Вот колышком по головушке и прилетело.
Дубинка сбила с меня фуражку, чуть уха не лишила и на правое плечо со всего маху приземлилась.
Левая рука после немецкого снаряда у меня ещё до конца не отошла, а сейчас и правая плетью повисла.
Ладно рука, перед ней голове всё же не слабо досталось. Уже теряя сознание, заваливаясь назад, я на рефлексах правой ногой ударил напавшего на меня.
Бузники ногами не бьют, они ногами убивают…
Глава 38
Глава 38 Городовой
Как это банально не звучит, но рано или поздно количественные изменения переводят объект в новое качество…
Так и с моей головой случилось. Не отошла она ещё от сотрясения разрывом германского снаряда, как по ней колом прилетело. Раньше бы я такое и перенёс, а сейчас — вырубился.
Успел ещё ногой нападавшего ударить, но это уже на автопилоте. Так бы мой друг Мишка выразился.
Впрочем, мужику и этого хватило. Бузники ногами не бьют, они ими убивают…
Видно, кто-то там наверху в этом мире Ивана Ивановича Воробьева продолжал хранить. Из-за угла весьма кстати городовой показался. Настоящий. В мундире. Во Львов из России присланный. Все, и львовская публика, и приезжие хорошо знали, что такой шутить не будет, не то что местная опереточная милиция.
Почему опереточная? Всё просто. В местную милицию, Городскую гражданскую стражу, после того как в городе не стало австрийских полицейских, записывались ремесленники, мелкие торговцы, чиновники, оставшиеся без работы. Были среди милиционеров так же артисты театра и оперетты. Поэтому и милицию называли опереточной. Одеты милиционеры были в гражданские костюмы, у кого что имелось, носили повязки на рукаве и саблю на боку. Почтения и уважения эти милиционеры у населения не вызывали.
Одергивали представители Городской гражданской стражи кого-то редко, приказывали — того реже, не особенно настаивали на исполнении своих распоряжений, а сабли из ножен никогда и не доставали. В ножнах у них пауки себе гнёзда свили…
Этот же городовой не проробел. Как же — человека в российской армейской шинели, по виду совсем не нижнего чина какой-то местный житель по голове дрекольем ударил и ещё три подозрительных личности ему на помощь бегут. Причем, не нашему военному, а самому что ни на есть разбойнику.
Время сейчас не мирное, в городе много плохого творится, полномочия у городового самые широкие.
Револьвер системы Нагана русского производства не подвёл хозяина. Это агенты полиции сейчас вооружены английскими револьверами «Веблей» полицейского образца, а у него — оружие от отечественного производителя. Надежное и не раз в деле проверенное.
Пусть и в солдатском варианте, который не может стрелять самовзводом, но убойная-то сила от этого не страдает.
Впрочем, городовой смертоубийство и не думал учинять. Два лица мужского пола по пуле в ногу получили, а тётка в возрасте, не знал городовой, что это — Мадам, умнее их оказалась и при первом же выстреле развернулась и подобрав юбку быстро-быстро с места происшествия стала во всю прыть улепетывать.
— Ваше благородие…
Городовой потряс лежащего на мостовой военного.
Два просвета на погоне, две звезды.
Коллежский асессор, это как капитан, а к офицерам от прапорщика до капитана положено обращаться — «ваше благородие». Если бы городовой к подполковнику или полковнику, что сейчас с разбитой до крови головой перед ним лежал, обратился, то именовать того бы правильно было — «ваше высокоблагородие».
Иван Иванович Воробьев до высокоблагородия ещё не дослужился. Тем более — до вашего превосходительства, как генерал-майоров и генерал-лейтенантов называют, а до вашего высокопревосходительства ему как до Китая… ползком на четвереньках. Причем, задом наперёд.
— Ваше благородие…
— А…
Я глаза открыл.
Сверху над моим лицом усатая морда нависла. Наша. Такую ни с чем не спутаешь.
— К доктору бы Вас надо…
— Сам доктор.
Я попытался сесть.
К моему некоторому удивлению — даже у меня получилось.
Вытер кровь на лице. Потрогал ухо.
