— Ай! — из темноты приямка выметнулся парень в спортивных штанах, бросившийся в сторону выхода, но, в последний момент замерший в нерешительности перед горящим порогом бокса.
— Прыгай, дурак! Прыгай, а то сгоришь! — парень метался перед огнем, пока я не навел на него ствол ТТ: — Прыгай, а то убью!
Я выстрелил поверх головы жулика и он, от испуга, пригнув голову, решился, разбежался и прыгнул, перемахнув через пламя, но попав в мои объятия.
— Это что? — я подтащил парня к большой канистре, стоящей в соседнем гараже.
— Бензин.
— Взял и лей на машины.
— Ты что? Меня же пацаны замочат.
— Лей, я сказал, считаю до трех, два уже было. — я злобно оскалился под вязаной маской с дырками для рта и глаз и сильнее вдавил стволом пистолета в худой бок парня.
— Ладно, ладно. — жулик открыл крышку и стал поливать бензин на колеса автомобилей, а потом, в разворота, плеснул на меня вонючей жидкостью розового цвета — я успел отпрыгнуть, но часть бензина попала на штаны и стоптанные тапочки-«шанхайки», оставшиеся от старой жизни.
— Сука! — я со злости выстрелил два раза в спину удирающего в сторону сторожки парня, но яркий свет прожектора бил прямо в глаза, мне кажется, что я его зацепил, но полной уверенности у меня не было.
Я поднял толстый кусок ствола тополя, используемого кем-то из жуликов в качестве табурета и, размахнувшись, хекнув, бросил его в забытый всеми мангал. Конструкция на ржавых ножках, не выдержав удара массивного полена, опрокинулась, рассыпая на мокрый асфальт подгоревшие куски мяса на шампурах и раскаленные угли и через секунду обе транспортные единицы банды уже коптились в языках жаркого пламени.
Глава 12
Глава одиннадцатая.
Бунт на корабле.
Август 1993 года.
Локация — Дорожный район.
Следовало немедленно эвакуировать мою тушку подальше отсюда. Я не сомневался, что сотрудники медицинского вытрезвителя, что столпились на крыльце своей конторы, расположенной в пятидесяти метрах от въезда в гаражный кооператив, и тыкали пальцами в сторону отсвета разгорающегося пламени, не бросятся на поиски неизвестного стрелка, но позвонить в РОВД и «огнеборцам» они были обязаны.
Убрав разряженный пистолет в потертый пакет, я взял в руку второй, с полной обоймой и двинулся по шпалам железнодорожного пути в сторону областного суда.
— Фу, Паша! Куда ты опять залез? — экипаж «Ниссана» при моем появлении, вместо оды радости, начал старательно чихать (волосатый предатель) или старательно зажимать носик (тоже мне, принцесса инкогнито).
— Ну в чем проблема? Немного пахнет бензином… Ладно, уговорила. — я скинул с себя черные спортивные штаны из тонкого трикотажа, носки и китайские тапочки, которые отнес в стоящий рядом мусорный контейнер, забитый бумажной макулатурой из областного и районного судов.
— Довольны? Можно ехать? — я поставил босые ступни на педали и недовольно поморщился — касаться пятками жесткой, рифленой резины было неприятно.
— Ну, еще пахнет…
— Я ноги не могу отстегнуть. — я фыркнул: — Окошко открой по шире и все нормально будет. Все, поехали.
Двумя часами позже.
Локация — дача Громовых — старших.
Я сидел на деревянной веранде, глядел на висящие в черном небе, яркие звезды и слезы ручьем катились по моему лицу. Лежащий в моих ногах черный пес, периодически вставал, лизал шершавым языком мое лицо, тяжело вздыхал, и снова валился тяжким грузом на мои ступни. Ничего не понимающая Наташа уже дважды пыталась увести меня спать, но я досадливо отмахивался, и она отступала.
