явно злилась. Причем, злилась очень сильно. Вот об этом и говорю. Не девка, а настоящий солдат. Первый солдат моей армии.
— Да почему я скотина-то? — Подошел совсем близко и присел на корточки. — Ты вообще не можешь подняться?
— Нет, блин! Мне просто очень нравится сидеть в грязи! Я же не человек, а свинья! — Огрызнулась Селедка.
— Знаешь, что? — Меня, честно говоря, тоже сложившаяся ситуация начала бесить, — Ты не свинья, а змея. Ползи вот теперь в сторону лагеря.
Я хотел встать и отойти, но Тупикина ухватила меня за руку.
— Петя, извини. Не обижайся. Правда не могу подняться сама. Помоги.
— Давай мы поможем Лене, потом отведем ее к корпусу, а сами прогуляемся. — Раздался вдруг совсем рядом голос Фокиной. Как она подошла, я не слышал от слова «совсем». — Здо́рово я придумала?
Маша улыбнулась, сильно напоминая мне носителя искусственного интеллекта. Слишком радостной была эта улыбка. Неестественно радостной. Это лишний раз подтверждало мою уверенность, что сознание Фокиной находится под чужим контролем. Мышцы лица еще плохо слушают приказы серого вещества.
— Отлично… — Протянул я. Хотя ни черта отличного в сложившейся ситуации не было.
Все дальнейшее действо сильно напоминало мне сцену из старых фильмов, которые, благодаря экспериментам начальника тюрьмы, мы были вынуждены смотреть наряду с походами в библиотеку. В отличие от книг, их приходилось читать ежедневно, кино нам крутили один раз в неделю. Для этого в каждой камере был установлен плазмовоспроизводитель. То есть хочешь, не хочешь, а приходилось два часа пялиться на экран, где шел какой-то особо поучительный фильм с особо поучительным смыслом. И никуда не денешься. Некоторые, кстати, я смотрел с удовольствием.
Так вот сейчас, обычный поход за пределы лагеря превратился в сценарий кино. Ну… Ладно. Может, и не совсем обычный, так-то я собирался под пытками узнать правду у псионика, сидящего в Фокиной. Однако все равно подобных сложностей не ожидал.
Когда стало понятно, что Селедка реально не может принять вертикальное положение сама, ухватил ее под руку, помогая подняться. Она закинула эту руку мне на шею, и мы отправились обратно в лагерь. Я мысленно проклял все. А в первую очередь, саму девчонку. Как можно было вывернуть ногу, изображая, что вывернула ногу. Это просто анекдот.
Тупикина висела на мне соплей и периодически тихо ойкала. Но при этом героически терпела боль. А ей действительно было больно. Зубы она сцепила так, что было слышно их скрежет. В какой-то момент я даже ждал фразу, наподобие: «Командир, брось меня, спасайся сам». Такое выражение лица было у этой девчонки. Поэтому и вспомнились старые фильмы о войне и подвигах.
Рядом шагала Маша. Вот ей точно все происходящее было глубоко по хрену. Она просто тупо смотрела вперед. В одну точку. Ничего не говорила. Подругу никак не поддерживала. Ну, это понятно. Сейчас для Фокиной Селедка — вовсе не подруга. Потому что Фокина — вовсе не Фокина.
Минут пять мы лезли через дыру в заборе. Селедка сама этого сделать не могла, приходилось ее подпихивать сзади. Естественно, так как Маша особого стремления помочь не проявила, выполнял функцию толкача я. В итоге Тупикина повернула ко мне раскрасневшееся, смущённое лицо и предложила, чтоб я вылез первый, а потом уже оттуда, со стороны лагеря, помог выбраться ей.
С горем пополам вытянув Селедку, я снова подхватил ее и мы двинулись в сторону корпуса.
— Ванечкин, ты очень… добрый. Не ожидала даже. Ведешь себя, как настоящий рыцарь. — Выдала вдруг тихо Тупикина и опять залилась краской.
Я от неожиданности так растерялся, честно говоря, что чуть не запутался в своих же ногах. Просто за всю мою очень долгую жизнь никто никогда не заподозрил меня в доброте. Поэтому я не имел ни малейшего понятия, как реагировать на эти слова Селедки.
— Добро нужно причинять неожиданно. Чтобы увернуться не успели…
Ляпнул первое, что пришло в голову и ускорился, дабы быстрее оттащить Тупикину в спальню девчонок. Меня как-то сильно настораживало, что ее лицо каждые пять минут становится пунцовым.
Однако, хрен мне, а не выполнение намеченной цели.
Мы уже были недалеко от корпуса, когда вдруг вдалеке послышался треск и топот. Будто стадо лосей ломится, ей-богу. Причём лосей обезумевших, которые вообще не понимают, куда бегут. Затем послышался голос Константина Викторовича. Слов пока разобрать не получалось, но Прилизанный был явно чем-то сильно возмущен.
Ситуация складывалась патовая. Ночь. Стою я, на мне висит Селедка. Рядом лупится в темноту Фокина. И мы явно находимся совсем не там, где должны находиться. Объяснить разумно наше появление посреди лагеря вряд ли получится. Это не про лунатизм Мишина рассказывать.
Решение было принято моментально. Я схватил Тупикину на руки. Одним движением. А потом со словами: «За мной!» прыгнул в кусты. Слова, естественно, предназначались Маше. У Селедки и без того не было выбора.
Если честно, «прыгнул»— это громко сказано. Со стороны мои действия смотрелись вовсе не так, как могли бы, учитывая, что Ванечкин далеко не атлет. Я больше напоминал какого-то безумного орангутанга, который в два прыжка, вылупив глаза, сбивая на ходу листья кустов, попадающихся под ноги, перескакивая корни, торчащие из земли, рванул к ближайшему укрытию. С Тупикиной на руках, которая, по-моему, вообще со страху и от неожиданности плохо понимала, что происходит.
Оказавшись в зарослях, плюхнул на землю Селёдку, потом рядом плюхнулся сам. В спине что-то хрустнуло. Или тереснуло. Это понятно. Мой Сосуд никогда в жизни ничего подобного не делал. Хорошо, если утром такие кульбиты и номера не закончатся смещением позвонков.
Выглянул из засады и чуть не выматериться. Фокина, чтоб ее разорвало на множество маленьких идиоток, стояла на месте. Она повернула голову в сторону топота, который приближался, и выглядела так, будто прислушивается к звукам. А что там слушать? Там все понятно. Прилизанный несется именно в сюда, потому что здесь можно пройти к корпусу.
В последнее мгновение Фокина сделала несколько шагов влево и красиво ушла в тень деревьев. Профессионально даже ушла, я бы так сказал. Хреново. Это не простой псионик. Он явно имеет определённую подготовку.
Буквально через секунду под свет фонаря выскочил Костик. Выглядел он так, будто только что вырвался из лап какого-то опасного зверя. Волосы стояли дыбом, рубашка была застегнута неправильно. Одна ее пола оказалась выше другой. На ходу вожатый вытирал щеку, на которой виднелся след помады.
Но самое интересное, следом за ним бежала…Бегемот. И видок у нее был ничуть не лучше.
— Константин Викторович! Да остановитесь же Вы, наконец! Произошло недоразумение. — Нина Васильевна тяжело дышала, но продолжала бежать за Прилизанным. Мне кажется, еще немного и она просто рухнет без сил.
— Недоразумение?! — Костик резко