Больно… Шишка ещё…
Городовой помог мне подняться.
Метрах в пятнадцати, может чуть дальше, на мостовой лежа, своими подвываниями внучок-сученок, а так же и неизвестный мне мужик, тишину нарушали. Городовой им помогать не торопился. Только иногда хмуро поглядывал.
Да, недалеко ещё и труп лежал. Совершенно без признаков жизни.
Ну, бузники же, он ногами не бьют…
Недавно ещё улица была совершенно пустой, а сейчас на ней и народ появился. Любопытствующий. Как же — стреляли…
— Разойдись! — гаркнул мой спаситель.
Публика подчинилась, начала на глазах рассасываться.
Ну, со стражем порядка у нас не забалуешь…
А, вот и местная милиция появилась. Городовой каждому нашел дело, в том числе и сопроводить меня в сторону медицинского учреждения. Оказывается, буквально за углом тут имелась популярная частная медицинская практика.
Перевязаться мне сейчас не мешало. Я не стал возражать к захромал по указанному направлению. Интеллигентный молодой человек с повязкой на рукаве и постоянно придерживающий рукой мешавшую ему саблю был выделен мне в сопровождающие.
— Вот как Львов гостей встречает… — криво улыбнулся я милиционеру.
— Извините… — виновато заморгал мой сопровождающий.
На его лице была написана вся мировая скорбь…
Глава 39
Глава 39 В Санкт-Петербург
Что-то мне опять плохо стало…
Видно, на одном адреналине я за Мадам и её спутниками бегал. Вернее, не бегал, а ковылял, но и это здоровья мне не прибавило.
Ещё и по своей глупой головушке в очередной раз получил. Скоро, подводя итоги дня, буду я сам себе обязательный вопрос задавать — перепало мне сегодня чем-то по голове или нет? Или утром гадать — встретится с чем-то тяжелым в течение дня моя черепная коробка или минет меня чаша сия?
Вот до чего дело дошло…
Рану на волосистой части головы мне перевязали, даже пару швов наложили. Счёт ещё предъявили. Причем, не в российских рублях, а в австро-венгерских кронах. Куда теперь рубли во Львове? Русская армия уходит, австрийцы возвращаются, вот и доктор, что мне помощь оказывал, уже в новых реалиях сориентировался.
Крон у меня не было. Откуда они возьмутся? Рассчитался рублями, хотя и мог местного врача в оборот взять. Что за дела-то такие? Мы ещё здесь, а он с меня кроны требует?
Честно говоря, не до выяснения отношений мне было. Опять вся левая половина тела у меня как свинцом налилась, заболела левая нога и рука с той же стороны. Хорошо, правая рука отошла после удара. Ничего у меня оказалось не сломано.
Местный милиционер, что городовым мне был в помощь приставлен, извозчика мне нашел и тот на вокзал меня доставил. Извозчик кроны не потребовал, российскими деньгами удовлетворился. С поклоном от меня полтинник принял с изображением Николая Александровича. Серебро, оно и в Африке — серебро, а не какая-то бумажка.
Я посмотрел на часы.
Да уж…
Времени-то с того момента, как я покинул перрон, всего ничего прошло. Час с небольшим, а я и в переплёт попасть успел, по голове получить удосужился, фуражку потерял и в сей момент чепцом Гиппократа народ на перроне пугаю. Почему-то именно такую повязку мне местный доктор наложил. Видимо, приверженец он старой школы и практикует классическую десмургию.
— Иван Иванович, а мы Вас потеряли…
Знакомый санитар меня за рукав шинели тронул.
— Всех наших уже погрузили, а Вас только нет. Санитарный поезд вот-вот отправится…
Ишь, потеряли они меня… Заботливые какие…
Тут мне ещё сильнее нехорошо стало. Совсем даже плохо.
Смутно помню, как в вагоне очутился.
— Куда хоть нас вывозят? — только и хватило сил у соседа по вагону спросить.
Вот как-то, непонятно и зачем, захотелось мне про это узнать. Лежал бы и лежал, какая мне собственно разница? Эвакуируют из Львова и хорошо, не оставили на перроне…