А я не мог остановиться — от осознания того, что у меня есть еще какая-то жизнь, кроме моего бродячего существования, которое до недавнего времени я считал единственным возможным для меня. Оказалось, что я не одинок в этом мире, что есть люди, которые всегда рады меня видеть, что бы со мной не случилось, которые сделают все возможное, чтобы помочь мне, чтобы со мной не произошло. А в дальней комнате, на небольшом диванчике, спит незнакомая мне девочка, похожая на меня только глазами, которая является моим продолжением и которая в этой жизни может надеяться только на меня. Пробило меня фотография в альбоме, который я украдкой взял посмотреть с полки шкафа. Моя дочь, с испуганными глазами, стоит в ряду детей, облаченных в блеклые, казенные платьица и рубашки. Моя дочь «праздновала» последний Новый год в детском доме! Я не помню, как я такое допустил, но я не мог себе, нынешнему это простить.
Наше ночное вторжение было воспринято, как, само собой, разумеющееся. «Блудный сын» нашел время, и ненадолго появился у родителей, оставив на время в сторону свои засады, погони, допросы и бумаги, а значит…
На стол было выставлено все из холодильника, нам постелили свежее белье в гостевой комнате, сообщили, что будут рады, что Наташа «подышит свежим воздухом и полакомится ягодой». Вопрос, могу ли я оставить Демона был встречен более прохладно, так как хитрый пес все равно находил дырки в заборе, а коровы, которых он гонял, и злые деревенские пастухи, обещавшие его пристрелить, никуда не делись. И все было хороша, пока мне не попался на глаза тот злосчастный фотоальбом.
— Наташа, все нормально. Я сейчас приду. Просто муха какая-то в глаз попала. — я поплескал на лицо водой из бочки и поплелся в сторону, чернеющего на воне посветлевшего неба на востоке, огромного дома, сопровождаемый радостным Демоном — завтра был трудный день. На завтра я запланировал возвращение к сознательной трудовой деятельности.
Следующий день
Локация — Дорожный РОВД.
Сказать, что я робел, входя в полутемное здание Дорожного РОВД — это не сказать ничего — слишком свежо были воспоминания, как меня запинывали в помещении дежурной части, а потом волокли за ноги в черный, не освещенный подвал. Я с трудом выдержал дружеские подколки и похлопывания парней в голубых рубашках, куривших на крыльце, что живо интересовались, как я погулял в отпуске и сколько пропил денег во время отдыха.
Пробившись через весело-гомонящую толпу, я неуверенно кивнул сержанту, сидящему за огромным стеклом, отделяющим «дежурку» от прохода в райотдел и медленно, как на лобное место, двинулся по длинному коридору, подобно провинциалу на улицах столицы, испуганно читая таблички на кабинетах, здороваясь со всеми встречными.
Перед черной, оббитой кожей, дверью, со зловещей табличкой «Начальник уголовного розыска», я остановился, глубоко вздохнул и, как с пирса в глубину, стукнул по косяку и шагнул вперед.
— Добрый день? — я осмотрелся и плюхнулся на один из стульев, выстроившихся по периметру просторного кабинета.
— О, Володя, смотри, кого к нам занесло попутным ветром. — сидящий за столом черноглазый, смуглый мужик, с густыми усами, подернутыми первой сединой, усами повернулся к кудрявому здоровяку, обложившемуся горой бумаг с торца стола.
— Ты чьих будешь, смерд? — заговорил кудрявый цитатой из какого-то исторического фильма.
— Исполать тебе, служивый! — я, ерничая, совершил поясной поклон. Почти коснувшись рукой пола: — Человек я государев, при Разбойном приказе обретаюсь…
Видимо у кудрявого здоровяка знания старорусского языка ограничивались уже произнесенной фразой, поэтому он что-то недовольно буркнул и уткнулся в свои бумаги.
— Ты где был, Громов? У тебя же…- черноусый судорожно листал потрёпанный ежедневник: — Во! Ты еще месяц назад должен был к работе преступить. Где шлялся?
— Болел…. Сильно очень. — я виновато понурил голову.
— Бухал ты, а не болел. Иди теперь в кадры, пиши рапорт на увольнение — не хочу я больше тебя покрывать, задолбал ты уже меня своими выкрутасами. Скажи, Владимир Николаевич? — усатый повернулся за поддержкой к кудрявому, как я понимаю, исход из записей в моем ежедневнике, который я усердно изучил, заместителю начальника уголовного розыска.
