные мелочи я вполне научился игнорировать.
Пришлось предпринять несколько попыток, прежде чем мне удалось попасть на Сингел возле здания университетской библиотеки. Но уж потом, запомнив место в его нынешнем виде, я перемещался сюда легко. По счастливому стечению обстоятельств в это время Хандбоохдуле еще не стало библиотекой, а использовалось в качестве гостиницы, где я и останавливался теперь при всяком визите. Заодно решился вопрос и с парковкой. За лодкой возле гостиницы было кому присмотреть.
Мой голландский оставлял желать лучшего, по правде сказать я его не знал вовсе, кроме пары приветствий. Но знание немецкого и английского позволяли вести переговоры на должном уровне.
Комплект из фальшивых и настоящих документов, большей частью на русском языке, служил лишь страховкой, так как я не проходил никаких таможен и ворот, а в гостиницах паспортов не спрашивали. Звонкая монета определяла статус и для контрагентов купец из Сибири был отличным и непротиворечивым образом.
Я быстро свёл знакомство с купцами и мореходами из всех семи земель, образующих республику, а со временем совершил несколько коротких путешествий, чтобы расширить географию. По старой привычке я искал чёрный рынок, где можно было сбывать свой товар и покупать колониальный или континентальный по бросовым ценам. И вскоре вышел на столицу североморской контрабанды — порт Флиссинген. Английская гавань этого городка была полна быстроходных тендеров, шхун. Отсюда вели короткие пути в дельту Темзы и графство Кент, а при необходимости во Францию и в Антверпен, который угасал под властью испанцев. Здесь я покупал кофе и тот чай, которого не найдешь в Кяхте. Здесь пытался сбывать шкуры, хотя и не слишком успешно.
В этот раз мне, однако, были нужны обычные вещи, а потому визит ограничился посещением Нового рынка в Амстердаме.
Глава десятая. Торные тропы
Глава десятая. Торные тропы
Трюк с прыжком во времени не удался. Не в физическом смысле — я пробил континуум, как надо, и лодка мягко заскользила по гавани. Но вот с хитрой логистикой не преуспел. С лодки я увидел прежний дикий пейзаж, всё тот же недостроенный форт, к которому добавился лишь небольшой барак и несколько корякских шалашей. Всё тот же «Онисим» на рейде. Ветеран стал еще более потрепанным, но держался на воде, как положено. И только на северном берегу изменения оказались более весомыми — там поднимался остов строящегося баркаса, а рядом несколько верстаков и навесов.
— Во всяком случае корабль не сожгли, а крепость не взяли, — отметил я положительную сторону картины.
Остальные корабли, очевидно, ушли на промыслы. И вместе с ними большая часть народа. Это означало, что мир с индейцами не был нарушен, а если и произошла какая-нибудь заварушка, то победили в ней наши. И замирились, разумеется, иначе Комков не отпустил бы большую часть людей.
На «Онисиме» на бочонке с пресной водой, что стоял у входа в казенку, мирно дремал часовой — кто-то из коряков Ватагина. Туземцев я до сих пор путал. Кроме него на палубе не было никого.
— Все кто есть — там, — махнул коряк рукой в сторону берега. — А другие-то, те на охоте. Калагу промышляют.
Он помог мне перегрузить на корабль мешки с амстердамским товаром, вернулся к бочонку, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и опять задремал.
А я отправился на берег, где лишь утвердился в мрачных предположениях. С таким старанием намеченные красные линии улиц исчезли, будто их стёрли ластиком. Дожди повалили колышки, ветра разметали верёвки и их обрывки висели кое-где на деревьях, точно новогодние гирлянды. Хотя большую часть зверобои, похоже, растащили на собственные нужды, а быть может, догадался собрать Комков. Ожидаемых груд камня и брёвен на строительных участках не оказалось вовсе.
— Глядь: опять перед ним землянка. На пороге сидит его старуха. А пред нею разбитое корыто, — бормотал я, направляясь к крепости.
С каждым шагом во мне поднимался гнев, и я готов был обрушить его на первого встречного. Но таковым оказался Лёшка, который сам набросился на меня.
— Ты где пропадал так долго? — возмущённо спросил он, с подозрением поглядывая на лодку у пристани и на одежду, хотя вряд ли помнил, в чём я был одет осенью.
Вот и ещё один прокол. Местные товарищи давно перестали удивляться отлучкам. Чудеса просто не укладывались в их головах, а раз так, то и не задерживались там надолго. Я уходил на одной лодке, а возвращался, подчас совсем на другой, доставляя нужные вещи, продукты, снаряжение. Если кто и задумывался над странной оказией, то по привычке фронтира молчал, самостоятельно придумывая удобное объяснение. Тем паче, что я был начальником, а у начальников свои пути. Но Тропинин имел иной склад ума и иной багаж знаний. Он не признавал чудес, скептически относился к начальникам и не умел держать язык за зубами.
Праведному гневу пришлось подождать.
— Тут дело такое, — шепнул я, отводя Лёшку в сторону, хотя рядом и так никого не было. — Я ходил в экспедицию.
— Один? — не поверил он.
— Один, — я вздохнул. — Дело в том, что я ищу золото.
— Золото? — глаза у Лёшки вспыхнули.
Как я и рассчитывал, одна причина для удивления вытеснила другую.
— Не хочу вызывать напрасный ажиотаж, — прошептал я. — С этими разбойниками хлопот не оберёшься. Потому ищу золото тайно и всячески путаю следы. О поисках знают только Окунев и Комков. Остальные пусть думают, что я за продуктами ухожу, за снаряжением или просто на разведку.
— Ну и как, нашёл что-нибудь? — спросил он недоверчиво.
— Пока нет, — я опять вздохнул.
— А разве тут вообще есть золото?
— Ещё как есть! Это же Америка!
— Америка, — согласился Тропинин. — Но уже не Юкон и ещё не Калифорния.
— Золото есть везде, — заверил я. — Пусть его здесь и меньше, чем на легендарных приисках, но нам, думаю, хватит на первое время. Чтобы найти место, нужно лишь изучить карту.
— Карту? С такими кружками, обозначающими золото? У тебя что, есть такая?
— Нет. Такой карты у меня нет. Но даже обычные названия о многом могут поведать. Скажем, посёлок Алмазный в Якутии, или станция Платина на Урале. Думаешь, их так для красоты нарекли?
— А здесь?
— На карте есть речушка — сказал я. — Она называется Голдстрим.
— Может это фамилия такая, — возразил Лёшка. — Мало ли тут пионеров высаживалось? Может, потонул какой из них в той речушке?
— Может, и пионер потонул, — пожал я плечами. — Хотя надо быть сильно пьяным, чтобы в таком ручье утонуть. Нет, там точно золото где-то.
Я и правда ещё осенью пару раз украдкой пытался намыть золото на этой речке, но то ли навыков недоставало, то ли удачи, то ли место я выбрал не то… Так или иначе все поиски окончились без результата. Зато теперь эта тема пригодилась как прикрытие долгих отлучек. А если что, можно и Лёшку отправить на поиски. Он вполне способен увлечься поисками богатства. Заодно и докучать мне вопросами перестанет. Стоило, пожалуй, об этом подумать.
Пока же меня волновало не золото и не вопросы Тропинина, а разруха, которую я застал на месте столицы.
* * *
— Никто не хочет камни таскать, — пожаловался Комков.
Мы втроём уселись вокруг очага в пустом бараке крепости. Кусок оленины был нанизан на старую сломанную саблю. С мяса в огонь изредка капал жир, вызывая треск и брызги. Здесь же рядом грелся медный чайник.
