— А ну как, царь осерчает на наше самоуправство?
— Обязательно осерчает. Только вот, времени сделать что-нибудь серьезное у него как бы и вовсе не будет. Сам прикинь: царских стрельцов в распоряжении Тита Прокопьевича едва полсотни наберется. В окрестностях тоже войск — не густо. А кто есть, должны свои города сторожить. Чай про то, что вороги готовятся напасть не одни мы знаем. Значит, собрать карательные войска царь только где-нибудь под Москвой сможет…. А и там не сможет. Татары, однако. Войску припасы нужны будут. Где он эти припасы в разоренной земле добудет? Да и Москва пожжена сильно. Правитель в первую голову должен думать о восстановлении столицы. Окраины же — по остаточному принципу. Иначе и до бунта недалеко. Опять же время. Пока гонцы от воеводы нашего с грамотой о сотворенном нами до Москвы доскачут. Пока дума погудит и приговорит. Пока войско собирать будут. Если будут, конечно. Наступит уже глубокая осень с раскисшими дорогами или и вовсе зима. Зимой же большую рать в нашу Тмутаракань посылать — никаких врагов не надо будет. Сами по дороге от холода и бескормицы сгинут. Маленький же отряд твоим людям не страшен. Мы их вон сколько оставляем. Да и наибольшего ты над ними толкового поставил. Толкового же?
— Мишку? — Вспомнив оставленного за начальника приятеля, Андрей невольно улыбнулся. — Еще какого толкового.
— Ну, вот. Да и не будет никакого карательного похода. Помяни мое слово. А чуть льды растают, тут уж мы и возвернемся за оставшимися.
— Да понимаю я все. — Андрей машет рукой. — Просто на душе сумрачно было. Родные люди все же. А ты как, с батюшкой своим списался?
— Как раз перед тем, как отплыть в первый раз. Отписал все честь по чести, как Шуйские отряд отправили, чтобы меня, маленького до смерти прибить. В красках описал, как мы, животов своих не жалея, побили татар бессчетно. Точнее, двадцать тысяч.
— Так вроде их было же всего тысяч восемь? Как ты их двадцать умудрился набить?
— Было восемь, а набил двадцать. Чего их, басурман то, жалеть. — Слова великого полководца оказались как раз к месту. — А еще в тех же красках описал, какие великие ценности планирую в новых землях добыть на благо нашего царства — государства.
— А ты планируешь? — К какой части моего высказывания эти сомнения? К части про добычу ценностей или что на благо царства, а не себя лично? Но ответил твердо и уверенно: — Планирую всенепременно.
Так за дружескими разговорами, а к нам периодически присоединялись и Семка с Борькой, и Бельский, и родичи Андрея, мы и миновали пролив Каттегат с его островами и узкими протоками. Датчане в этот раз отметились куда солиднее: вместо невнятной лоханки размером едва крупнее вельбота навстречу нам параллельными курсами вывернули два вполне себе корабля. Не знаю, как называется этот тип судов, но на ум приходит слово «фрегат». Хотя это, вроде, из более поздних времен. А сейчас в ходу флейты, каравеллы, каракки и тому подобное. Но не суть, главное, что встреченные кораблики по нынешним временам вполне серьезные. Впрочем, для нас все закончилось вполне себе благополучно: погавкались через рупоры с нами и между собой, поглазели и отвалили куда-то, приняв крепчающий ветер в паруса.
— Слушай, — озвучил только что возникшую у меня мысль. — А вы чего с датчанами не договоритесь? Они же, вроде, со шведами как кошка с собакой?
— Да мы пытались. — Плещеев разочаровано машет рукой в мою сторону. — Ни бе, ни ме в ответ на наши предложения. Может, подношения какого ждали, а может мы рылом не вышли. Мы же по ихнему простые служилые рыцари. Едва ли не крестьяне — бонды.
— Хуже если они уже против вас сговорились.
— Это да! Но, вроде, никаких слухов про подобный союз не слыхать было. Все же склоняюсь к мысли, что просто нужны были дипломаты от государя. Только ему, видимо, сильно не до нас.
Вот так всегда. Едва собирается где мужская компания, обязательно разговор или о бабах, или о политике. Но Плещеева хоть понять можно, его эта политика прямо касается, не то что «Гранд политик» в кухонных разговорах алканавтов будущих времен.
