есть шанс!
— Ты чё, пацан? Что за тоска в голосе? Ну-ка отставить уныние! Выше нос!
Ты ударил Отца глубин. Думаешь тебе это простят?
— Да ну, фигня какая!
Люди касты глубиг — неприкосновенны. Никто не имеет права поднимать на них руку. Даже когда приходят чужие люди войны, они их не трогают! Говорят ... что даже пожирающие плоть их не обижают.
— Что за пожирающие плоть?
Меня окатило волной страха.
Зря я про них вспомнил! Они — табу!
— Табу? Ну, ок, потом как-нибудь расскажешь. А пока... Не писай в рюмку, салабон! И даже мысли не допускай, что шанса нет. Решение есть обязательно. И наша задача — его найти. И реализовать. И на всё про всё у нас с тобой времени, до сезона штормов. Задача понятна? — и, не дождавшись ответа, сам себе кивнул. — Значит работаем.
* * *
— Ты в порядке?
— О чём ты? Переживаешь, что я проиграл Хо́ри? Ему просто повезло, пусть пока порадуется.
— Я думала это из-за того удара...
— Да-а-а... Проклятая земляная крыса подловил меня исподтишка ... Ну ничего, сначала он получил свое от меня, а сейчас ещё и люди дяди Ману его ищут.
— Так его ещё не поймали?
— Пока нет... — в голосе говорившего послышалось раздражение. — Наверняка его духи леса уже сожрали.
Началось всё с того, что я вспомнил о бананах, которые, по словам Хеху, тот собирал. Оказалось, что неподалеку от юго-восточной оконечности рифа есть небольшая, мало кому известная рощица. Не знаю, насколько правильно называть «рощей» траву, но не заросли же? Короче, люди касты земли туда не наведываются, поскольку это за пределами плато и близко к «большой воде». А люди касты воды вообще в лес не заходят.
Хеху набрёл на них как-то во время своих «прогулов» на отцовской делянке. Кстати, выяснилось, что это не единственное место, где растут бананы, но другая «плантация» известна в его касте, и там тоже всё поделено.
Естественно, пройти мимо такого «подарка» я не мог. Сразу после лёгкой дневной тренировки — на этот раз не убивался — я собрался, и потрусил уже в знакомом направлении.
Идти старался не по старой дороге, а чуть выше в гору, чтоб не натаптывать тропу — мало ли кто на неё может наткнуться. С собой тащил свежесделанное копье — насаженный на бамбучину, в мой рост, наконечник, накрепко примотанный импровизированными веревками, и длинный, почти двухметровый гарпун, сделанный из того же бамбука. Наконечником служила стенка этого же стебля, обрезанная, и с вырезанными зубцами.
Гарпун я прихватил в надежде разжиться ещё и рыбой. Там, где я обретался — у крутых восточных склонов вся более-менее крупная рыба ходила очень глубоко. И пока я не придумаю что-нибудь заместо гарпунного ружья, добыть её мне не представлялось возможным. А вот в той части лагуны, что граничила с течением... Вполне могло водиться что-нибудь, что я смогу достать с берега. Разве что вылезать на риф — это обнаружить себя. Но в том то и дело, что как раз в том месте, где я впервые осознал себя в теле Хеху, риф немного «заходил» на восточный берег, и с основного пляжа его было не видно.
Бананы я нашел. Пяток крупных толстых стеблей с гроздьями каких-то странных, не сильно похожих на то, к чему привык — меньше, тоньше, а ещё, оказалось, они содержат семена. К тому же на вкус — менее сладкие и более мучнистые. Наверно, предок современных мне. Ну что ж, надо радоваться и этому!
Прихватил с собой пару гроздей — связал тонкой бечевкой, перекинул через плечо и отправился по знакомому Хеху пути к аппендиксу лагуны.
Там-то я и услышал голоса.
— Ладно Айха, довольно про этого безродного. Лучше скажи, ты уже предупредила отца, что хочешь пройти Испытание?
Я аккуратно выглянул из-за широких, зубчатых листьев.
Ага! А я тебя знаю! Твой папаша получил от меня хорошую плюху в нос. Как там тебя? Кай кажется? Давешний мой кучерявый противник развалился на песочке, затылком к зарослям, разглядывая четверку плещущихся на мелководье сверстников: троих пацанов и девчонку, наверно — тех же самых, что и в прошлый раз.
Рядом расположилась девушка, кажется та, из-за которой прошлый раз спалился мой реципиент. Она сидела боком к лесу, подобрав под себя ноги, повернувшись лицом к парню.
Блин, какая же она красивая, ничего не скажешь! Длинные, тёмные волосы доставали до лопаток. Лицо, в отличие от почти круглого как тарелка лица Хаэаты, скорее вытянутый овал, с ямочками на щеках и длинными скулами. Я бы даже сказал — утончённое. Брови вразлет, длинные ресницы, тонкий носик, сочные губы. Эх-х-х... За грудиной сладко засосало... А ещё она совершенно не закрывала грудь. И за эту грудь легко можно было отдать ... да что угодно отдать! Лишь на крутых бедрах легкая тканная повязка, эдакое «мини». Я непроизвольно облизнулся — даже в лучшие свои годы таких красавиц в живую не видел, только на обложках «мужских» журналов, контрабандой просачивавшихся в кубрики и безжалостно изничтожавшихся замполитами.
— Пока нет, — недовольно дернула щекой девушка.
— А если не отпустит?
— И что? Можно подумать, я его послушаюсь? — она недовольно тряхнула головой. — Знаю, что он мне готовит. Хочет, чтоб я вышла за Ка́ури или Танэ́, говорит, что когда-нибудь один из них сменит его, и тогда я буду женой отца войны!
Информация, похоже явилась неожиданной для парня.
— Они? Но ... — он даже сел, развернулся к собеседнице, — ведь дядя Ману правая рука твоего отца? Разве не он станет его преемником?
— Твой дядя не сильно младше отца, — словно поясняя прописную истину усмехнулась девушка, — когда отец отойдет от дел, твой дядя будет тоже уже не молод. А Танэ, к примеру, всего на пять лет старше нас с тобой.
Парень ответил усмешкой на усмешку, откинулся обратно.
— А ты, значит, не хочешь становиться женой одного из них?
— Вот ещё, — Айха, кажется так её звали, повела плечами, — нарожать кучу детишек и погрязнуть в готовке, стирке и вечной приборке дома?! Да я лучше стану человеком глубин, ловцом жемчуга, свободным и независимым. Смогу покупать себе что захочу — украшенья, что привозят торговцы, носить тонкие ткани, смогу каждый день лакомиться сладкими орехами...
— Думаешь, твой будущий муж не сможет