Пролив Скагеррак. Самое его окончание, где выход на морские просторы невооруженным глазом уже почти виден. Наш флагман несколько оторвался от основной эскадры. Все же усталость магов на тех кораблях имеет место быть. И не помогает до конца работа посменно с напарником, к концу смены сил оказывается заметно меньше, чем в самом ее начале.
— Корабли по курсу! — Раздается с мачты громкий крик впередсмотрящего.
— Курс на встречные корабли. — Андрей мгновенно ориентируется в сложившейся ситуации. Если это враги, с его магическим двигателем без проблем свалить, утянув за собой с курса товарищей погоню. В боевые схватки нам сейчас, будучи едва не по палубу загруженными переселенцами с их бабами и детьми, вступать противопоказанно.
— Красные флаги на мачтах. — Новый крик впередсмотрящего. Не шведы. Датчане или кто из Ганзы. Не успели вздохнуть с облегчением, что все обошлось, еще одно уточнение: — у флагштока корона и два белых креста друг над другом. Гданьск, поляки.
Вопросительно смотрю на товарища:
— Андрюша, не прояснишь мои сомнения? Вы же, кажется, сожгли все гданьские верфи и корабли? Откуда ж тогда такое чудо? Аж двенадцать полноразмерных корабликов с пушками? У шведов было немногим больше.
— Про пушки пока неведомо. Но да, сам удивляюсь. Если только это совместный флот Ганзы вывесил такие флаги. А что, имеют право. Гданьск — один из членов союза.
— Как думаешь, это они нам так войну объявляют?
— Может. Хотя, вряд ли. Больше похоже на пиратское действие. Потопят, а море следы скроет.
— Думаешь, смогут?
— Это мы еще посмотрим. — Огонь вспыхивает в глазах флотоводца. — Лево на борт! Курс на два пальца от вон того мыса.
Медленно, невыносимо медленно развивается ситуация в парусных морских сражениях. И даже если одна из сторон в качестве основного движителя оснащена не парусом, а намного более прогрессивным магоприводом, все равно медленно. Андрей только скомандовал удалить с палубы всех гражданских и надолго застыл в молчании, примеряясь, успеем ли мы проскользнуть между берегом и навалом из вражеских кораблей по правому борту. Да! Именно вражеских, так как они все вдруг сменили курс, пытаясь перехватить наш корабль до того, как он выскользнет из сковывающего его движения пролива.
На ближайшем корабле противника вспухли дымные облачка. Черненькие точки ядер описали дуги, зарывшись в морские волны за пару сотен метров до нас. Теперь им перезаряжаться минут пятнадцать, а то и все полчаса. Наши пушки, кардинально улучшенные Годуновым перед этим походом, вполне могли достать до врага, но Плещеев медлил с открытием огня. Наконец, решившись, скомандовал:
— Правый борт, огонь!
Поддавшись общему куражу, выпускаю во врага феникса. Не в ближайший корабль, его, я думаю, хорошо приложит пушечным залпом, а в тот, что за ним. Авось долетит. Нет, над сушей бы долетел непременно, но тут, над враждебной стихией, моей энергии может и не хватить.
Вдали, над кораблем врага в клубах дыма разлетаются обломки рангоута. Крики раненых доносится до нас сквозь восторженные вопли наших матросов. И как-то совсем незаметно из-за туши ближайшего противника, взрывается тот, что за ним. Феникс долетел. Частью потока своего сознания проследил его полет до приоткрытой дверцы крюйт-камеры. При прочих ситуациях направил бы огненную птичку до бочонка с порохом возле какой-нибудь из пушек, но тут сам противник нам сильно подыграл, не став запирать свой пороховой склад. И да, впервые в этом бою я воспользовался своим предвидением: феникс мчался прямой наводкой к крюйт-камере, словно я знал ее расположение, ни разу не запутавшись среди затемненных корабельных перегородок.
Проскользнули. Отделались незначительными поломками от двух попавших в нас ядер и одним раненым матросом. Светла уверяет, что через три дня тот будет бегать, как новенький. Вражеские корабли, разъяренные гибелью одного своего корабля и сильными повреждениями двух других, упорно старались нас настичь уже в открытом океане. Наконец, решив, что уже достаточно оттянул врагов от основной эскадры, Плещеев добавил хода и легко оторвался от преследователей, взяв курс на Исландию. Там заранее была назначена точка встречи на случай отрыва какого-либо судна от основной массы кораблей.
